— И почему? — Вопрос щелкнул, как выстрел.
— Очевидно, из департамента здравоохранения не поступило ни одной пробы. Сейчас этим занимается главная диетсестра.
— И вы думаете, что мы этим совершенно не интересовались? Никто из отделения патологической анатомии не спрашивал, почему к нам не приходят материалы для анализов?
— Никто не спрашивал.
— Идиот Баннистер! Это действительно серьезно! — Пирсон был по-настоящему озабочен, забыв свою вражду с Коулменом.
— Я счел, что вам необходимо это знать, — добавил Коулмен.
Пирсон уже поднял телефонную трубку и поднес ее к уху.
— Свяжите меня с администратором.
Последовавший разговор был коротким и деловым.
Закончив его, Пирсон положил трубку на рычаг и встал.
— Томазелли идет сюда. Давайте встретим его в лаборатории.
Потребовалось всего несколько минут, чтобы во второй раз изложить уже известную Коулмену историю администратору Томазелли. Джон Александер записал резюме, а Пирсон посмотрел препараты. Когда он оторвался от микроскопа, в лабораторию вошла главная диетсестра. Администратор повернулся к ней:
— Что вы узнали?
— Невероятно, но это правда. — Миссис Строган недоуменно покачала головой и обратилась к Пирсону: — В начале года департамент здравоохранения взял на работу новую сотрудницу, и никто не сказал ей о бактериологических анализах сотрудников кухни. Именно поэтому никто не присылал нам материалов для анализов.
— Значит, анализы не делались. Сколько времени?
— Приблизительно шесть с половиной месяцев.
Коулмен заметил: Карл Баннистер нарочито держится подальше, делая вид, что поглощен работой, хотя было видно — он внимательно следит за происходящим.
— Что вы предлагаете? — спросил администратор у Пирсона.
— Сначала надо обследовать всех новых сотрудников — чем скорее, тем лучше. — Старик на этот раз говорил отрывисто, коротко и ясно. — После этого надо провести повторное обследование остальных, то есть сделать анализ кала, рентгенографию грудной клетки и выполнить врачебный осмотр. Обследование должно охватить всех работников кухни и всех, кто так или иначе соприкасается с пищевыми продуктами.
— Вы займетесь этим, миссис Строган? — спросил Томазелли. — Свяжитесь с департаментом здравоохранения, они отработают все детали.
— Хорошо, мистер Т. Я сейчас же этим займусь.
Главная диетсестра выплыла из лаборатории.
— Что-нибудь еще? — Томазелли снова обратился к Пирсону.
— Нужна новая система подачи горячей воды в посудомоечные машины. Сами машины надо отремонтировать или заменить новыми. — Пирсон начал заметно горячиться. — Я говорил об этом много лет.
— Знаю, — сказал Томазелли. — Я унаследовал от предшественника архив, и машины стоят у нас в плане. Беда в том, что у нас слишком большие расходы на капитальное строительство. Кстати, сколько это приблизительно может стоить?
— Откуда я знаю? Я же не водопроводчик, — возмущенно огрызнулся Пирсон.
— Я немного разбираюсь в этом, может быть, смогу чем-нибудь помочь.
Все повернули головы на тихий голос, произнесший эти слова. Это был доктор Дорнбергер, державший в руке неизменную трубку. Никто не заметил, как он вошел в лабораторию. Увидев Гарри Томазелли, он спросил:
— Я не помешал?
— Нет, все в порядке, — неприветливо отозвался Пирсон.
Дорнбергер почувствовал пристальный взгляд Джона Александера, повернулся к нему и сказал:
— Я только что смотрел твоего ребенка, сынок. Боюсь, что дела его не так хороши, как хотелось бы.
— Есть ли надежда, доктор? — тихо спросил Александер. Остальные тоже повернулись к нему. Лица присутствующих смягчились. Баннистер отложил пипетку и подошел ближе.
— Думаю, что надежды мало, — медленно выдавил из себя Дорнбергер. Наступила тишина, и гинеколог, словно что-то вспомнив, обернулся к Пирсону: — Я полагаю, Джо, что нет никаких сомнений в правильности заключения об антителах к резус-фактору в крови миссис Александер?
— Сомнений?
— Я хочу сказать, что оно, вероятно, ошибочное.
Пирсон покачал головой:
— Здесь не может быть никаких сомнений, Чарли. Я сам делал этот анализ, и делал очень тщательно. — Он с любопытством добавил: — Почему ты спрашиваешь?
