зубы и что она забирала их по одному у разных людей и вставляла себе в рот. Потому что все они разного размера и неодинаково белые.
Убрав с моего подбородка руку, Костлявая взмахивает ею, словно намереваясь снести голову с моей шеи.
– Я больше, чем человек, больше, чем дух, я – то, о чем ты даже помыслить не можешь. И я сама себя создала, без помощи Бога или человека. – И с этими словами ее рот захлопывается, словно кошелек. – Ты слишком заигралась, Трежа, – продолжает она напоследок. – Когда жизни твоей придет конец, ты попадешь ко мне.
Я стою в смятении. Значит, она знает про все замыслы – мои и духа. И почему я должна попасть именно к ней? Дух рассказывал, что она забирает лишь умерших насильственной смертью. Господи, помоги, не хочу умирать насильственной смертью. По спине моей бежит холодок, и я даже не смею ни о чем спрашивать.
Повелительница костей глядит на свою ладонь, я тяну шею, чтобы тоже посмотреть, но там ничего нет. Сжав пальцы, она улыбается. Она берет в руки трость из резной белой кости, обвешанную какими-то амулетами, что звенят при малейшем движении.
– Если захочешь снова позвать меня, советую обзавестись чем-то, что может представлять из себя ценность.
Она уходит, а из-под юбки выглядывают два хвоста, волочатся за нею, подметая собой землю. Господи, с кем я связалась? Разве бывают люди с хвостами?
Утром я чищу зубы, гляжусь в зеркало и вижу, что один зуб посерел, стал по цвету как графитовый стержень у простого карандаша. Сколько я его ни терла – зубной пастой, содой, углем, – сколько ни жевала специальную жвачку, зуб так и остался серым.
Глава 32
Озомена: ранее
Возможность поиграть была только в школе или в церковном дворе, не носиться же ей по улицам, уже несерьезно. Правда, сейчас не до игр. Озомена готовилась к вступительным экзаменам в среднюю школу: учителя, как и ее родители, были уверены, что все пройдет хорошо. Озомена относилась к этому как к очередной вехе. И если все так верят в ее способности, значит, она никого не подведет.
Итак, школьные экзамены впереди, но сегодня она отправляется на собеседование в про-собор[141] Святой веры[142]. Если все пройдет хорошо, то ее допустят к первому причастию. Приска не сомневалась, что так оно и будет, вопрос даже не подлежит обсуждению. Она заранее купила Озомене одежду для этого особенного дня – белое пышное платье, длинные белые гольфы, белые кожаные туфельки без ремешка (что подчеркивало степень взросления Озомены), белую шляпку с плюмажем и белые кружевные митенки. Больше всего Озомене нравились туфельки – за лиловый рант точно такого же цвета, как сутана у епископа. Да, и митенки тоже прелесть. Приска вообще старалась, чтобы ее девочки выглядели лучше всех. Озомене очень хотелось принарядиться во все это, но еще больше ей хотелось пройти собеседование. Два месяца кряду она учила наизусть катехизис на игбо, ох и трудное это занятие. Можно было выбрать английскую версию, но неожиданно вмешалась Мбу и предложила отказаться от этой идеи. У епископа слишком мало времени проводить индивидуальные собеседования на английском, лучше идти в общем потоке. Сама Мбу сдала катехизис на игбо блестяще, а теперь вот наступила очередь Озомены.
Озомена открывает на ходу Ekpere Na Abụ[143], пытаясь повторить выученный материал, но на улице слишком шумно, невозможно сосредоточиться. Да и вопросы могут быть какие угодно, на непривычном для нее языке. Озомена идет быстрым шагом, словно мама дала ей какое-то задание, но на самом деле ей просто хочется прийти пораньше и перечитать некоторые молитвы.
По мере приближения к рынку Озомена чувствует в воздухе густой, едкий запах, по земле стелется привкус жареного мяса. Возле самого входа лежат дотлевающие черные покрышки. Озомена никогда не видела последствия линчевания столь близко, и на какую-то минуту она даже забыла, куда идет, забыла про свое ученическое волнение. Она обводит взглядом свернутые клубочком обугленные человеческие останки, запекшуюся кровь, что вытекла через лопнувшую кожу. Взрослые уже всласть насмотрелись на это зрелище, и возле дотлевающих угольков осталась лишь небольшая кучка детей.
Кто-то из мальчишек сплевывает и говорит:
– Вот что бывает с ворами.
И остальные мальчишки, как обезьянки, повторяют за ним.
Прохожий подходит к первому, дает ему затрещину, и мальчишки разбегаются. Торговцы пересказывают вновь пришедшим историю сожжения вора, приукрашивая и смакуя детали. Гладкое повествование свидетельствует о том, что этот пересказ они повторяют снова и снова. Поправив шарф на голове, Озомена идет дальше, глубоко задумавшись. Эта запекшаяся кровь потрясла ее до глубины души.
Озомена и прежде видела трупы – то новая машина собьет собаку (это считалось хорошей приметой), то спешащий на фуре дальнобойщик раздавит корову. А однажды на дороге валялся труп какого-то сумасшедшего, и его долго не забирали, пока семья не узнала. Но все это происходило где-то там, за окном машины, в которой ехала Озомена. Что до мертвого сумасшедшего – родители ее одноклассников скорее переживали не из-за самой трагедии, а из-за пениса покойника. А та корова, кстати, тоже долго валялась на дороге, по которой Озомена ездила в школу и обратно. Она наблюдала, как животное вздувалось, потом лопнуло, а после от нее осталась лишь высохшая на солнце шкура, и тогда водители перестали поднимать окна на этом отрезке пути. Все это интриговало Озомену, не задевая эмоций, как сегодня, когда она увидела сожженного человека. Она шла в сторону церкви мрачная, задумчивая, с изменившимся настроением. Не обращая внимания на ровесников, играющих в церковном дворе, она зашла внутрь и открыла Ekpere Na abụ, но не могла вчитаться в строчки. Она все еще вспоминала этот обугленный труп, но потом началась суматоха, потому что прибыл епископ. Все было заранее отрепетировано, и дети заняли свои места в рядах скамей согласно буквам алфавита. Таких, чья фамилия начиналась на Н, как у Озомены, было много, целых три ряда. С бьющимся сердцем и дрожа от волнения, Озомена наблюдала, как епископ навскидку указывает на двух-трех детей, чтобы они встали и ответили на его вопросы. После собеседования они садились на место. Озомена с тоской подумала, что нужно было заранее сходить в туалет.
И вот уже епископ подошел к их ряду и попросил подняться Озомену.
Девочка встала, оглаживая платье и поправляя шарф на голове. Глаза Его Преосвященства светились истовой верой. Девочка затаила дыхание.
– Gua ihe dị n’Okwukwe-gi? – «Символ веры»? Это просто, так как Озомена читала его вместе со всеми на каждой воскресной службе. Она уже было открыла рот, чтобы заговорить, как вдруг на плечи епископа упала толстая вуаль из паутины
