тогда как другой намеревался «показать совершенное согласие Христианства со всеми другими формами универсальной традиции». Некоторые из статей Шарбонно-Лассэ и сотни его замечательных гравюр на дереве, опубликованных в двух журналах, затем вошли в «Бестиарий Христа». Хотя Интеллектуальное излучение выходило столь ограниченным тиражом, что обнаружить его сегодня ни в публичных библиотеках Франции, ни иного зарубежья, не представляется возможным. К слову, журнал Regnabit был вынужден приостановить свой выпуск по наущению «антисектантских» групп католических экстремистов, для которых изучение эзотеризма примордиальных христианских символов являлось предметом франкмасонства и оккультизма и не могло занимать столько места в католическом обозрении.
Шарбонно-Лассэ. Фото с книгой
В это же время, 1920-е и 1930-е гг., Луи Шарбонно-Лассэ предпринял контакт с католическими «инициатическими» братствами, существовавшими предположительно с XV-го столетия — Орденом Внутренней Звезды (L’Estoile Internelle) и Братством Рыцарей Божественного Параклета, правда их существование и оспаривается некоторыми публицистами. Тогда же он стал хранителем архива этих организаций, очень посодействовавшего ему в исследовании христианского символизма. К рассказу о данных сообществах мы перейдем во второй части нашего предисловия.
Во время Второй Мировой войны дом Луи Шарбонно-Лассэ в Лудюне был реквизирован немецкой оккупационной администрацией, но ему разрешили там проживать. И он продолжал заниматься своими исследованиями, насколько в ту пору ему могло позволить здоровье.
В 1933 году, когда ему уже исполнилось 62 года, Луи Шарбонно-Лассэ женился на мадмуазель Элен Рибьер, умершей десять лет спустя. Он ее пережил на несколько лет, почив в Бозе от неизлечимой болезни желез 26 декабря 1946 года и оставив по себе довольно богатый архив и несколько незавершенных рукописей. Ему было 75 лет.
Предтечи символизма Шарбонно-Лассэ в римско-католических кругах
Возникает закономерный вопрос: были ли предшественники в мировоззрении и творчестве у Луи Шарбонно-Лассэ, и если да, то кто они? Несомненно, что наш выдающийся христианский символист появился никак не на пустом месте. Вообще, католическое богословское направление символической интерпретации возникла во Франции в революционный и постреволюционный период, и некоторые исследователи относят его к возрождению религиозного романтизма. В определенном смысле, символическую интерпретацию можно считать реакцией на произведения ученых из лагеря либеральной эволюционной теологии Франции и Германии, усиливавших критику в адрес Священного Писания и Священного Предания; среди них стоит упомянуть немцев Альбрехта Ритчля (1822–1889) и его ученика Адольфа фон Гарнака (1851–1930) и, конечно, выдающегося француза Эрнеста Ренана (1823–1892).
Здесь стоит отметить, что именно римско-католическая епархия Отюна рядом с Лионом сыграла важнейшую роль в попытке создания большой школы символической интерпретации, наследником которой стал Шарбонно-Лассэ. Одним из ее протагонистов являлся Жан-Батист-Франсуа Питра (1812–1889), выпускник семинарии в Отюне, бенедиктинский монах, переводчик Святого Пектория Отюнского, богослов, историк церкви, библиотекарь Святой Римской церкви (1869–1889), камерленго Священной коллегии кардиналов (1875–1876) и вице-декан Священной Коллегии кардиналов (1884–1889). В 1859 году Питра по поручению папы Пия IX посетил Россию для занятий в библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга с целью изучения канонов и литургической практики православной церкви, и с тех пор прославился одним из лучших специалистов в области восточной догматики и русских церковных традиций. Свою жизнь эрудита Питра посвятил доказательству подлинности «Ключа» Святителя Мелитона Сардийского (II век), который считался до него принадлежащим перу псевдо-Мелитона, настаивая на непрерывности символического смысла в интеллектуальном учительстве церкви. В 1853 году Жан-Батист-Франсуа Питра писал по поводу своего труда о Святом Мелитоне Дому Геранже: «Мне представляется, что работа завершена, и я вправе заключить, что символизм — это наука…; традиционная наука, поскольку обладает рядом памятников и учений…; и в нем в особенности нет никакого места для частных воображений».
