— То, что ты говорил, было благоразумным, но большинство репортажей извращали суть сказанного.
— Хм, тебе стоило бы взять на себя организацию моих встреч с прессой.
Поколебавшись, она призналась:
— После того, что случилось, я написала несколько стихотворных строк для тебя. Я собиралась послать их тебе, но подумала, что ты очень устал слушать о себе, что бы там ни говорилось.
— Не от всех. Всего лишь от большинства. Ты сберегла стихи?
— Да, — кивнула Карен. — Они во втором ящике снизу. Ним поднялся, подошел к бюро под книжными полками. Выдвинув ящик, он увидел лист бумаги, вынул его.
Движущийся по строке палецНередко возвращается обратноНе для того, чтобы переписать,А чтобы перечесть.И что однажды осмеяли и прогнали,Возможно, возвратится через годыИ осознается как мудрость;Сейчас необходима прямотаИ смелость, для того чтобы восстатьПротив злословия людей,Виною не обремененных.Милый Нимрод!Вспомни, что пророкаРедко восхваляют до закатаДня, когда он первымОбъявил о неприятной правде.Но если через годыТа правда, о которой говорил ты,Станет очевидной,Будь в день победы милосердным,ВеликодушнымИ забавляйся своеволием жизни.Не всем, а только для немногихПредвидения дар — ясность, прозорливость.Судьба, как лотерея,Дарует это им.
Ним медленно перечитал строчки раз и другой.
— Карен, ты никогда не перестанешь удивлять меня. И что бы ни случилось потом, знай, что я тронут и благодарен тебе.
В этот момент появилась Джози — небольшого роста, но крепкая женщина с блестящими темными глазами — с нагруженным подносом. Она объявила “леди и джентльменам”, что обед подан, и водрузила на стол поднос.
Это была простая, но вкусная еда. Вэлдорфский салат, за которым последовал запеченный цыпленок, и затем лимонный щербет. Ним принес бутылку великолепного вина — редкое каберне савиньон. Как и в прошлый раз, Ним кормил Карен, ощущая то же чувство близости и интимности, которое испытывал и раньше.
Только раз или два он вспомнил с чувством вины, что для жены и детей он в этот вечер присутствовал на деловой встрече сотрудников “ГСП энд Л”. Вспомнил и тут же оправдал себя тем, что их с Карен отношения даже его ложь делают не столь жестокой, какой она была во время его прежних похождений. Может быть, думал он, Руфь не поверила ему, но если это и так, она не подала и вида, когда утром он уходил из дома. Правда, за последние четыре недели он всего лишь единожды не обедал вечером дома, но тогда его действительно задержала работа.
Просто, не спеша, Карен и Ним разговаривали в течение всего этого интимного обеда.
Джози убрала посуду и принесла им кофе, когда они во второй раз заговорили о новой инвалидной коляске. Специальное кресло, измененное под руководством Рея Паулсена и оснащенное электродвигателем для колес, было приобретено в корпорации “ГСП энд Л” родителями Карен.
— Жаль только, — продолжала Карен, — что официально хозяйка этого чуда не я, оно зарегистрировано на имя моего отца. А все из-за страховых взносов — для инвалидов они просто астрономические.
Отцу оно обходится дешевле. Но ведь ему и так пришлось занимать деньги, чтобы заплатить за “Хампердинка”. Его банк отказал ему, поэтому он обратился в компанию по ссудам, и они согласились дать ему кредит, но под самый высокий процент. Я знаю, ему будет трудно выплатить эти деньги. Дела его идут не так уж хорошо, а они с матерью и так помогали мне, когда мои сбережения заканчивались. Они настояли на том, чтобы я не беспокоилась и позволила им нести это бремя.
Ним задумчиво проговорил:
— Может быть, я что-нибудь смогу сделать. Небольшую сумму могу дать сам, и, возможно, наша компания пожертвует…
— Нет! Категорически нет! Нимрод, наша дружба чудесна, и я очень дорожу ею. Но я бы не хотела брать твои деньги и не хотела бы, чтобы ты просил кого-нибудь о них. Когда моя семья делает что-либо для меня, то это совсем другое дело. В общем, будем сами решать наши проблемы. — Ее голос смягчился. — Я горда тем, что независима. Надеюсь, ты понимаешь меня.
— Да, понимаю и уважаю твою независимость.
— Отлично! Уважение очень важно. Нимрод, дорогой, ты представить себе не можешь, насколько “Хампердинк” изменил мою жизнь. Если ты позволишь, я все тебе объясню. Могу я тебя попросить кое о чем необычном?
— О чем хочешь!
— Давай встретимся не у меня дома, например сходим послушать симфонию.
Он колебался только мгновение.
— Почему бы нет?
Лицо Карен засветилось воодушевлением.
— Ты только должен сказать, когда будешь свободен, и я все устрою. О, я так счастлива! — Она потянулась к нему. — Поцелуй меня, Нимрод.
