Гийом особо и не скрывал, что после нынешней экспедиции дядюшка будет продвигать его в Национальное Собрание, так что слова его воспринимались как тренировочные. Речи, уместные с высокой трибуны и на страницах газетах, в кают-компании слышатся несколько иначе.
— Всё верно, — поддержал адмирал будущего политика, — карты сии доставили нам с немалым риском для жизни, так что нынешняя политика Франции по отношению к Младшим Братьям вполне их устраивает.
— Скорее их устраивает, что мы воюем с англичанами, — негромко пробурчал кто-то из капитанов.
— Зная ирландцев могу сказать, что в войне против англичан они пошли бы на союз с кем угодно — хоть с Дьяволом, хоть с китайским императором! — Добавил другой офицер.
Строгий взгляд адмирала прекратил неуместные рассуждения, и моряки склонились к столу, разглядывая карту.
— Интересные возможно открываются, — продолжил Об, — англичане, как можно догадаться, не обладают столь полной информацией, так что наша стратегия будет строиться на использовании естественных препятствий.
— Какая восхитительная задача! — Выдохнул штатный географ эскадры, глядя на карту влюблённым взглядом. Немолодой уже Луи Бетанкур выглядел немного смешно, но смеяться никто не стал — моряки понимали, что этой битве суждено войти в историю.
Назвать её Великой нельзя будет даже с натяжкой, масштаб не тот. Но что сражение будет интересным и позже войдёт в учебники по морскому делу, сомнений ни у кого не возникло.
— Наши ирландские друзья предупредили, что прибрежные воды в районе предполагаемого боя буквально нашпигованы минами, — внёс важно дополнение командующий, — пугаться или радоваться не стоит, мин очень много, но в большинстве своём они слабенькие, серьёзных повреждений военному кораблю не нанесут.
Новая вводная озадачила офицеров, но энтузиазм их не погас.
* * *
Французская эскадра подошла незамеченной непозволительно близко и сквозь разгоняемый ветром туман можно было не только пересчитать вражеские суда, но и различить названия на некоторых из них.
Инглфилд поприветствовал гостей орудийным залпом, не теряя время на расшаркивания. Холостые выстрелы прогрели пушечные стволы, и почти тут же началась пристрелка.
Право на первый выстрел не сослужило англичанам доброй службы, снаряды без толку пропали в солёной воде. Французы, в нарушение неписанных правил ведения боя, не стали выстраиваться в боевой порядок, предпочтя подстраиваться под особенности местности.
Как некогда Ушаков нарушил линию[3] и разгромил турецкий флот, так и французский адмирал решительно вырубал своё имя в военно-морских анналах[4].
Инглфилд ничуть не глупее французского адмирала, но особенности британского флота таковы, что действовать положено строго по уставу. Победитель, нарушивший устав, попадает под суд и очень нечасто получает оправдательный приговор. Нарушать устав британец не рискнул.
Странно на первый взгляд, но У короля много. Средний английский моряк заметно хуже среднего же французского или, к примеру, шведского. Островное государство, опирающееся прежде всего на флот, вынужденно принимать на службу не только ярко выраженные таланты, но и посредственности.
Бывает так, что посредственности мнят себя талантами… и не так уж редко. Вот и включили Лорды Адмиралтейства своеобразную защиту от дурака в устав. Пусть не будет выдающихся побед вопреки всему! Зато не будет и выдающихся провалов.
Французы маневрировали, грамотно используя рифы, отмели и течения, прижимая оппонентов к опасному берегу. Ошибка британского адмирала, не ждавшего французов так скоро, дорого ему обошлась.
Если бы Инглфилд прекратил высадку и обустройство прииска, встретив французского адмирала в открытом океане, то кто знает, к кому пришла бы победа… Нерешительность Эдварда Августа и слепое следование инструкциям от Адмиралтейства и Парламента, с требованием как можно быстрее возобновить работу прииска, сыграла против него.
Об не спешил, не ввязывался в последний и решительный. Французский адмирал действовал наверняка и только там, где его кораблям не грозила опасность. Англичане же, маневрируя у опасного побережья, вынуждены идти на риск раз за разом — с соответствующими последствиями.