— Просто хочу удостовериться. — Дорнбергер затянулся и выпустил клуб дыма. — Сегодня утром я заподозрил, что у ребенка эритробластоз. Хотя пока это лишь предположение.
— И весьма маловероятное, — энергично возразил Пирсон.
— Я так и подумал, — сказал Дорнбергер.
В наступившей тишине все посмотрели на Александера.
Дэвид Коулмен почувствовал, что ему надо что-то сказать — успокоить молодого человека, переключить его внимание. Почти не задумываясь, он обратился к Дорнбергеру:
— Сомнения относительно результатов такого анализа могли быть раньше, когда применяли только методы с физиологическим раствором и раствором белка. В этих случаях антитела к резус-фактору иногда не обнаруживаются. Сейчас, однако, есть непрямая проба Кумбса, и она абсолютно надежна и достоверна. — Коулмен вдруг осознал, что это нововведение появилось в лаборатории только после его прихода. А он ведь не собирался вредить Пирсону, копать под него. В этот момент он искренне надеялся, что старик просто ничего не заметит. Они и так уже много раз ссорились, и нет нужды умножать вражду.
— Но, доктор Коулмен… — Александер хотел что-то сказать, но замолчал с открытым ртом. В его глазах застыла тревога.
— Да? Что такое? — Коулмен был озадачен — он не сказал ничего такого, что могло бы возбудить такую тревогу.
— Мы не делали непрямую пробу Кумбса.
Несмотря на все сочувствие к Александеру, Коулмен ощутил раздражение. Из-за Пирсона он не хотел дальше развивать эту тему, но теперь выбора у него не оставалось.
— Да нет же, вы ее делали, — быстро сказал он. — Я же помню, что подписал требование на сыворотку Кумбса.
Александер смотрел на Коулмена, в глазах молодого лаборанта была уже не тревога, а отчаяние.
— Доктор Пирсон сказал, что это не обязательно, и анализ был сделан в физиологическом растворе и в растворе белка.
Коулмену понадобилось несколько секунд, чтобы осознать то, что он услышал. Он вдруг заметил, что за разыгрывающейся сценой с любопытством наблюдает Гарри Томазелли. Как насторожился доктор Дорнбергер.
Пирсон явно испытывал неловкость. Эта неловкость проскользнула в его тоне, когда он обратился к Коулмену:
— Я собирался вам об этом сказать, но запамятовал.
Но Коулмен уже все понял. Правда, прежде чем продолжить, он решил уяснить для себя один факт.
— Если я все правильно понял, — спросил он Александера, — то, здесь, в этой лаборатории, вообще никогда не делали и не делают непрямую пробу Кумбса?
Александер кивнул, и в разговор резко вмешался доктор Дорнбергер:
— Минутку! Позвольте мне поставить вопрос прямо. Вы хотите сказать, что у матери — миссис Александер — все-таки могут присутствовать в крови антитела к резус-фактору?
— Конечно, могут, — повысив голос и не думая о последствиях, ответил Коулмен. — Анализы в физиологическом растворе и в растворе белка хороши в большинстве случаев, но не во всех. Тот, кто хотя бы немного знаком с современной гематологией, обязан это знать. — Он искоса взглянул на Пирсона, который безучастно следил за происходящим, и обратился к Дорнбергеру: — Именно поэтому я заказал сыворотку для непрямой пробы Кумбса.
Администратор тоже попытался выяснить для себя суть сказанного и обратился к Коулмену:
— Я хочу спросить об анализе. Если вы его назначили, то почему он не был сделан?
Коулмен посмотрел на Баннистера. Его глаза сверкали сталью, когда он спросил:
— Что с требованием, которое я подписал? С требованием на сыворотку Кумбса?
Лаборант угрюмо молчал.
— Ну?
Баннистер едва слышно промямлил:
— Я его порвал.
Дорнбергер не мог поверить своим ушам.
— Вы порвали документ, подписанный врачом, и ничего ему об этом не сказали?
Коулмен был беспощаден:
— По чьему указанию вы это сделали?
Баннистер опустил глаза и неохотно произнес:
— По указанию доктора Пирсона.
Теперь Дорнбергер думал недолго.
— Это означает, что у ребенка скорее всего эритробластоз. На это указывают все симптомы, — сказал он Коулмену.
— Значит, вы будете делать обменное переливание крови?
— Если оно необходимо, то его надо было делать сразу после рождения, — с горечью ответил Дорнбергер. — Но это шанс, несмотря на промедление. — Он посмотрел на молодого патологоанатома так, словно мог доверять только ему одному: — Но я хочу подтверждения, у ребенка может не хватить сил на переливание крови.
