Прежде чем мы начали ковер, я показала свой последний набросок Гостахаму и спросила его одобрения. У него ушло всего несколько мгновений, чтобы взглянуть, улыбнуться и просто сказать:
— Вот ты и поняла.
В его глазах было нечто похожее на удивление.
— Хоть ты не мое дитя, но ты воистину дитя моего сердца, — сказал он. — Мне всегда хотелось поделиться секретами своего ремесла с сыном. Пусть Аллах не даровал мне сына, однако дал тебя.
Он остановил на мне теплый взгляд, и я ощутила, словно ясные глаза моего отца светятся в нем.
— Благодарю вас, дорогой аму, — ответила я, купаясь в его любви. Впервые посмела я обратиться к нему так — «дядя».
Нахид въехала в один из множества домов, которыми владел Ферейдун; этот был расположен у Зайенде-Руд, с видом на воду и горы. После того как она обустроилась, она прислала гонца с приглашением посетить ее. Мне не хотелось идти, но я знала, что должна, чтобы все выглядело правильно.
Я шла через квартал Четырех Садов к реке и радовалась, что ее дом так далеко от старой Пятничной мечети и того особняка, где я встретила Ферейдуна. Я свернула у моста Тридцати Трех Арок. Воздух был свеж, его охлаждала река. Я поняла, что дома казались большими из-за расстояния между высокими воротами. Посланец Нахид сказал мне искать новый дом со множеством ветроуловителей на крыше. Они гнали воздух внутрь дома и остужали его в подвале над бассейнами с водой, даря обитателям прохладу в самые знойные дни.
Когда я ступила в высокие ворота, сторожившие дом Нахид снаружи, я была потрясена. Это был маленький дворец, такой, какой Ферейдун мечтал населить дюжиной сыновей и дочерей. Почтительная служанка приняла мой чадор и провела меня в гостиную с коврами, затканными такими крохотными розетками, что их, казалось, могли сделать лишь детские пальчики. Вазы для цветов и омовений были все из серебра. Подушки, затканные серебряными нитями, сверкали. Я постаралась подавить зависть, поднявшуюся в моем сердце.
Нахид вошла в комнату, и я удивилась, как быстро она освоилась с ролью богатой и властной женщины. На ней были тяжелые золотые браслеты со свисавшей бирюзой и жемчугами, то же сочетание камней на лбу, нашитых на золотую ленту, поддерживающую ее кружевную накидку. Бледно-голубой шелковый халат и рубашка были неяркими и старили ее. Лицо ее было спокойным и замкнутым. Глаза казались больше, чем всегда, но сейчас уже не были красными. Теперь она правила домом с двенадцатью слугами, занятыми только ее нуждами.
— Нахид-джоон! — сказала я, целуя ее в каждую щеку. — Хотя, я думаю, раз ты замужем, я должна звать тебя Нахид-ханум! Как ты?
— А как я выгляжу? — устало отозвалась она.
— Как луна, — сказала я, — но чуть постарше.
— И печальнее.
— Да, и печальнее, — сказала я.
Мы смотрели друг на друга, и грусть ее глаз отражалась в моих. Мы сели рядом на подушки, Нахид велела подать кофе и сласти.
— И как замужняя жизнь? — спросила я, стараясь выглядеть беспечной.
— Замечательно, как и ожидалось, — пожала плечами она. — Я его редко вижу.
Это было странно для новобрачной, но я не могла не надеяться, что причина во мне.
— А почему?
— Он так занят своими землями, лошадьми, поручениями отца.
— Но наверняка находит время и для тебя.
— Только по ночам, — сказала она.
Я ожидала услышать от нее совсем другое. Рассматривая ее лицо и тело, искала признаки удовлетворения и надеялась не найти. Невыносима была мысль, что они наслаждаются друг другом, и я быстро ответила:
— Похоже, ты не можешь забыть Искандара.
Ее глаза стали еще больше и печальней, но она не дала себе воли.
— Никогда, — прошептала она.
Она поманила меня.
— Я должна говорить тихо. Я не могу себе позволить здесь ничего, пока не пойму, кто здесь верен ему, а кто мне. Я должна притворяться, что все точно так, как я хочу.
— Как мне жаль, что ты так несчастна, — прошептала я в ответ.
— Могу ли я быть счастлива? — ответила она. — Его не сравнить с Искандаром. Он некрасив и недобр.
В моих глазах Ферейдун был куда красивее Искандара. Я вспомнила его мускулистые бедра, оплетавшие мои, и его горячую крепкую грудь, плотно прижатую к моей. Я едва не запротестовала: «А его прекрасные волосы? А его язык, когда он выводит им узоры на твоих бедрах?» Но вместо этого я заговорила о других вещах — о ковре, над которым работала, о свадебных подарках Нахид, ее каллиграфии, — и все равно разговор упорно возвращался к Ферейдуну.
— Я бы даже выдержала замужество за ним — любой мужчина такой же, как другой, если он не Искандар, — когда бы не то, что происходит по ночам… — сказала она и тут же осеклась, отпила глоток кофе из маленькой чашечки тонкого голубого фарфора. — Будь ты замужем, я бы все рассказала тебе.
Даже после этих слов я поняла, что Нахид мне расскажет все, потому что хочет выговориться, а я единственная, кому она доверяет. Но я не хотела слушать.
— Ты уже повидала его дочь? — быстро перебила я, стараясь поменять тему.
Нахид удивилась:
— Кто тебе рассказал о ней?
Секунду я не знала, что ответить. Надо быть крайне осторожной, чтобы не выдать себя.
— Э-э-э-э… ну, ковер… — выдавила я. — Помнишь ковер, который он заказал, с талисманами, благодарение Аллаху, что к его дочери вернулось здоровье?
— Ты когда-то упоминала ковер, с которым помогала Гостахаму, — сказала Нахид. — Но ты никогда не говорила мне, что его заказывал Ферейдун.
Я с трудом перевела дыхание.
— Так я его не связывала с мужчиной, который на тебе женился, до недавнего времени, — солгала я.
— О, — сказала она. — Я могла бы ожидать, что ты расскажешь мне все, что знаешь, о мужчине, за которого я выходила. — Тон ее был резок.
— Я поистине сожалею, — пробормотала я. — Должно быть, позабыла.
— Странно, — ответила она. — А что ты еще о нем знаешь?
Мое сердце словно чернело, как сердце ягненка, поджариваемое на углях.
— Только то, что Гостахам рассчитывает на новые заказы! — быстро сказала я, пытаясь быть как можно веселее.
Нахид приподняла бровь, как бы давая понять, что это теперь в ее власти — жены богатого человека. Я пригнула голову, потрясенная тем, что сказала.
— Я ведь не хотела ничего такого, — пролепетала я.
Она махнула рукой:
— Знаю.
Нахид глотнула еще кофе, а я почувствовала, как пот стекает по моей спине.
— Рада, что у тебя такой красивый дом, — сказала я.
Нахид огляделась вокруг безжизненными глазами.
— Я бы осталась в хижине, если бы могла разделить ее с Искандаром, — сказала она, и кожа вокруг ее глаз напряглась. — Помнишь, как женщины на свадьбе дразнили меня? Я боялась, но никогда не думала, что мужчина в твоей постели — это так мерзко.
