Премьер-министр начал свой ответ неожиданным образом: «Я поздравляю достопочтенную леди за столь впечатляющее парламентское выступление. Оно было исполнено наилучшим образом и в стиле, которым достопочтенная леди может гордиться».
Это было хорошее начало. Но далее он озвучил новые уступки профсоюзам: отмена пятипроцентного ограничения, жесткий контроль цен и расширение принципа «сопоставимости», при котором работники государственного сектора могли ожидать большей заработной платы. Всем этим правительство намеревалось заставить профсоюзы согласиться на новую политику доходов. При этом он забыл обратить внимание на то, что все, кроме крайне левых, считали главной проблемой чрезмерную власть профсоюзов.
На мои предложения премьер-министр не дал прямого ответа. Он явно был растерян. Вопрос был теперь в том, стоит ли мне повторить наше предложение на следующий вечер в политическом выступлении по телевидению или ограничиться критикой парализованного правительства и обещанием, что консервативное правительство осуществит реформу закона о профсоюзах. На следующий день, прочтя текст выступления, я сделала его жестче. Но, в конце концов, предложение было сделано, и чем четче мы его представляли, тем большую общественную поддержку завоевывали. Мы записали выступление в моем кабинете в Палате. И снова правительство не дало прямого ответа.
Но теперь появился дух Банко, чтобы преследовать правительство. Проблема делегирования власти, которую рассчитывали использовать, чтобы сохранить собственную власть, опираясь на шотландских и уэльских националистов, возникла перед Джимом Каллагеном в самый тяжелый для него момент. Потерпев поражение с шотландским и уэльским законопроектом в начале 1977 г., лейбористы заново представили законопроект о делегировании власти в новой форме, отдельно для Шотландии и отдельно для Уэльса, с проведением референдума в каждой из этих стран. Несогласие парламентариев и их однопартийцев привело к нескольким поправкам. Когда 1 марта 1979 г. состоялось голосование в Шотландии, незначительное большинство голосов было «за», гораздо меньше необходимых 40 % от общего числа электората, а в Уэльсе значительное большинство проголосовало против.
Теперь было вероятно, что правительство не сможет остаться у власти, но обстоятельства, при которых должны были состояться парламентские выборы, предсказать было нельзя. Премьер-министр пытался затянуть дискуссию о делегировании власти, вместо того чтобы аннулировать законопроект. Но его потенциальные союзники готовились отступить. У Шотландской национальной партии больше не было причин удерживать лейбористов в правительстве. Либералы хотели досрочных выборов, хотя опросы общественного мнения показывали слабость их позиции. Это было потому, что они хотели избежать скандала в связи с грядущим судом их бывшего лидера Джереми Торпа, обвиняемого в заговоре с целью убийства, в чем позднее его признали невиновным. Уэльских националистов, которые были ближе к социалистическим настроениям, еще можно было убедить. Получалось, что голоса членов парламента от Северной Ирландии – десять ольстерских юнионистов, один член Социал-демократической и либеральной партии и один независимый республиканец – могли оказаться решающими.
В четверг 22 марта премьер-министр предпринял последнюю попытку продолжить обсуждение вопроса о делегирования власти и убедить Шотландскую национальную партию продолжить переговоры. У него не было шанса на успех, и, ожидая поддержки нашей линии со стороны либералов и Шотландской национальной партии, я согласилась, что вопрос следует вынести на обсуждение. Консервативные партийные организаторы взялись убеждать малые партии, чтобы их наименее надежные члены присоединились к нам. Так же важна была полная явка консервативной фракции. К счастью, никто не был серьезно болен, хотя машина одного из парламентариев перевернулась на дороге, а другой, хоть и сраженный накануне смертью жены, настоял, что приедет голосовать.
Среди шума и беспорядка мы начали собирать лобби для голосования. Проголосовав, я вернулась на свое место рядом с Уилли, Фрэнсисом и Хамфри и ждала, чтобы узнать нашу судьбу. Хамфри обеспечил меня предварительной информацией о результатах. Он попросил Дж. С. Томаса, одного из старших «кнутов», быстро пройти по нашему лобби и затем встать у входа в другой. Как только мы все проголосовали, сообщение о результатах было отдано Томасу, который мог слышать результаты подсчетов из другого (правительственного) коридора. Как только они закончили, он уже знал, победили мы или нет. В случае поражения он бы вернулся и просто встал рядом с креслом спикера. В случае победы он бы поднял вверх палец, чтобы дать знак Хамфри. Только позднее мне объяснили эту процедуру. Я лишь увидела, что Томас вернулся, и тогда Хамфри наклонился ко мне и театральным шепотом сказал: «Мы победили!» Объявленные цифры это подтвердили. «Да» – 311. «Нет» – 310. У меня появился шанс, мой единственный шанс. Я должна схватить его обеими руками.
