— И ты от этого кайфуешь, — улыбается Джа.
— Сейчас мне кажется, что я теряю рассудок, — Савва глубоко и шумно вздыхает. — Но нахожу что-то еще! Приведу в порядок внутреннюю сторону головы и опишу происходящее максимально подробно.
— Договорились.
Смартфон жалобно пищит и гаснет, разговор съел остатки заряда. Подключив его к внешнему аккумулятору, Джа откидывает спинку кресла и укладывается, вытягивает ноги в дорожных шлепках до упора. Напряженный, взвинченный как часовой механизм, вынужденный размеренно вытикивать завод пружины. Ему бы сейчас за ударную установку. Или хотя бы гитару в руки, чтобы отвлечься.
Местами по трассе едешь, как по туннелю, стволы почерневших от наготы деревьев тянутся в графитовое небо, стремясь сомкнуться. Снаружи холод собачий, на открытых участках ветер такой, что машину сдувает, хоть она и встает на курс как корабль. Джа рвется за руль, ему осточертело тупо пялиться в окно, и доводы приводит вполне логичные — чем дальше от городов, тем ниже вероятность словить волну. Но Джен непреклонен.
— Интересно, что значит символ «М»? — Джа достает из бардачка истрепанный блокнот с карандашом, пролистывает до чистого листа и рисует во всю страницу отметку с тормозных колодок. Крутит во все стороны, разглядывая под разными углами. — Или это «W»? На знак суммы тоже походит. Может, все-таки, имя? Морфеус… Мобиус….
— «М» — значит «мудак».
— Тоже вариант. Но не думаю, что он так самокритичен. А что ты бы поставил на его месте?
Джен задумался.
— Ничего, — отвечает уверенно. — Если бы я решил устроить диверсию, я бы просто ее устроил. Без вот этого позерства. Мне же важно задуманное реализовать, а не в грудь кулаком бить.
— Значит, нашему Отшельнику важно, чтобы кто-то понял, что это именно его рук дело.
— Значит, он работает на публику.
Джа грызет кончик карандаша, выстраивая в уме из догадок стройные линии. Спрашивает:
— Когда началась история с тормозами?
— Этой весной первые засекли, — вспоминает Джен по рассказам Саввы. — Но делать их раньше начали. Я у себя в загашнике такие целые нашел, явно от Вадимыча, потому что без упаковки.
— То есть, он поставил производство на поток и только сейчас начал использовать. И убивать чаще начал. В настоящем времени. Джен, может, он к чему-то готовится?
— Думаю, он уже готов, — признает Джен и непроизвольно газует сильнее, выжимает из Леди сначала сто двадцать, затем выше и выше, пока не спохватывается, заметив на спидометре почти сто восемьдесят.
— Взлететь решил? — осторожно спрашивает Джа.
Если бы это помогло телепортироваться прямо в логово Отшельника, Джен бы выжал максимум, не раздумывая.
Новости пришли спустя восемь с половиной часов. Джен съезжает на обочину, чтобы спокойно посмотреть присланное Падре видео. Если верить навигатору, до ближайшей заправки ехать минут двадцать, там можно сделать полноценный привал, но нетерпение сжирает. И они оба несколько минут молча пялятся в пустой экран пока мобильный интернет прогружает видео.
— Можем начинать, — голос Падре на фоне темноты.
Он отходит от объектива и видно, что камера стоит на штативе посреди пустого гаража. Напротив, на стуле, со связанными за спиной руками сидит парень лет двадцати пяти, наголо выбритый, с ясным, Джен даже сказал бы — дружелюбным взглядом. Ему холодно в одной футболке, порванной подмышками. Справа от него, прислонившись к стене, стоит Рита. Девчонка напряжена, старается следить одновременно за его руками и взглядом.
— А чего они ему руки впереди не связали? — спрашивает Джа. — Ритке так проще было б.
— Ему тоже, — Джен подается вперед, чтобы лучше видеть детали на маленьком экране.
Парень опускает взгляд на пол, и Падре реагирует молниеносно:
— Пожалуйста, смотри на нас. Так будет безопаснее для всех. Приступим.
— Скажу сразу, нас не интересуешь ты…
— Это Романов что ли? — шепчет Джа. — Он что там делает?
