— Может, чашечку кофе? — предложил Григорий, когда они вошли в дом. Ему не терпелось задать Бронивецкому несколько вопросов, но не для того, чтобы услышать ответы, а для того, чтобы посмотреть на его реакцию.
— Благодарю, с удовольствием, — охотно согласился тот, с любопытством озираясь по сторонам.
— Как видите, все на своих местах, — сказал хозяин, заметив взгляд гостя. — Ничего не взяли.
— Да, вам повезло, — согласился тот. — У нас в Польше, к сожалению, тоже такое случается. Все потому, что люди забыли Бога, хотят все сразу, без усилий и труда. Падение нравов, как теперь говорят.
— Полностью с вами согласен, — прокричал Григорий из кухни. — Но что более печально, некоторые из тех, кто все еще считает себя людьми воцерковленными, придерживающимися христианской морали, точно так же зарятся на чужое добро и никакими способами при этом не брезгуют.
Пан Бронивецкий слабо улыбнулся. Ему показалось, что в этот раз Григорий говорит именно о нем.
— Каждому по делам его, — сказал он, и голос его был полон елея. — На все воля Божья.
— Вам с сахаром или без?
— С сахаром, — откликнулся Ежи, вспомнив о том, что пить кофе ему строго-настрого запретили. — И побольше сливок, если можно, — добавил он, прислушиваясь к своему сердцебиению.
— Я так понимаю, — Григорий появился в дверях с двумя чашками кофе, — деньги вам нужны непременно сегодня?
— Да, именно сегодня, — поспешил подтвердить пан Бронивецкий. — Я уже договорился… — начал он, но осекся.
Григорий сделал вид, что не обратил на его слова внимания.
— Так получилось, — продолжал он, помешивая напиток, — что как раз накануне один мой знакомый тоже просил у меня деньги. Сказал, что это очень важно для него. Однако мне пришлось отказать ему.
Бронивецкий опустил глаза. Он чувствовал, что Григорий к чему-то клонит, но не понимал, к чему именно.
— Я предпочитаю иметь дело только с надежными людьми, — продолжал тот, задумчиво позвякивая ложечкой в чашке. — С людьми, на которых можно положиться, которым можно полностью доверять. Видите ли, этот мой знакомый человек со слабостями.
— Да, понимаю, — кивнул Ежи, до которого, как он решил, наконец, дошел смысл слов хозяина. — Когда человек находится в плену своих слабостей, он, естественно, не может быть надежным партнером.
— Вот именно. И вы представляете, как раз вчера узнаю, что он теперь в больнице и жизнь его в опасности. Какой-то неизвестный ударил его молотком по голове. У нас тут, знаете ли, теперь это случается с пугающей регулярностью.
Ежи почувствовал, как его снова начинает мутить.
— Вам нехорошо, — заметив его замешательство, участливо поинтересовался хозяин. — Может быть, воды? У меня есть корвалол…
Пан Бронивецкий сделал неопределенный жест рукой, словно отгоняя от себя назойливую муху, и встал. Лицо его было искажено.
— Если позволите, мне нужно ехать. Спасибо за кофе. В следующий раз мы непременно поговорим о наших общих интересах и обо всем остальном. Сначала долг.
— Да, понимаю, — вздохнул Григорий. — Он извлек из ящика письменного стола конверт и протянул его Бронивецко-му. — Здесь все, что вы просили. Надеюсь, это поможет вам.
— Благодарю. Я уповаю только на помощь Господа, — ответил тот, пряча конверт в карман.
* * *
Этот рабочий день казался Альке бесконечным. Она буквально изнывала от желания поскорее встретиться с Вадимом и высказать ему свои предположения относительно случившегося. Убедившись, что в отделе все заняты своим делом и на нее никто не обращает внимания, она достала из сумки полученные от журналистки записи и углубилась в их изучение. Катя не обманула и действительно очень подробно записала все сказанное стариком Юркевским, не упустив ни одной мелочи.
Бывший партизан подробно рассказал не только о том, как партизанил, но и о том, как уже после войны, работая плотником в санатории, который тогда располагался в замке, пытался самостоятельно распутать клубок загадок, связанных с сокровищами Радзивиллов. Именно тогда в одной из подземных галерей он и нашел погребец с бумагами и осколок камня, знаки на котором он так и не смог расшифровать.
