Миновав площадь перед исполкомом, Григорий повернул налево и зашагал к дому. По дороге он обдумывал план предстоящего разговора с Островским. Только бы он меня повесткой не выдернул. Переговорить надо на стороне, без лишних ушей и формальностей. «Пожалуй, сдам ему поляка. Но с условием. Тут ничего другого не остается. Пусть он его вертит, как хочет. Думаю, мент не откажется. Не должен отказаться. Выхода у него теперь нет. Начальство-то держит за горло… Сам говорил. Самолюбие ему не позволит артачится. Мне ж суток хватит, чтобы довести свой план до конца. Как-нибудь обойдусь и без помощников. Вот только, как с деньгами быть?» Вспомнив о деньгах, Григорий даже остановился: «А что если Островский возьмет и посадит Бронивецкого под замок? Что тогда? Как он мне деньги-то вернет? Вот еще задача… Но и не давать было нельзя. Понятно же, что с кем-то он договорился, и тот ему не на гармошке играть будет. Нутром чувствую, бумаги Юркевского там маячат, именно из-за них пан Простофиля зачастил в наш славный городишко. А там и камушек, который Франц из своих рук выпустил».
Напротив дома Серафимы Ивановны был припаркован УАЗик Виктора. Может, случилось что, подумал Григорий. Время, вроде, еще не обеденное. Он осторожно приблизился к забору и отстранив рукой ветку сирени, заглянул во двор. Входная дверь была открыта. Недолго думая, Григорий распахнул калитку и бросился в дом.
— Серафима Ивановна! — крикнул он, вбегая. — Вы где?
— Здесь я, Гриша, — донеслось сверху. — Убираюсь у Алевтины в комнате.
— А я смотрю, дверь открыта, машина витькина стоит…
— Витя, наверно, дверь не закрыл, — предположила Серафима Ивановна, появляясь на лестнице. — Минут десять, как к тебе пошел. Иди, что-то ему от тебя сильно надо. Приехал какой-то взвинченный, от простокваши отказался… Как поговорите, приходите, я обед накрою.
Поблагодарив ее за приглашение, Григорий двинулся к себе, гадая о том, что могло понадобиться от него родственнику.
Виктор сидел на ступеньках и читал газету.
— Наконец-то, — сказал он, поднимаясь на ноги.
— А что ж не позвонил? — спросил Григорий, пожимая его крепкую руку. — Я ведь мог и задержаться по делам.
— Какие там у тебя дела… Дела у прокурора.
— Зачем же так мрачно?
— Сейчас узнаешь.
— Случилось что-то?
Виктор сложил газету и бросил ее на стол. Было заметно, что он сильно взволнован.
— Случилось, Гриша, случилось, и еще может случиться.
— Ты загадками не говори, — насторожился Григорий.
— Франца убили.
— Ну, не совсем. Башку проломили, это — да. Он в реанимации лежит.
— В морге он лежит, Гриша!
— Помер?
— Не сам, помогли ему сегодня утром. Островский там как раз был. Говорит, пока с главврачом беседовал, кто-то проскочил мимо охраны и медсестер и придушил твоего приятеля.
— Какой он мне приятель? — обиделся Гриша.
— Какой никакой, а теперь мертвый.
«Вот как, значит, — подумал Григорий, — добил-таки Франца. Выходит, боялся, что сдаст он его. Зря боялся. Куцый бы милицию впутывать не стал, это было не в его интересах».
— Островский просил поговорить с тобой по-хорошему, чтобы ты бросил дурака валять и помог ему.
— Как же я ему помогу? — попробовал было изобразить недоумение Григорий.
— Ты мне дурочку тут не валяй, а лучше послушай, что я тебе скажу, — разозлился Виктор. — Игры ваши с Францем зашли слишком далеко. Очень я теперь жалею, что связался с вами. Вот почитай, что там старик Юркевский наговорил перед смертью. — Он швырнул к ногам Григория исписанные аккуратным девичьим почерком листы. — Ты думаешь, что один такой умный? Если уже моя сестрица нос туда сунула, то, поверь, те, кто этим интересуется, — и подавно.
— По-твоему, я ничего не понимаю? — начал Григорий, собирая разлетевшиеся листки. — Мне время, Витя, надо выиграть. Островскому я скажу все, что он хочет услышать, но прежде возьму с него слово, что когда украденные у Юркевского артефакты будут у него, он позволит мне ими воспользоваться. И вот тут мне твоя помощь очень понадобится.
— Опять в подвал полезешь? — поинтересовался Виктор.
— Именно.
— Ладно, только не тяни. Твой конкурент, может, уже где-то рядом шастает. Ты уверен, что у него к тебе нет вопросов?
— А с чего? — удивился Григорий. — Я с ним в доме Юркевского не был и за спиной не стоял, когда он Франца грохнул. Мы разными дорогами ходим.
— Дорогами разными, да цель у вас может быть одна.
