— Ты такую демонстрацию планируешь? — спрашивает Падре. — Массовое убийство?
— Я вынужден, — Отшельник разводит руками. — По-хорошему мне не позволили, придется вот так. Поэтому прошу вас по-человечески, уймитесь. И пацана, — он тычет в грудь пальцем, — отпустите. Он новенький и глупый. В планы не посвящен.
Сев на стул, он машет рукой. Пошатнувшись, глядит на ладони, будто впервые видит, облизывает губы и дышит часто, борется с тошнотой. Знакомые Джену ощущения. Видео обрывается. Мимо с грохотом проносится грузовик, габариты светят в глаза.
— Думаешь, они пацана отпустили? — спрашивает Джа.
— Не знаю, — отвечает Джен, включая зажигание и снимаясь с ручника. — Сейчас доедем до кофе, подумаю.
— И что делать-то теперь?
На улице холодно, но пророк не собирается прятаться в машине. Сидит, дверь нараспашку, ноги снаружи, зажал бумажный стаканчик ладонями и коленями, сам трясется, хоть и куртка на плечи наброшена. Высасывает кофе через трубочку, из-за нависшей челки лица не видно.
Джену жарко. Дозвониться сумел только до Алекс, она уверила, что с Ритой все в порядке, та звонила из аэропорта, видимо, летят назад, раз телефоны выключены. Договорились с этого момента каждый час отмечаться в чате, что все в порядке. Так спокойнее.
— Черт его знает, — Джен подходит к торчащему из машины Джа. — Если поедем дальше, может, найдем его. Если успеем, а времени мало. Времени вообще нет, скорее всего. Если вернемся в Икстерск, может, удастся спасти кого-нибудь.
— Это каким образом?
— Когда он начнет шоу, он же не сможет одновременно подключиться ко всем подсаженным маячкам, значит, убивать будет с временным сдвигом. К кому-нибудь да успеем.
— Думаешь, он вернется в Икстерск? — спрашивает Джа.
— А почему нет? Ты мертв, ему никто не помешает. Зря что ли Елизавета старалась.
— Мда, отличный выбор, — Джа трясет стаканчик, сбивая остатки пены, высасывает последние капли.
— Легко быть героем, когда выбора нет, — замечает Джен.
— Выбор есть всегда.
— Когда один из вариантов противоречит инстинктам или совести, это — не выбор. Это хрень собачья.
Забрав у пророка опустевший стакан, Джен идет к мусорке. Еще восьми нет, а темень стоит непроглядная. От смены часовых поясов организм вообще сдурел, бросает в сон рано, зато к полуночи хоть снотворным закидывайся. На принятой дозе кофеина до города доехать бы. А там видно будет, что дальше делать. Выбрасывая стаканы в забитый доверху контейнер, Джен замечает, что скомкал их в один плотный комок.
***
На обратном маршруте решено срезать путь и заодно заскочить в города, которые огибали по федеральной трассе. После утреннего разговора с Олькой Джа мрачнее тучи.
— Да помиритесь вы, — пытается подбодрить Джен, — еще сто раз. И поругаетесь столько же.
— Нет, — Джа мотает головой, вертит смартфон в пальцах. За последние три часа от нее ни одного сообщения. — Она ж идейная. Не простит. Сначала дулась, что мы уехали приключений на жопу искать, теперь возвращаться нельзя, потому что мир в опасности. Как будто я нанимался быть последней надеждой человечества! И вообще, обычно женщины мужиков грызут, что им работа важнее семьи, а тут… все бросаешь, только чтобы рядом быть, когда пиздец накроет, а с тобой расстаются. Где, блин, логика?
— Логика-то есть, справедливости нету.
Джа глядит волком. За две недели пути он зарос и осунулся. Синяки под глазами прижились, оттеняют впалые щеки. Джен и сам в постоянном напряжении, как высоковольтный провод — только тронь, обуглит. Тело скучает по спортзалу сильнее обычного, будто скопившийся кортизол разъедает мышечные волокна.
— Садись за руль.
Джа ошарашенно глядит на друга. Припарковавшись на обочине, Джен выходит из машины, распахивает заднюю дверь и шарится в сумках. Выбрасывает на дорогу спортивные кроссовки, стянув с себя лонгслив, переодевается в футболку и спортивную куртку.