Закончив чтение, Алька откинулась на спинку стула и задумалась. Судя по всему, эта невероятная история с Апостолами вполне может быть правдой. Едва ли старый партизан стал бы выдумывать все это, не будь он участником всех описанных событий. Почему же он все эти годы молчал? Почему сам не попробовал разыскать Золотых Апостолов, воспользовавшись имевшейся у него информацией? И почему вдруг только теперь решил поведать миру о своей тайне? Хотя ответ на последний вопрос вполне очевиден. Возраст и близость смерти могли заставить его заговорить. Чувствуя приближение конца, люди становятся более откровенны. Что же касается первых двух вопросов, то тут причин может быть несколько. Судя по интервью, старику больше нравилось владеть тайной, нежели золотом. Едва ли он понимал, каким образом можно обратить его на пользу себе. Жаль, продолжала размышлять Алька, что первоначальная версия рухнула, так как на Франца совершено покушение. Теперь все еще больше запуталось. Или же наоборот? Ну, конечно, все дело в том, что у Куцего был сообщник, который и попытался его прикончить, чтобы в одиночку завладеть Апостолами. Если бы Вадим не был таким упрямым, мы вместе могли бы довести это дело до конца. Теперь только надо найти сообщника Франца и можно пить шампанское. Довольная собой, она даже хлопнула в ладоши, испугав сидевшую напротив сотрудницу.
Сегодня вечером обязательно надо будет расспросить Григория, с кем водился Франц. Должны же у него быть какие-нибудь дружки-собутыльники. Она нервно забарабанила пальцами по столу. В этот момент в сумочке заиграла мелодия Генри Манчини из «Розовой Пантеры». «Кому это я понадобилась», — подумала Алька, вытаскивая аппарат.
— Здравствуй, Алевтина, — услышала она голос Виктора. — Ты где?
— Как где, — удивилась она. — На работе!
— У тебя все в порядке?
Альке показалось, что голос у брата был какой-то напряженный.
— У меня — да, а у тебя? — ответила она, кося глазом на начальницу, которая, как ни в чем не бывало, продолжала раскладывать компьютерный пасьянс.
— Когда ты заканчиваешь?
— Как обычно, в три, — ответила она, гадая, к чему эти вопросы.
— Вот что, — Виктор понизил голос, — мне нужно с тобой срочно переговорить.
Это «срочно» и этот тон заставили Альку заволноваться. «Может, с бабкой что, — подумала она, теребя сережку. — Хочет подготовить меня. А вдруг родители?»
— Что случилось! — потребовала она. — Скажи сейчас.
— Да тише ты, дура, — зашипел он в трубку. — Ничего не случилось. Пока ничего не случилось, но может случиться, если кое-кто будет думать не головой, а задницей.
— Я не понимаю, — залепетала Алька, сбитая с толку его грубостью.
— Нечего тут понимать, — уже спокойно произнес Виктор. — Выйдешь из исполкома, свернешь за угол и через сто метров увидишь мою машину. Я буду ждать тебя. И кстати, помнишь, ты говорила мне об интервью, которое давал Юркевский для местной газеты?
— Да, — ответила Алька, перейдя на шепот.
— Ты встречалась с журналисткой?
— Да, — снова подтвердила она.
— Она тебе что-нибудь передавала?
— Передавала.
— Обязательно захвати с собой, — потребовал Виктор. — Слышишь, обязательно, — добавил он с нажимом в голосе.
* * *
Еще не было десяти, когда пан Бронивецкий, запарковав машину на стоянке перед костелом, прошел в ворота и, помедлив в дверях, вошел в храм, чувствуя, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Перекрестившись, он снял очки и, вытерев их о полу пиджака, стал оглядываться по сторонам, ища взглядом своего агента. Его ухо уловило знакомые строки 16-го псалма: «Исследуй сердце мое, посети меня ночью у испытай меня: Ты не найдешь во мне неправды». Воодушевленный этими, как ему казалось, очень уместными в данном случае строками, Ежи прошел вперед и присел на скамью, под которой он обычно оставлял свои послания и забирал адресованные ему. Среди присутствующих в костеле того, кто был ему нужен, не было. На всякий случай он даже оглянулся, желая убедиться, что никого не пропустил.
«Что, если он не придет?» — думал Ежи, время от времени оглядываясь в сторону входа. Испугается, передумает или вообще решит не вступать со мной ни в какие контакты? Кто знает, что у этого человека на уме.
На всякий случай, чтобы окончательно убедиться в без-основательности своих страхов, пан Бронивецкий опустил руку под скамью. Его пальцы сразу коснулись бумаги. «Записка», — мысленно воскликнул он, не столько пораженный, сколько обрадованный этим обстоятельством. Это действительно был листок, как и прежде, прикрепленный с помощью скотча к нижней части скамьи. Сунув свою находку в карман, Ежи поднялся и быстро вышел из костела. Ему показалось, что в дверях мелькнула знакомая фигура. «Григорий», — удивился он. Но тут же одернул он себя: «Нет, не может быть». Пан Бронивецкий сел в машину и вытащив из кармана записку, развернул ее.
