Да черт с ними, с этими деньгами, я обязан обеспечить своих людей всем. Вот поэтому они за меня, не задумываясь, подставят головы под пули, хотя в месяц их заработок в три раза выше, чем у гэбешников, занятых аналогичной работой, переплата за отсутствие званий составляет около тысячи рублей. В конце концов, кто спасет пацана, если не я?
Саша ушел, а Рябов, похоже, не собирался оставлять меня в одиночестве.
— Ребята играют, а тебе пора на массаж.
— Рябов, вы с нашим узкоглазым специалистом меня так отмассажировали, что голова до сих пор гудит. Я могу согласиться только на легкий точечный массаж.
Из-за стены раздался взрыв хохота, мои молчащие на работе телохранители гоняли бильярдные шары, сбрасывая излишнее напряжение вместе с потоком косноязычного красноречия.
— Точечный массаж, — улыбнулся Рябов. — Тем более я обещал тебе подарок. Ее зовут Инга.
— Это что за приобретение?
— Твой заказ, — рубанул Рябов и вышел из комнаты отдыха.
Я снова смежил ресницы, а когда услышал, как скрипнула дверь, не спешил их открывать. Игра с самим собой быстро надоела; у двери стояла специалист по пассажам Бетховена.
— Инга, ты умеешь делать точечный массаж? — не удивился я проницательности Рябова, обратившись к ней как к давно знакомой.
Девушка отрицательно покачала головой. На что же тогда намекал Рябов?
— Кстати, ты находишься в сауне, и непонятно, почему до сих пор в купальнике, — медленно растягиваю слова, подымаюсь, отбрасываю простыню и бросаю победоносный взгляд, нет, не на Ингу, а в зеркало, отражающее отлично сложенного мужчину, которому вряд ли кто-то даст сорок лет, несмотря на то, что природа определила этот возраст как пик нашего расцвета.
— Выпить хочешь? — обращаюсь я к продолжавшей оставаться у двери девушке. Она молча кивнула головой, я выскочил на стол, открыл антресоли и достал свой НЗ: непочатую бутылку «Наполеона», коробку конфет, фарфоровый кофейник. Если девушка изъявит желание, потом снова полезу в этот шкаф за презервативом со щетинкой.
«Пока не выпьет, не разденется», — решил я и ошибся, потому что купальник на девушке уже отсутствовал. Не торопясь наливаю темно-янтарную жидкость в рюмки и приглашаю девушку к столу, по достоинству оценив ее формы. «Ой, как стыдно», — с удовольствием подумал я, глядя, как она плотно сжала колени. Ничего, девочка, это только прелюдия нашего вечера. Интересно, чем сумел так заинтриговать тебя мой дорогой Сережа?
Появившийся Рябов мог бы ответить на этот вопрос, но даже при большом желании я не сумел бы его задать — слишком серьезным было лицо моего верного спутника.
— Тебе нужно ехать, — отрывисто бросил Сережа.
— Но ведь сегодня выходной, — слабо попытался отбиться я, с восхищением глядя на упруго стоящую грудь минимум четвертого размера, узкую талию и виолончельные бедра скрипачки.
— Выходной уже закончился, — не без доли сожаления вернул меня к действительности Рябов.
— Инга, отдыхай, слушай твою любимую музыку, когда захочешь, Саша отвезет тебя домой, — попрощался я в уверенности, что благодарный Саша не будет стремиться переспать с Ингой до того, как это сделает его хозяин.
— За что старается эта девочка? — спросил я Сережу, когда мы садились в машину.
— За скрипку какого-то Штейнера. Ее все равно не удалось вывезти, уже два года лежит без дела.
— Кстати, никто не был уверен, что это подлинный Штейнер, — машинально отметил я.
— А ей не все равно на чем пиликать? — искренне удивился Рябов и добавил: — Тебя срочно требует Леонард Павлович.
— Он что, наелся своей мочегонной фасоли или настой бузины не унял расшалившуюся печенку? — разъярился я, раздосадованный тем, что из-за старика не удалось трахнуть пристыдившую меня скрипачку уже сегодня. — Так что же случилось? Вышегородский отдает концы и хочет составить завещание в моем присутствии?
— Я не в курсе, — неуклюже соврал Рябов и мягко сказал: — Поехали.
Чудом избежав встречи с Сабиной, я быстро взбегаю на второй этаж, без стука вхожу в комнату старика: Вышегородский сидит в вольтеровском кресле с книгой в руках, рядом с ним пристроился Гарик, тут же показавший мне язык.
— Что случилось, Леонард Павлович?
— Гарик, принеси дедушке водички, — вместо ответа обратился к своей бледной копии Вышегородский, но наш родственник даже не пошевелился.
