– Посмотрите на это кресло, – добавил я.
Эш взглянул, и до него начало доходить. Я передал ему меморандум, который он сразу же принялся искать. Я просветил обоих, и они пришли в ужас. Правда, Элли была не так потрясена, как Эш, но она же с нами недавно.
– Не могу поверить, – сказал Эш. – Ханна так безупречна. Каждое утро она заботится о том, чтобы под рукой было по крайней мере три карандаша, отточенных в полном соответствии с ее требованиями.
– Однажды я застала ее, когда она измеряла их линейкой, – вспомнила Люси, и мы все ностальгически засмеялись.
Мы продолжали повторять: «Не могу поверить» еще несколько минут, и тут Элли, которая вдруг притихла, ошарашила нас:
– Мне кажется, я знаю, что произошло.
Но в этот момент вернулась Ханна. На ней не было лица, и ее слегка трясло. Она мрачно улыбнулась Элли и подошла к столу. Я вскочил, уступая ей место, и Ханна выдвинула верхний ящик и начала вытаскивать из него все подряд.
– Я хочу взять на память свои фотографии, снятые на маскараде в 1999 году. Мне позволят, да? Ведь фотографии Чарли, переодетого Суперледи, не являются собственностью «Баббингтона», не правда ли? – Голос у нее осип от слез. И даже воспоминание о том, как в стельку пьяный компаньон ущипнул меня за задницу и сунул мне номер своего мобильника в тот вечер, не подняло нам настроение.
– Что случилось? – спокойно выговорил я.
– Как ты думаешь, я могу забрать мою кружку? Мне бы хотелось.
Это была ее кружка с надписью «Для самых знойных бабенок для „Баббингтона"» – напоминание о самой бездарной кампании за всю историю маркетинга. Несколько лет тому назад, когда маркетинг означал главным образом шушуканье компаньонов в их масонских ложах, наша фирма провела конкурс среди сотрудников на лучший лозунг. Мы сочинили его в один развеселый пятничный вечер, и только в нашем причудливом мирке он мог получить приз (наверно, боссы казались себе очень прогрессивными) и попасть на кружки, ручки, майки и тому подобное. В порыве вдохновения было даже выпущено несколько пар трусов с нашим лозунгом на заднице, но они быстро сделались раритетом для коллекционеров, поскольку кому-то пришло в голову, что это как-то снижает имидж, который намеревался создать «Баббингтон Боттс».
Покопавшись в ящике, Ханна извлекла маленький приз на пластмассовом основании со следующей надписью: «Третье место на турнире „Баббингтон Боттс" по настольному теннису для смешанных пар, 1996–1997». Она взглянула на меня с нежной улыбкой:
– Ты помнишь?
В нашей фирме дух товарищества был настолько непопулярен, что в турнире участвовали всего четыре команды. Мы заняли лишь третье место из-за комического происшествия с Эшем и Люси. Эш так сильно ударил по мячу, что рухнул прямо на дешевый стол, который моментально сложился, захлопнувшись, как растение венерина мухоловка. Сам Эш не пострадал, но край стола, дернувшись вверх, послал Люси в нокаут.
– Возьми, он будет напоминать тебе обо мне. Я взял Ханну за протянутую руку и не отпускал.
– Ханна, что случилось?
Она устало взглянула на меня:
– А как ты думаешь, что случилось? Он меня уволил. Сказал, что это будет не немедленное увольнение, а с предуведомлением – учитывая мою верную службу в течение ряда лет.
Люси закрыла лицо руками. У меня защипало глаза.
– Но почему?
– Я не скоординировала подачу заявки в Конкурсную комиссию на утверждение объединения компаний.
Все горестно умолкли. Теперь нам стало все ясно. Это была вопиющая ошибка, тут не могло быть двух мнений. В результате могла произойти настоящая катастрофа. Если бы мы продолжали пахать, а потом нам дала бы по шапке Конкурсная комиссия, это было бы весьма неприятно, не говоря уже о колоссальных расходах. Казалось бы, о таком важном пункте невозможно было забыть, и тем не менее на нас навалилось одновременно столько дел, что все могло случиться.
– Я знаю, о чем вы все думаете, – сказала Ханна ощетинившись. – Но в мои обязанности это никогда не входило. Я совершенно уверена.
– Так почему же ты берешь на себя вину? – удивился Эт.
– Потому что, по-видимому, это входило в мои обязанности, – с горечью ответила она. – В файле имеются эти проклятые меморандумы от Йана и Элли на этот счет. Я просто никогда их не видела. Не помню, чтобы мне поручили подать заявку во время инструктажа, – но Йан клянется и божится, что говорил мне. – Ханна взглянула на Элли. – Не чувствуй себя виноватой. Это не твоя вина. Каким-то образом я это проворонила и теперь получила то, что заслуживаю.
Никто не нашелся, что сказать, и тут в дверь постучали. Это была моя секретарша.
– Простите, что прерываю вас, Чарли, – сказала Сью, – но Том Галливер хочет вас видеть. – В горле у меня встал комок. Следующий я? – Вообще-то вас всех. Прямо сейчас. Гм-м, за исключением вас, Ханна.
Сью безумно хотелось узнать, в чем дело. Это очень повысило бы ее акции в машинописном бюро, – такая информация дорогого стоит. Но я покачал головой, и она нехотя удалилась.
Мы повернулись к Ханне, которая помахала нам, отсылая прочь. Я видел, как в ней закипает гнев.
– Жизнь продолжается. «Баббингтон» продолжается. Не расстраивайтесь из-за меня. Увидимся позже. Вам бы лучше поторопиться на это заседание. Все неловко вышли из комнаты, а я задержался.
– Если тебе что-нибудь понадобится, если тебе чего-нибудь захочется, ты только позови. О'кей? – сказал я, обеспокоенный ее состоянием.
Ханна внезапно схватила приз и яростно швырнула о стенку. Кубок отделился от основания и отлетел обратно к Ханне. Она снова подняла на меня глаза.
– Прости за кубок, – с трудом выговорила она, и слезы хлынули у нее из глаз. – Прости за все.
Я опустился на колени и раскрыл объятия, и Ханна, с минуту поколебавшись, соскочила с кресла и прильнула к моей груди. А потом она плакала, плакала, плакала до бесконечности.
ГЛАВА 24
Мне пришлось заскочить к себе в кабинет за пиджаком перед тем, как отправляться к Тому. От слез Ханны у меня промокла рубашка, и похоже было, что я пробежал кросс в пять миль – словом, негоже было являться в таком виде к начальнику отдела, каковы бы ни были обстоятельства.
Она проплакала минут пять, а потом стала настаивать, чтобы я шел на заседание.
– Ни к чему еще и тебе нарываться на неприятности, тем более из-за меня, – заявила она, но вид у нее был до того несчастный, что единственное, что мне хотелось – это попытаться хоть как-то ее утешить. Но Ханна оттолкнула меня и поднялась на нога.
– Иди, Чарли, пожалуйста. Мне нужно немного побыть одной.
Я неохотно согласился, но заставил ее восемь раз пообещать, что она позовет меня, как только ей что-нибудь понадобится – включая грудь, на которой можно снова поплакать.