Два дня спустя я присутствовала на приеме в моем избирательном округе по случаю сбора средств, организованного компанией «Мотабилити», которая обеспечивала инвалидов специальными автомобилями по доступным ценам. Я открывала презентацию. Мои мысли были отданы политическому выступлению по телевидению, которое мне предстояло сделать в тот вечер, когда Дерек Хау подошел ко мне и сказал: «Я думаю, вам следует знать, что была взорвана бомба рядом с Палатой общин, предположительно в гараже. По меньшей мере один человек очень серьезно ранен, но мы не знаем кто».
Сотня предположений пронеслась у меня в голове, когда мы ехали в студию Би-би-си в Портланд Плейс. Когда мы туда приехали и перед тем как зайти в гримерную, один из продюсеров отвел меня в отдельную комнату и сказал, кто это был. Это был Эри Нив. Он был серьезно ранен. Ирландская национальная освободительная армия, отколовшаяся от ИРА фракция, подложила бомбу в его машину, и она взорвалась, когда он выезжал с автостоянки Палаты общин. Было маловероятно, что он выживет. После этого я никак не могла собраться для выступления по телевидению. Я чувствовала себя оглушенной. Горечь утраты пришла позже. Вместе с ним пришла ярость, что этот человек, мой друг, который отмахивался от стольких опасностей в своей жизни, был убит кем-то, кто был хуже обычного преступника.
Глава 12
Всего один шанс…
Перевод Баратов П.Н.
Всеобщие выборы 1979 года
Сравнение черновой версии Манифеста от августа 1978 г. с окончательным текстом иллюстрирует характер поправок, которые вносили Кит Джозеф, Джеффри Хау, мои советники и лично я. В 1978 г. я была готова поддержать то, что предлагал Джим Прайор, включая обещание, что мы будем «беспристрастны в своем подходе к проблемам промышленности». Текст 1979 г. существенно отличался. Теперь мы обещали установить «справедливый баланс между правами и обязанностями профсоюзного движения». Мы бросили вызов самой идее, что закон не имеет значения: «Лейбористы утверждают, что систему взаимоотношений в британской промышленности нельзя улучшить внесением изменений в закон. Мы не согласны. Если закон используют для дарования привилегии, его можно использовать и чтобы налагать обязательства».
Мне не нравились тон и путаность, присущие изложению Дж. Прайора. Но еще сильнее я противилась его предложениям относительно закрытых профсоюзных предприятий. Джим написал, что «мы принципиально против предприятий, принимающих на работу только членов профсоюза», он также добавил, что «ряд руководств и профсоюзов считают, что этот метод удобно использовать в качестве аргумента при переговорах». Контраст между требованием того, что «принципиально» и что «удобно» в одном предложении, поражал меня сильнее всего. Джим также хотел пообещать «процессуальный кодекс», который контролировал бы предприятия, принимающие на работу только членов профсоюза. В противном случае это может привести к тому, что рабочие потеряют средства к существованию без возмещения убытков либо от работодателя, либо от союза, и мы должны быть готовы к изданию законов, защищающих их права.
Я настаивала, что у тех, кого несправедливо не приняли или исключили из союза, должно быть право на обжалование через суд. В 1979 г. мы отказались от формулы, согласно которой закрытые профсоюзные предприятия неизбежны, обозначив намерение изменить закон. Манифест обещал расследование принудительной практики рекрутинга печатного союза SLADE. Вдобавок мы четко заявили, что кодекс будет иметь обязательный статус.
Но главное изменение в документе касалось пикетов. В 1978-м меня устраивало то, чего хотел Дж. Прайор: «Совместно со всеми партиями мы должны найти приемлемые средства для регулирования проведения пикетов. Строгие правила, принятые NUM в феврале 1974 г., могли бы составить разумную основу для этого». Не было упоминания о законодательной базе. К счастью, шокирующие сцены «зимы недовольства» показали, что этот подход теперь не годился. Теперь мы обещали, что будем готовы предпринять дальнейшие законодательные шаги, если это окажется важным: «Мы внесем любые изменения, необходимые для того, чтобы гарантировать право гражданина работать и заниматься своими законными делами добровольно и беспрепятственно».