Судя по всему случилось что-то серьезное, поэтому я не стал упрашивать Гарика, а просто сгреб его в охапку и выставил за дверь, откуда тут же донесли вопли сына и перепуганные крики жены.
— Сегодня ночью вылетишь к Вершигоре, — мягко произнес старик, радуясь тому, что вся ненависть внука за столь бесцеремонное обращение ляжет на мою особу. — Самолет через три часа, билеты внизу на столе. Заберешь мой любимый авангард, Вершигора должен исчезнуть.
— Совсем? — осведомился я. — И почему такая спешка?
— Потому что завтра днем прокурор подпишет постановление на его арест. Но совсем такому богатому человеку исчезать не следует, тем более, что у него мешок надежных документов. Тебе следует предстать в образе спасителя, избавляющего его от обузы в обмен на бесценные сведения. Жизнь дороже полотен, тем более, что он вкладывал деньги не только в искусство.
— А если его уже предупредили? — наивно подставился я и получил в ответ справедливую отповедь:
— Тебе пора уже сперва продумывать ход, а потом действовать. Кстати, если бы не благословение хозяина Никольского, я бы не позволил делать такой рискованный шаг. Пусть это будет уроком против самонадеянности. Что касается Вершигоры, то одними сведениями дважды не торгуют, опасно. Так что этой ночью тебе предстоит провести сорок пять минут в воздухе, — улыбнулся старик.
Я сделал вид, что ничего не понял, потянул на себя дверь, посторонился, пропуская Гарика, прошмыгнувшего в комнату деда с искаженным от злобы лицом, прикурил сигарету и попытался вычислить комбинацию Вышегородского, вроде бы поменявшего сведения о Вершигоре на жизнь ставшего опасным даже для своего хозяина наглеца Никольского. Интересно, кто командовал покойником, наверное у него чин не ниже полковника? Зачем он сохраняет жизнь Вершигоре? И почему старик посылает меня, когда Рябов сам бы справился с таким элементарным делом? И откуда у Вершигоры авангард? Вопросы, вопросы, над которыми не следует ломать голову; для Вышегородского я только машина, приводящая в действие его замыслы.
— Сабина! — гаркаю от злости на самого себя, и моя дорогая супруга вылетела из своей комнаты, с обожанием подняв голову вверх. — Свари кофе, двойной, без сахара.
— Две порции, — поспешно добавил я, заметив неподвижно сидящего в углу Рябова.
— Сережа, ребята где?
— На улице. Две машины выехали полчаса назад, — подтвердил мое предположение больше знающий, чем говорящий Рябов.
8
Рубиновый мотыль, коснувшись воды, разлетелся по ее поверхности после быстрой атаки жемчужного гурами. Ярко-красный меченосец судорожно глотал свою долю добычи, юркие неоны подбирали снизу совсем крохотных червячков, ускользнувших от широко раскрытой глотки парусообразной скалярии, и только глупый золотохвостый вуалехвост скромно держался в стороне, перепуганно таращась по сторонам своими громадными выпуклыми черными глазами. Наши меньшие братья не отличаются своим поведением от старших. Кто смел — тот два съел, трусам достаются объедки, как вуалехвосту.
Шесть громадных аквариумов могли показаться в салоне клуба-студии «Солнышко» чем-то лишним только на первый взгляд. Многие посетители, наглядевшись на продающиеся здесь предметы, с удовольствием переводили свой взор на обитателей подводного царства. Даже как-то не верится, что за окном, возле которого прекрасно себя чувствуют обитатели тропиков, стоит зима, с ее холодными дождями вперемешку с мокрым снегом.
Клуб-студия «Солнышко» начал свою работу при комитете комсомола Южноморского пароходства два месяца назад, но уже за такой короткий срок успел обрасти многочисленной клиентурой. Доходы от реализации товаров распределялись следующим образом: тридцать процентов комсомолу, семьдесят — на зарплату и развитие производства. Деньги здесь плодились с невиданной скоростью, даже на центральной улице города появились лотки, с которых продавались товары. Комсомольское предприятие не ограничилось лишь продажей картин, графики, чеканки, произведений декоративно-прикладного искусства. И это был очень верный ход. Рано или поздно, как и во всякой конторе наши славные правоохранители должны были начать искать здесь какие-то левые дела, как говорят деловые, вошей. Чтобы облегчить их задачу, воши были рассыпаны щедрой рукой лишь бы до главного они не добрались. На комиссию у моряков принимались ручки с золотыми перьями, бижутерия, косметика. Клиенты шли косяком со всех сторон. Сдатчик называл свою цену, к которой приплюсовывалось двадцать процентов комиссионных, а покупатель хватал дефицит, стоило ему появиться на прилавке, по любой цене. Даже на дезодорант, отпущенный «Солнышку» со складов пароходства, была установлена двадцатипроцентная надбавка, пятирублевый флакон люди с радостью брали за шесть.