Другим предтечей Луи Шарбонно-Лассэ был барон Северен-Флорантен-Алексис Сарачага и Лобанов-Ростовский (1840–1918), создавший вместе с иезуитом Виктором Древоном Евхаристический музей Иерон, находящийся в коммуне Парэ-ле-Мониаль на юге Бургундии. Барон Сарачага и Лобанов-Ростовский родился в баскско-русской семье в Бильбао 8 ноября 1840 года: его отец барон дон Хорге Сарачага и Уррия-Нафаррондо, офицер Баденской армии, служивший затем дипломатом в России и женившийся здесь в 1837 году, состоял в родстве с семейством Святой Терезы Авильской, происходящим от «новых христиан», крестившихся в ходе Реконкисты иудеев-сефардов Пиренейского полуострова; его матерью была княжна Екатерина Лобанова-Ростовская, родителями которой являлись князь Алексей Лобанов-Ростовский, министр юстиции России, и графиня Александра Кушелева, подруга русской императрицы (Руммель и Голубцов, Родословный сборник русских дворянских фамилий, 1886 год).
Барон Алексей де Сарачага в своем музее
Алексей (Алексис) Сарачага и Лобанов-Ростовский в раннем возрасте потерял родителей (отец умер в 1842 году, а мать — в 1847), будучи отданным на воспитание деду с бабкой по материнской линии, проживавшими тогда в Париже, а затем в 1852 году — своему норвежскому дяде (брат Алексиса Гвидо и сестра Эсперанца умерли в младенчестве). Повзрослев, Алексис поступает в Федеральную политехническую школу в Цюрихе, но оставляет ее три года спустя, не окончив образования. В 1867 году молодой барон становится чиновником Министерства иностранных дел Испанского королевства в Мадриде. Затем работает в испанских дипломатических миссиях сначала в Париже, а затем в Санкт-Петербурге, с головой окунувшись в светский образ жизни северной столицы. На своей второй родине 19 января 1862 года он был именован императором Александром III бароном Алексеем Сарачаговым. Обнаружив ребенка, умершего от холода у дверей своей квартиры в Санкт-Петербурге, он решает отказаться от насыщенной светской жизни, которую до сих пор вел. По другой версии он обратился на христианское поприще под воздействием образа Священного Сердца Иисуса Христа, который им созерцался в одной из московских церквей. Как бы то ни было, но в 1873 году он встречает иезуита отца Виктора Древона, задумавшего основание музея священного искусства в Парэ-ле-Мониале в Бургундии (французский департамент Саон-э-Луар). Он присоединяется к отцу Виктору в этом городе и берется за осуществление проекта и распространение своих идей. Виктор Древон умирает в 1880 году, а барон Алексис Сарачага и Лобанов-Ростовский неустанно продолжает свою деятельность по созданию и развитию духовного евхаристического музея Иерон вместе со своими помощниками бароном Феликсом д’Алькантара, доктором Анри Фавром, его дочерью госпожой Бессоне-Фавр и бароном Феликсом де Роснэ (Rosnay). Дело в том, что в Парэ-ле-Мониаль в XVII-м столетии бургундской монахине Маргерит-Мари Алакок (1647–1690) в ходе видений Иисуса Христа было явлено Священное Сердце Спасителя; отсюда здесь и возник римско-католический культ Священного Сердца, отмечающийся на 19-й день после празднования дня Троицы-Пятидесятницы и в основном приходящийся на месяц июнь по Григорианскому календарю. Повторим, что журнал Regnabit и наследующее ему периодическое издание Интеллектуальное излучение,
