Грэшем развернул второе грязное письмо и положил поверх первого.
«Ваш секрет будет разоблачен».
— Она расписалась в книге как Дороти Суэйн, но отец знал ее под фамилией Коуп. Почтовый служащий в Бате вас запомнил и назвал моему брату в качестве отправителя писем. Нам не удалось разыскать того служащего, который принимал корреспонденцию в Лондоне и мог бы подтвердить, что отправляли ее тоже вы, но почерк полностью совпадает. — Он бросил на стол третий листок, а за ним четвертый — не разворачивая, но ни на миг не переставая наблюдать за собеседником. Он отлично помнил каждое слово.
«Пять тысяч фунтов золотыми монетами обеспечат мое молчание. Оставьте деньги на кладбище церкви Святого Мартина в Полях, на могиле Джеймса Эдисона Флетчера. Прошлое не забывается. Я вас погублю».
— Полагаю, шантаж безоснователен, — заключил Грэшем.
Скотт посмотрел на стол и побледнел.
— Милорд… ваша светлость… честное слово, я не знаю, что вы имеете в виду, — заикаясь, пробормотал он. — Шантажировать? Никогда, ни при каких обстоятельствах…
— Может быть, вы забыли, о чем говорится в этих письмах? В таком случае немедленно перечитайте и постарайтесь проникнуть в суть требований. — Чарли сложил ладони на набалдашнике трости.
Скотт нервно облизнул губы, медленно наклонился к столу и наугад взял один из листков. Поднес к глазам и пробежал глазами одну-единственную строчку.
— Я этого не писал, — произнес он, тяжело дыша, и прочитал второе письмо. — И этого тоже.
Торопливо схватил и просмотрел оставшиеся листки.
— Ваша светлость, клянусь, что не имею к угрозам ни малейшего отношения.
— И все же отправляли письма именно вы. — Граф сурово нахмурился. — Кто же в таком случае автор?
Скотт бросил листки и уперся ладонями в стол, как будто боялся потерять равновесие. Сейчас он выглядел окончательно поверженным.
— Его сиятельство, — прохрипел он. — Это единственный человек…
— Его сиятельство, — презрительно повторил Грэшем, хотя от этих слов бросило в холод. Да, конечно, был еще и кто-то другой… однако вопрос «кто именно?» не позволял радоваться возможности наконец-то выяснить правду. Почему-то казалось, что Скотт назовет уже знакомое имя, которое довелось мимоходом услышать в Бате. Тогда Чарли отбросил этот вариант как невероятный, больше напоминающий случайное совпадение. Не исключено, что он ошибался…
Однако сейчас граф продолжал пристально смотреть на собеседника.
— Трудно поверить в правдивость ваших слов. Разве можно отправить письма и при этом ничего не знать об их цели?
— Я сделал это в качестве любезности, не больше. — Скотт бросил на листки отчаянный взгляд. — Если бы знал… если бы представлял, о чем речь, ни за что не согласился бы принять даже косвенное участие!
— Сомнительно. Вы ведь не отличаетесь безукоризненной честностью, не так ли? Сказали миссис Невилл, что располагаете длинным списком акционеров, в то время как на самом деле с трудом собираете средства и уговариваете инвесторов увеличить ставки. Пытаетесь выудить у меня деньги, в то время как люди уже начинают требовать свои взносы обратно, потому что шлюзы оказываются слишком дорогими и трудоемкими. Вы мошенник, мистер Скотт, а мошенникам место в тюрьме.
Промышленник вспыхнул от обиды и гнева.
— Вы называете меня лжецом?
— И еще шантажистом, — подтвердил Грэшем.
— Но кто же вам сказал, что шлюзы неработоспособны? У нас были кое-какие проблемы, но со временем…
— Канал меня не интересует, — перебил Чарли. — А вот письма — другое дело.
— Повторяю, я их не писал! И если бы знал, какую цель они преследуют, то и отправлять не стал бы. Как вы смеете называть меня мошенником?
— Смею по той простой причине, что угрозы, которыми вы забрасывали моего отца, причинили колоссальный вред! — Грэшем утратил аристократическое самообладание, вскочил, уперся ладонями в стол и угрожающе навис над врагом. — Когда умерла ваша мать? — Еще существовал слабый шанс на благополучное завершение драмы. Скотт сказал, что был ребенком, а ведь он лет на десять старше его самого. Если выяснится, что Дороти скончалась раньше апреля тысяча семьсот семьдесят четвертого года, то женитьба отца на матери никаких сомнений не вызовет: брак будет считаться законным и обладающим всеми юридическими правами, а сам Чарли и его братья смогут гордо называть себя наследниками. В эту минуту судьба зависела от нескольких цифр…
— Как вы смеете, — начал было Скотт, однако продолжить Грэшем не позволил.
— Я без труда могу вас уничтожить, — тихо пригрозил он. — Да, могу, причем не лишусь сна от раскаяния и даже ни на миг не пожалею. Когда умерла ваша мать?
— В семьдесят третьем! — крикнул Скотт. — В ноябре семьдесят третьего. Простудилась во время первых морозов.
Тысяча семьсот семьдесят третий. Чарли глубоко вздохнул. Дата прозвучала как доброе знамение после мучительно долгой молитвы. Пульсирующая ярость мгновенно испарилась, плечи сами собой опустились, а голова устало поникла.
— Слава Богу! — благоговейно прошептал он.
Скотт тоже вскочил.
— Сожалею о своем невольном участии в неблаговидном замысле, но вы, сэр, зашли чересчур далеко!
Грэшем покачал головой.
— Позвольте объясниться. Судя по всему, не вы являетесь моим антагонистом. — Он снова сел. Теперь, когда стало ясно, что и когда случилось с Дороти Коуп, замалчивать историю не имело смысла.
— Ваша мать не просто была знакома с моим отцом. Больше того, их связывал не один лишь роман. В течение нескольких недель в тысяча семьсот пятьдесят втором году они состояли в браке.
Скотт, который только что смотрел и слушал с откровенным недоверием и нескрываемой неприязнью, остолбенел от неожиданности.
— Что?
— Она об этом не упоминала? Вполне возможно. Вышла замуж снова, а прошлое решила похоронить. — Грэшем пожал плечами. — Свадьба состоялась в пабе возле Флитской тюрьмы. Мне известно лишь о том, о чем отец перед смертью рассказал в покаянном письме. Он просил прощения за долгое молчание.
Скотт побагровел.
— Вы, разумеется, располагаете вескими доказательствами.
— В моем распоряжении послание отца с рассказом о свадьбе и последующем разрыве, а также церковная книга с их именами и собственноручной подписью. Если желаете, могу показать.
— Пресвятая Дева! — взмолился Скотт. — Но ведь это означает, что моя мать — двумужница! — Он пораженно замолчал. — А мы с братом…
Чарли смерил его непроницаемым взглядом.