Когда он приблизился к ней, она запрокинула голову, ее губы искали его. Он положил свою руку ей под голову и почувствовал, как пальцы утонули в ее длинных светлых волосах. Если бы Карен была здоровой женщиной! Но он отбросил эту мысль и, оторвавшись от ее губ, погладил ее волосы снова и возвратился в свое кресло.
— Если бы я умела, то замурлыкала бы, — прошептала Карен.
Ним услышал сдержанный кашель и, повернув голову, увидел Джози в дверях гостиной. Помощница Карен сменила белую униформу, в которой прислуживала им, на коричневое шерстяное платье. Ему было интересно, как долго она находилась здесь.
— О, Джози, — проговорила Карен, — ты уже готова? Джози собирается навестить свою семью сегодня вечером, — объяснила она Ниму.
— Да, я все привела в порядок, — ответила Джози. — Но, может быть, следует уложить вас в кровать прежде, чем я уйду?
— Наверное, мне действительно пора в кровать. — Карен замолчала, легкий румянец залил ее щеки. — Но, может быть, позже, если это не затруднит мистера Голдмана…
— Если ты мне скажешь, что делать, буду рад помочь, — согласился Ним.
— Ну вот и отлично, договорились, — заметила Джози. — Я ухожу, спокойной ночи.
Несколько минут спустя они услышали звук закрывающейся входной двери.
Когда Карен заговорила, чувствовалось, что она нервничает:
— Джози не будет до следующего утра. Обычно в таких случаях ее заменяет другая женщина, но она нездорова, и придет ко мне на ночь моя старшая сестра. — Она взглянула настенные часы. — Синтия будет здесь через полтора часа. Ты побудешь до ее прихода?
— Конечно.
— Ним, сейчас здесь должен появиться Джимини, привратник, которого ты встретил в первый раз. Тебя это не смущает?
Ним решительно сказал:
— Черт с ним, с Джимини! Я здесь, и я остаюсь.
— Я рада, — улыбнулась Карен. — Там еще осталось вино. Может, прикончим бутылку?
— Хорошая идея. — Ним сходил на кухню, открыл каберне и, вернувшись в комнату, разлил его по высоким стаканам и поддерживал стакан Карен, пока она потягивала вино.
— Какое чудесное тепло пошло по телу, — сказала она. — Это от вина.., и не только от него.
Импульсивно он наклонился вперед, взял ее голову в ладони и поцеловал еще раз. Она страстно ответила ему, но этот поцелуй длился дольше. Наконец он с неохотой подался назад, но их лица остались рядом.
— Нимрод, — прошептала она.
— Да, Карен.
— Я думаю, мне пора ложиться.
Он заметил, что ее дыхание участилось.
— Скажи, чем тебе помочь.
— Для начала отпусти тормоз моего кресла. Ним сделал все необходимое, и электрошнур втянулся в муфту сразу, как только заработала батарея. Озорная улыбка появилась на лице Карен.
— Следуй за мной!
Управляя креслом с электрического пульта, с ловкостью и проворством, изумившими его, Карен двигалась из гостиной вниз через холл в спальню. Там стояла односпальная, аккуратно разобранная кровать. Спальня освещалась неярким светом. Она развернула кресло так, что оказалась спиной к кровати.
— Вот. — Она посмотрела на Нима с ожиданием.
— Что дальше?
— Ты поднимешь меня из кресла, затем положишь на кровать. С Джози мы пользуемся специальным ремнем. Но ты сильный, Нимрод, ты можешь поднять меня на руках.
Мягко, но уверенно он поднял Карен, чувствуя теплоту ее тела. Затем, выполняя ее указания по поводу дыхательного аппарата, включил небольшой респиратор Бенталя сбоку кровати и услышал, как он заработал, — шкала показывала давление в пятнадцать фунтов; нормой являлось восемнадцать вдохов в минуту. Он вложил трубку респиратора в рот Карен; она сделала несколько вдохов, и давление поднялось до тридцати. Теперь она могла обойтись без пневматического пояса, который носила под одеждой.
Она лежала на кровати, ее длинные волосы разметались по подушке. Ним подумал, что эта картина вдохновила бы Боттичелли.
— Что мне делать теперь? — спросил он.
— Теперь… — При неярком свете он снова заметил вспыхнувший на ее щеках румянец. — Теперь ты, Нимрод, разденешь меня.
Ее глаза были полузакрыты. Руки Нима дрожали, он спрашивал себя, не может ли то, о чем он думал недавно, стать действительностью? Не так давно, вспомнил он, он твердил себе, что любовь с Карен — это любовь без секса, в то время как обычно у него получался секс без любви. Может, он ошибался? Могли ли существовать любовь и секс с Карен одновременно? Но если бы это произошло, не стал бы он презирать себя за то, что так грубо воспользовался ее беспомощностью? Может ли он? Нужно ли ему? Кошмарный клубок неразрешимых вопросов, какой-то моральный лабиринт…