— … я даже возьмусь тебя защищать, если дойдет до этого. Нас интересует Отшельник.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Кто? — тупо переспрашивает лысый.
— Тот, кто дает тебе инструкции. Ты встречался с ним?
— А-а-а, вот вы о ком, — лысый криво усмехается. — Нет, его никто не видел. В этом вся фишка.
— Как он коммуницирует с вами?
Парень задумчиво поджал губы.
— Наверное, уже можно, — он ерзает на стуле, выгнув затекшую поясницу. — Он управляет разумом, расстоянием и временем. Он говорит с нами устами прохожих и управляет нами во сне. Он — Бог, и мы подобны ему!
— Да неужели, — тихо, у самой камеры произносит Падре. Спрашивает громко: — И как он отбирает вас в свое воинство?
— Нашими руками создает он зерно истины и указывает, в ком его прорастить.
— Это пророщенное зерно заставляет вас убивать? — спрашивает Романов без тени издевки.
— Убивать? Нет! Зачем? — удивляется пацан искренне.
— Вот и мне интересно, зачем ваш «Бог» внедряется в людей и заставляет их убивать первого, кто под руку попадется?
Парень молчит, глядит спокойно поверх камеры.
— А этот фокус с тормозными колодками? — Романова понесло, он сыплет вопросы скороговорками. — Как он их выбирает? По какому-то признаку или рандомом? Кому повезет? Что вообще вашему «Богу» дают смерти этих людей? Он так развлекается?
Парень сдавленно хихикает, морща нос.
— Привлекаю внимание, — произносит он и, извернувшись ужом, вскакивает со стула.
Его руки свободны. За камерой слышен щелчок предохранителя, короткий мат и шорох осыпающегося на бетонный пол песка. Рита в панике пытается что-то сотворить, парень поворачивается к ней, глядит почти ласково.
— Успокойся уже, я сильнее, — в доказательство он возводит вокруг себя прозрачный купол.
— Маргарита, — зовет Падре. И девчонка послушно отступает за камеру.
Джен от души ему за это благодарен. Не дожидаясь конца видео, он звонит Рите. После сброшенного звонка набирает Аристократу, затем самому Падре, но оба вне зоны действия сети.
На экране молодой парнишка разглядывает оппонентов из своего убежища очень взрослыми глазами.
— Как тебя зовут? — спрашивает Падре.
— Ой, мое имя тебе ничего не скажет, его стерли с лица Земли. Как вы думаете, — говорит он, заведя руки за спину, раскачивается с пятки на носок, — что случится, если конструкторы явят себя миру?
— Война? — предполагает Падре. — Эпидемия? Снежный буран?
— Космоса черные дыры, — радостно подхватывает Отшельник. — Пятерка за цитату. Но ты не прав. Если конструкт станет общеизвестен, наука совершит массовый скачок. Сразу в экзосферу. Такой, что попытки нынешних энтузиастов допрыгнуть до орбиты станут не серьезнее прыжков на скакалочке. Да, я слежу за новостями, — он машет рукой на камеру, будто передает привет. — А кому это надо? Вот! Ты меня понимаешь. По глазам вижу, знаешь, о чем я. Уже повоевал с системой, да? Молодец. Ты мне нравишься. Тебя не убью. Шутка.
— Давай ближе к делу, — зло встревает Романов.
— А ты, как я посмотрю, бессмертный? — он хихикает, оглаживая рукой гладкий подбородок, будто густую бороду.
— Ты его друзьям навредил, — примирительно говорит Падре. — Ему сложно себя в руках держать.
— Ну извините, — пожимает плечами Отшельник. — На войне потери неизбежны.
— Кому ты объявил войну и зачем?
— Я лишь хочу, чтобы человечество развивалось! Чтобы научились мысли читать, по времени путешествовать, изобрели наконец-то бессмертие. Я один не справлюсь. Я же не могу все знать! Нужна синергия. А откуда ей взяться, если самый мощный навык блокируется и большинство конструкторов вообще не знают, на что способны?
— Так покажи свои способности. Устрой онлайн-шоу на весь мир, зачем людей-то убивать?
— Потому что если никто не умрет, это примут за фокус! Как думаешь, что заставит поверить в силу конструкта быстрее — если по всей земле сотни людей будут левитировать или если умрут?