— Езжай впереди потихоньку.
— А ты как собака за машиной бежать будешь? — издевается Джа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Рядом, — бросает Джен и, хлопнув дверью, выбегает на встречную полосу.
Первые десять минут Джен еле топчется, разминает отвыкшие ноги. Несущиеся навстречу машины через одну приветственно сигналят, сгоняя его на обочину. Джа на Леди жмется к правому краю, идет на аварийке, извиняясь сразу перед водителями за жалкую скорость. Ветра нет и сухая трава вдоль трассы мягкая, будто под ногами беговая дорожка.
Постепенно Джен разгоняется. Чувствует, как легкие прокачивают воздух. Пролетающие мимо фуры обдают мощным потоком, и могли бы сбить ног, прижавшись к обочине. Поэтому Джен бежит по кривой, то отдаляясь от асфальтового полотна, то возвращаясь к нему. Джен чувствует себя ядром в тоннеле — остальная Вселенная живет и искрится снаружи, бьется в припадках, а он катится на инерции, защищенный толстыми глухими стенами. И траектория движения — единственное, что занимает его мысли. Единственное, что существует здесь и сейчас.
— Полегчало? — спрашивает Джа, уступая водительское кресло.
С Джена пот льет градом. Он залпом выпивает полбутылки воды, остальным умывает лицо, вытирается пропотевшей футболкой.
— Ага. Советую попробовать.
Джа ухмыляется, бег никогда не был его любимым видом спорта.
— Нет, спасибо. По пересеченной местности мало удовольствия.
— Зря, — искренне говорит Джен. Сбросив кроссовки, переобувается в дорожные тапочки. Натягивает чистую футболку. Его немного знобит от соприкосновения голых распаренных плеч с октябрем, но в мыслях ясно и хочется улыбаться. Вопреки всему.
Звонок Макса застает их на въезде в сумерки.
— Привет, парни, — глаза у Солдата пьяные, интерьер за плечами незнакомый. — С вами тут поздороваться хотят.
Камера скачет в сторону мимо улыбающейся мордашки Алекс, останавливается на точеном профиле, подчеркнутом пепельными кудрями.
— Привет, соседи, — обернувшись в камеру, Анжелика машет им. На длинных пальцах играет гранями рубиновый перстень. — Спасибо за гостинец. Я такой вкусный коньяк в жизни не пила. Жаль, что вас здесь нет, конечно. Но друзья у вас высший класс.
— Скоро вернемся, свидимся, — обещает Джен. — Вы как, устроились?
— Да как сказать, — Анжелика морщит нос. — В такой халупе я еще не жила, — смеется так, что лучики расходятся от глаз. — Но ничего, завтра приедет архитектор, наметит фундамент. Будем дом строить.
— С башенками?! — восклицает Птенчик.
— Нет, без башенок, но розовый как у Барби. И сад посажу. Всю жизнь мечтала выйти утром из дома и свежих роз нарезать. Красота!
— А вы желтые розы любите? — встревает Джа.
— Очень! Как узнал?
— Догадался, — пророк воодушевился, увидел возможность загладить косяк при знакомстве. — У меня куст один неприлично разросся, красивые желтые розы, я вам его выкопаю. Должен прижиться.
— Класс! Я садила на даче кустов пять, никто не выжил, все померли, — машет рукой Анжелика, в глазах печаль вселенская, которая столь же быстро рассеивается, как и накатила. — Но если аккуратно подкопать, может получиться.
— Договорились! Вы, главное, место определите. И весной высадим. Там посмотрим, может, еще что приглянется. Алекс, покажешь фотки? Ты ж много снимала.
— Спасибо, сынок, — улыбается Анжелика.
Джа смутился.
— Староват я вам в сыновья, — замечает осторожно, опасаясь, как бы снова не ляпнуть мимо кассы. — Мне-то за тридцать уже.
— Так и мне пятьдесят пять в июле стукнуло.
— Да ладно! — Джа наклоняется к смартфону, разглядеть поближе собеседницу. — Ну неправда же! Джен, скажи.
— Максимум сорок, — подтверждает Джен. — Уж извините, возраст женщины обсуждать неприлично, но правда верится с трудом.
— Да нас разыгрывают, — Макс откидывается на стуле и, неуклюже шарканув рукой по столу, смахивает на пол коньячный бокал.