— Это еще не известно. Кроме того, у меня есть козырь.
Он усмехнулся и подмигнул Виктору.
— Что за козырь? — насторожился тот.
— В свое время узнаешь.
* * *
Целый день Ежи Бронивецкий не находил себе места, поэтому, когда до назначенного агентом срока оставалось чуть меньше часа, он не выдержал, сел в машину и не спеша отправился к заправке окружным путем, чтобы убить время. Несмотря на эту наивную уловку, вся дорого заняла у него не более двадцати минут. Сидя в машине, он еще раз пересчитал деньги, хотя уже делал это у себя в номере не менее трех раз. Как ни странно, но теперь пан Бронивецкий был совершенно спокоен. Впервые с тех пор, как он приехал в Несвиж, у него появился аппетит. «Хоть бы какое-нибудь кафе построили, — подумал он, с досадой оглядываясь по сторонам. — Сейчас бы тарелку горячих фляков с горбушкой ржаного… Странный здесь народ, все у них как-нибудь, словно на время и не для себя. Живут сегодняшним днем».
Без пяти девять Ежи вылез из машины и уверенно направился по тропинке в сторону неказистого кирпичного строения, накрытого листами шифера, крепко прижимая к груди пакет с деньгами. Чтобы как-то взбодрить себя, он стал повторять вполголоса 27-й псалом Давида: Pan swiatlem i zbawieniem moim: kogoz mam si$ l^kac? Pan obron^ mojego zycia: przed kim mam si$ trwozyc? Gdy na mnie nastaj^ zlosliwi, by zjesc moje cialo, wtenczas oni, wrogowie moi i nieprzyjaciele, chwiej^ si$ i padaj^. Chociazby standi naprzeciw mnie oboz, moje serce bac si$ nie b^dzie; chocby wybuchla przeciw mnie wojna, nawet wtedy b$d$ pelen ufnosci[10].
Внутри клозета пан Бронивецкий, стараясь не дышать, приподнялся и, предварительно ощупав рукой углубление между шифером и стенкой, глубоко засунул туда пакет, после чего перекрестился и вышел. «Только бы не обманул, — думал он, направляясь назад, к машине. — От такого человека можно ожидать всего, чего угодно».
Дорога до поворота и обратно заняла двадцать минут. Для Ежи это была целая вечность. Мысленно он вел бесконечные диалоги: то со своим куратором, то с аббатом Сенкевичем, то с матерью, чей прах вот уже шесть лет покоился на Подгурском кладбище в Кракове.
Когда он вернулся, на заправке было все так же безлюдно. Только теперь недалеко от того места, где он припарковал машину, сидела крупная рыжая дворняга и с интересом наблюдала за происходящим. Начинали сгущаться сумерки. Заглушив двигатель, Ежи еще какое-то время сидел в машине, не решаясь подойти к туалету. Наконец он сделал над собой усилие. Никогда еще два десятка шагов не давались ему так тяжело. Казалось, что ноги его за эти двадцать минут успели налиться свинцом и потерять гибкость. В туалете царил сумрак. Черным глазом очка на него смотрела бездна. Пан Бронивецкий прислушался. Слышно было, как где-то вдалеке играет музыка. Он оперся о стену и решительно сунул руку в щель под шифером.
— Матка Боска! — в следующее мгновение вырвалось у него.
43
7 июня 1942 г. Несвижский замок
— Оставим машину у этой кирхи, — указав рукой на иезуитский костел, распорядился Вагнер, — и пройдемся пешком. Сегодня прекрасный день для новых начинаний.
— Доктор потянулся, бодрым шагом спустился с крыльца гостиницы и, перейдя дорогу, направился в сторону замка Радзивиллов. Генриху ничего не оставалось, как поспешить за своим боссом. По дороге к замку, проходящей по дамбе между двух прудов, Вагнер не проронил ни слова. Он глубоко дышал полной грудью, щурился на солнце и, казалось, даже наслаждался пением не только птиц, но и одному ему слышных ангелов. В таком приподнятом состоянии духа Генрих не видел доктора ни разу.
В теньке под деревом возле мостика через замковый ров Вагнера поджидали два угрюмых полицая, вооруженные киркой, кувалдой и совковой лопатой. Доктор жестом приказал полицаям следовать за собой и уверенно прошествовал в замок через арочный вход, проложенный в крепостной стене. Он остановился на площади замкового строения, на секунду задумался, ориентируясь в незнакомой обстановке, и наконец-таки заговорил:
— Нам туда, господин Штраубе, — доктор уверенно указал на вход в то крыло замка, где находилась обнаруженная Генрихом комната. — И переведите этим землекопам, что их ждет обычная работа — немного помахать их шанцевым инструментом, а то мне на них больно смотреть. Генрих, ну взгляните на это ничтожество, — Вагнер указал на покрытого потом Бронивецкого, прижимающего к груди кирку, — стоит, трясется как осина, того и гляди в штаны навалит, если уже не наложил.
