— Все-таки интересно, чем еще ты меня порадуешь? — возвращаю загоревшиеся глаза собеседника в их прежнее состояние.
Вместо ответа Студент молча протягивает измятый листок бумаги. Все начнется с этого листика, названия работ, форматы, краткое описание и прочая библиография будет занесена в каталоги с предельной точностью. А пока приходится читать самые, как высказался Студент, поверхностные сведения.
Ламбо, Бельгия, «Натурщица», бронза. Аман-Жан Эдмон, Франция, «Голова девушки». Бронзовый портрет Наполеона работы Нанинни, Италия. Французский художник XVII века, «Мадонна», медь, масло. Итальянский художник XVI века, «Святое семейство». Итальянский художник XVII века, «Снятие с Креста». Нейр, XVII век, «Весенний пейзаж», дерево, масло. Нидерландский художник XVI века, дерево, темпера. Нидерландский художник круга Флориса, «Сусанна и старцы», приблизительно середина XVI века, дерево, масло.
Совсем неплохо, подумал я, и тут же высказался:
— И это все?
— Вы видимо забыли, что я не успел посмотреть все работы. Насколько помню, там еще мужской портрет, пока не определил чей, работы Иоганна Барду и «Детская головка» Пиетро деи Ротари.
— Словом, фрагмент целенаправленно собиравшейся коллекции.
— В том-то и дело, что некоторые произведения плохо связаны с этой тематикой. Почему в собрании западноевропейской живописи есть работы российских мастеров более позднего времени, седельный пистолет, совершенно не отреставрированный, как там оказалось «Море» Федора Рерберга, этюд к картине Саврасова «Грачи прилетели»? Больше напоминает случайный набор, по какой-то причине оказавшийся в коллекции. И, наконец, часы. Я понимаю, есть коллекционеры, приобретающие все подряд, но тогда вряд ли им удалось бы достичь такого высокого качества подбора работ.
— Может быть обменный фонд?
— Вполне, но это не более чем версия.
Если меня интересует в конечном итоге стоимость этих произведений искусства, то для Студента это вообще несущественно. Ему главное знать: что, откуда и почему. Пусть возится, если ему так нравится, главной цели его работы это не мешает, а зачастую совсем наоборот, дополнительные сведения помогают поднять планку цены картины.
— Здесь еще есть и часы, — повторил Студент, — и очень интересные. Я еще не смотрел, хотите сделаем это вместе?
— Давай, разберемся.
В конце концов должен я показать Студенту, что тоже кое-что могу сказать о предметах своего бизнеса. И пока он осторожно обходил груды книг, лежащие на пути во вторую комнату, я приоткрыл форточку и северный порывистый осенний ветер ворвался в это хранилище с затхлым воздухом и мгновенно поднял к потолку сизоватый дым быстро тлеющей сигареты «Пэлл-Мэлл». Студент отодвинул в сторону груду каких-то бумаг и осторожно поставил на стол тяжелые часы.
Вот это да, словно не старинный хронометр, а самый настоящий памятник в миниатюре: на малахитовом постаменте в виде уходящей вверх скалы три фигурки воинов в средневековых латах, чуть повыше небольшой циферблат, всю эту композицию венчает искусно выполненная валькирия.
— А часы ведь новые в сравнении с названными ранее вещами, приблизительно конец прошлого века.
— Это все, что вы можете сказать?
— Могу еще сказать, что фигурки серебряные, проба высшая. Теперь давай ты.
— Высшая проба серебра, начиная с 84 по 94, причем это 91 проба, а, как известно, она вместе с 88-й была установлена только в 1847 году. Если бы вы взяли эти часы в руки, то без труда обнаружили бы печать фирмы «Фаберже».
— Следовательно, эти часы сделали в столице империи.
— Не обязательно. В свое время у фирмы было три отделения, несколько мастеров работало в Лондоне, десять — в Киеве, и двадцать пять— в нашем городе. Но вы правы, эти часы явно не местного производства, потому что на изделиях, создаваемых в Южноморске, стояло клеймо «КФ», а здесь совершенно другое. Но даже если бы на часах находилось не одно из пяти других клейм, а именно это, все равно бы я настаивал, что часы были созданы в Петербурге.
— И из чего следует такой смелый вывод?
— Дело в том, что рядом с клеймом стоит личная печать Юлия Раппопорта, главного серебряника фирмы «Фаберже», а его мастерская была далеко отсюда. Но вторые часы, пожалуй, более интересны, чем эти. Над ними стоит серьезно поработать. Возможно именно они дадут ответ на вопрос — как пополнялось это собрание. Посмотрите.
Первое впечатление было таким, что в мои руки попалась обычная «цибуля». Никто не отрицает, приятно держать в руках золотые старинные часы, им, минимум, лет сто пятьдесят, с прекрасно выполненной эмалью, на которой сошлась в рукопашной античная пехота, заботливо обрамленная россыпью бриллиантов. Но что в них такого необычного, что удивило даже Студента? Уж кто-кто, а он этих часов на своем веку повидал, как фарцовщик «ситизенов».