Орудия, окутанные пороховым дымом, наползающий с берега туман, севшие на рифы и горящие от попаданий английские корабли. Французы считали зрелище чертовски красивым!
Многие из морских офицеров умели рисовать, порой даже профессионально. Несколько месяцев спустя картины Бойни у Берега Скелетов произведут фурор сперва в Париже, а потом и во всей Европе. Эпические полотна, на которых запечатлели большую часть сражения и картины, где запечатлены отдельные корабли — с героической или трагической судьбой.
Десятки полотен, сотни картин, гравюры, открытки… Адмирал Об вошёл в Историю громко, став национальным героем Франции. Поражение английской эскадры, тем более сладостное после многих поражений французского флота в войне минувшей, получило неоправданно громкий статус.
Три дня длился бой и ни одному британскому кораблю не удалось скользнуть. Большая часть победы по праву принадлежала не людям, а природе. И карте, которую Патрик лично передал французскому адмиралу.
[1] Сленг ГГ из 21-го века не мог не проникнуть в речь аборигенов, публичный человек как-никак.
[2] В эпоху парусного флота — трёхмачтовый военный корабль 17 — 19-го века, с прямым парусным вооружением и 18–30 орудиями малого и среднего калибра, размещённых открыто (на верхней палубе). Корветы использовали преимущественно как посыльные и разведывательные суда.
[3] Во времена Ушакова маневры флота при столкновении с противником не приветствовались. Корабли выстраивались подобно пехоте, в линию.
При изучении биографии Ушакова хочется себя ущипнуть со словами «Не верю»! Ушаков одержал победу в 43 сражениях, не проиграв ни одного! Более того, он не потерял ни одного (!) корабля, и ни один его подчинённый не попал в плен.
[4] Погодовые записи событий, связанных с жизнью города, области или страны. Древний аналог русских летописей.
Глава 34
Отстранённый от реальных дел, Фокадан не стал надоедать дипломатам Конфедерации и представителям хунты, а вернулся в Москву. Дочка встретила с восторгом и нескрываемым облегчением.
— Я понимаю, что тебя не могут убить, ну а вдруг? — Говорила она, не отпуская ладонь отца и заглядывая ему в глаза.
— Какой же она ещё ребёнок, — с облегчением подумал Алекс, обняв её.
Неделю провёл с Кэйтлин, в основном в пеших прогулках по Москве, ставшей ныне на диво безопасной. Москвичи вели себя на редкость деликатно, но нет-нет, да и находились особо бесцеремонные или восторженные люди, не уважавшие лично пространство.
— Я ваша большая поклонница! — Верещала (а иначе этот нарочито детский голосок Алекс не мог идентифицировать) перезрелая девица прилично за тридцать, рядящаяся под молоденькую барышню, — все-все ваши произведения прочитала.
— Все? — Удивилась дочка, — в том числе и полемические статьи в газетах?
— Н-нет… настоящие произведения, — девица на мгновение сбилась с курса, голос её стал вполне нормальным, но почти тут же перешла на детский писк. Жанна Аркадьевна желала непременно обсудить каждое произведение и донести до кумира свою точку зрения, несомненно важную.
Кумир, глядя в подёрнутые поволокой глаза женщины, отчётливо видел незатейливые мысли оной.
Заинтересовать, познакомиться поближе, перевести отношения с постельную плоскость, к венцу…
Попаданца отчётливо передёрнуло от ужаса, цепкость мадемуазель имела бульдожью, да и интеллект, судя по всему, равнозначный. Алекс сталкивался уже с такими людьми и зарекался недооценивать. Не факт, что упёртый дурак добьётся своего, но что в процессе могут крепко пострадать окружающие, это наверняка.
Кэйтлин, к великому облегчению отца, поняла ситуацию правильно и увела его оттуда, сославшись на какие-то очень важные дела, не дав Жанне Аркадьевне ни единого шанса на продолжение знакомства. Немного неуклюже и не слишком-то вежливо получилось, но это ребёнку, пусть даже и очень умному, простительно.