— В чем же главный секрет?
— Стоит только открыть крышку, и вы с ним познакомитесь. Кстати, судя по всему, это работа Иокима Гарно, приблизительно начало XVIII века. Открывайте крышку.
Можно подумать, что сейчас эти часы вместо «Боже, царя храни» заиграют «Вставай, проклятьем заклейменный». Но, открыв крышку, я удивился собственной проницательности. На ее внутренней стороне была выгравирована надпись «Начальнику Всероссийского Главного Штаба Николаю Осиповичу Раттелю от Реввоенсовета Республики». И дата — 1919 год. Вот это находка, сегодня цена подобной надписи не уступит первоначальной стоимости старинного брегета.
Когда я вышел от Студента, было довольно поздно. За рулем моей машины неподвижно сидела чересчур знакомая фигура.
— Сережа, судя по твоему виду, произошло что-то нехорошее.
— Нет, все в порядке. Ребята принесли деньги от Коти. Я сделал на них закупку. Цены, как ты сказал. А зачем было брать валюту у Леонарда Павловича? Тут еще твоей осталось.
— Пусть дедушка считает себя причастным к великому делу. А вместо валюты отдашь ему работы Филонова, они лежат в багажнике. Старик обрадуется, это же его конек. Какое у нас расписание на завтра?
— Завтра на первом месте тренировка и сауна. Остальное — в рабочем порядке.
Не знаю, откуда Рябов выцарапал эту дурацкую фразу «в рабочем порядке», но произносит он ее постоянно и с явным удовольствием.
— Да, кстати, с Никольским произошел несчастный случай. Он бухал в «Южной Пальмире». Опять к кому-то пристал, так им всем впервые там хорошо наваляли. Милиция появилась. А у тех парней полные карманы. Словом, побежали они. Милиция стала догонять.
— Они что, пешком в свой город бежали?
— Нет, на машине. Авария произошла в конце моста. Там с двух сторон знак «тридцать», а они сильно гнали. В конце моста, на самом подъеме, пересекли сплошную, «Запорожец» мешал, обогнали. А тут вылетел панелевоз. Ему шестьдесят еще можно, а у них на чужой полосе все девяносто вместо тридцати. И габариты они потушили, чтоб догонять труднее было. Там сейчас ГАИ разбирается, хотя ясно, что сами виноваты. Вдобавок пьяные были, это вскрытие определит. Я тебя всегда предупреждал, чтоб ездил аккуратно.
Вот это забота, хоть бери и награждай Сережу чем-то памятным, например, переходящим красным маузером имени наркома Берии.
— На кого работал Никольский?
— Когда я брал деньги, Леонард Павлович сказал, чтобы нас это не трогало, — добровольно раскалывается в своем стукачестве Рябов.
Хорошо иметь такого тестя, подумал я, и окончательно понял, как прав был в свое время Горбунов, справедливо утверждавший, что я обязан старику всем. Даже трепетное отношение Сережи ко мне было бы, наверняка, попрохладнее, если бы не его точно сделанная, словно рулеточная, ставка: я — это цифра, старик — цвет. Цифра может принести однажды огромный куш, но цвет гораздо чаще выручает игрока по мелочам. Чтобы не ошибиться, Рябов инстинктивно ставит и на то, и на другое, при этом всячески стараясь доказать: нет для него большей ценности, чем жизнь его шефа, но нет и более дельных советов, чем те, что изредка дает больной старик, одиноко прозябающий на своей даче.
7
Все-таки хорошо, что изредка Рябов настаивает на выходном. Хотя бы раз в две недели требуется полное отрешение от дел, иначе голова начинает работать, как будто принадлежит она одному из высокооплачиваемых специалистов Академии так называемых общественных наук.
Колеса плавно шли по обильно опавшей листве. Сережа выдавал какой-то анекдот, несмотря на то, что рассказывать их он абсолютно не умел. Впрочем, когда о делах ни слова, нужно ведь чем-то занять время, пока доберемся до места назначения.
Еще не кончилась городская линия, как потянулась линия глухих заборов и колючей проволоки. Наша доблестная армия захватила такой громадный отрезок побережья, какой и Пентагону в курортном месте не по карману. Пусть южноморцы и многочисленные приезжие жмутся друг к другу на городских пляжах, как в трамвае, здесь на громадном протяжении и песок золотистый, и кроме отдыхающих семейств офицеров — ни души. И в отличие от городских пляжей, еще купаться можно без риска подцепить в воде какой-нибудь сувенир, заставляющий назначать срочное свидание дерматологу. Обстоятельные люди военные, даже специальный пруд вырыли для генеральской рыбалки и вышку с часовым возле него установили, чтоб тень падала и никто нагло к пруду через забор не перелез.
