— Что ты о нем думаешь?
— Он забавный, — уклончиво ответила я, сидя на стуле и думая о детях, пока Лола мерила один бюстгальтер за другим, причем каждый ее невероятно восхищал, пока она не бралась за очередной. — А почему ты спрашиваешь?
— Ну, он мне нравится.
— А ты ему?
— Не уверена. Но мне кажется, он именно потому не обращает на меня внимания и прохаживается насчет моего веса. Мужчины часто так поступают, когда женщина им нравится. Это называется подтекст, Четверг, — когда-нибудь я тебе об этом расскажу.
— Хорошо, — проговорила я. — Так в чем же дело?
— У него маловато, ну, обаяния.
— Мужчин на свете много, Лола. Не торопись. Когда мне было семнадцать, я неровно дышала к одному полному психу по имени Даррен. Моя матушка была против, что сделало его для меня притягательным, как магнит.
— А! — откликнулась Лола. — Как тебе этот бюстгальтер?
— Мне кажется, розовый тебе шел больше.
— Какой именно? Их двенадцать было.
— Шестой розовый, сразу после десятого черного и девятнадцатого кружевного.
— Ладно, давай еще раз его посмотрим.
Она порылась в куче и нашла то, что хотела.
— Четверг…
— Ну?
— Рэндольф зовет меня шлюхой, потому что мне нравятся парни. По-твоему, это справедливо?
— Это одна из самых больших несправедливостей в жизни, — сказала я ей. — Если он начнет вести себя точно так же, его назовут дамским угодником. Лола, а ты встречала хоть кого-нибудь, кто бы тебе нравился по-настоящему, с кем ты хотела бы проводить больше времени?
— Ты про бойфренда?
— Да.
Она помолчала и посмотрелась в зеркало.
— Боюсь, я не так написана, Чет. Но знаешь, иногда, потом, понимаешь, когда я лежу в сильных руках, такая сонная, теплая, довольная, я ощущаю, что есть еще что-то, нужное мне, что-то совсем рядом, и я хочу этого, но никак не могу поймать.
— Ты имеешь в виду любовь?
— Нет. «Мерседес».
Она не шутила.
[69]
Снова зазвонил мой комментофон.
— Подожди, Лола. Да, это Четверг.
[70]
Я посмотрела на Лолу, которая примеряла кружевной корсет.
— Да, — ответила я. — В чем дело?
[71]
— От чего подстраховаться?
[72]
— Понятно. Что я еще могу сделать для тебя, кроме как ответить про пианино?
[73]
Занята я не была. Кроме завтрашнего полуденного заседания беллетриции, других дел у меня не имелось.
— Конечно. Куда и когда?
[74]
— Ладно.
Лола печально посмотрела на меня.
— Значит, на фитнес не пойдем? Мы ведь должны пойти в зал, иначе я буду чувствовать себя виноватой за то, что съела все эти пирожные.
— Какие такие пирожные?
— Те, что я должна есть по дороге в зал.
— Думаю, тебе пока хватит впечатлений, Лола. Но у нас в запасе еще полчаса, так что пойдем, я угощу тебя кофе.
Глава 21
Кто украл пирожки?
Моя первая взрослая вылазка в Книгомирье не обошлась без приключений. Я вошла в «Джен Эйр» и изменила окончание книги. Первоначально Джен отправлялась в Индию с этим дурацким Сент-Джоном Риверсом, но в моем финале Джен выходит замуж за Рочестера. Решение было принято мной исключительно по велению сердца, меня к такому не готовили, но я ничего не могла с собой поделать. Всем новый конец понравился, но мои действия были небезупречны. Формально я совершила «вторжение в текст», так что мне предстояло держать ответ за содеянное. Первое слушание по моему делу в «Процессе» Кафки к окончательным результатам не привело. Суд пред лицом Короля и Королевы (она же Червонная Дама) в «Алисе в Стране чудес» был не то что странным — он был страньше некуда».
ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ Беллетрицейские хроники
Грифон имел голову и крылья орла и тело льва. Наверное, в молодости он был и правда страшен на вид, но с годами обзавелся очками и кашне, что немного смягчало его жуткие черты.
Как я уже говорила, он являлся одним из лучших законников в округе и после смерти Ньюхена сделался главой беллетрицейских юристов. Именно Грифон добился рекордного штрафа в знаменитом деле Трех слепых мышат против Жены фермера и очень помог в обуздании пиратских вылазок Немо в «горячие точки».
Грифон как раз читал мои заметки и порой неразборчиво хмыкал, переворачивая страницы и поглядывая на меня поверх очков.
— Ну, повеселимся! — сказал он.
— Повеселимся? — повторила я. — Это при защите по делу о «вторжении в текст» второго класса?
— Сегодня вечером я веду дело по обвинению в причинении слепоты против триффидов, — веско ответил Грифон. — И дело о военных преступлениях марсиан в «Войне миров» тянется до сих пор. Поверьте мне, вторжение в текст — это легкая забава. Хотите взглянуть на список моих клиентов?
— Нет, спасибо.
— Отлично. Мы послушаем, что скажут свидетели и как Хопкинс представит дело. Я могу решить и не вызывать вас. Пожалуйста, только не делайте никаких глупостей вроде внезапного увеличения в росте, я из-за этого чуть не проиграл дело Алисы. И если Королева прикажет отрубить вам голову — игнорируйте.
— Ладно, — вздохнула я. — Давайте так.
Когда мы прибыли, Король и Королева восседали на своих тронах и были единственными в этом зале, кто хотя бы с виду держал себя в руках — уход Алисы двумя страницами раньше здорово выбил присяжных из колеи. Они уже расселись по местам, но яростно переругивались со старшиной — кроликом, который, глядя на них, грыз себе потихоньку большую морковку, под шумок протащенную в суд.
Валета Червей уже отвели назад в темницу, а пирожки — вещественное доказательство класса «А» — унесли. На их место водрузили подлинную рукопись «Джен Эйр». Перед Королем и Королевой сидел представитель обвинения, Мэтью Хопкинс, в окружении злобных с виду птиц и смотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Он выглядел куда мрачнее, чем когда мы столкнулись с ним в «Процессе», хотя и тогда уже радостью не лучился. Судьей, вне всякого сомнения, являлся Король, поскольку он был в большом парике, но какова в процессе роль Королевы, я понятия не имела.
Двенадцать присяжных утихомирились и принялись усердно что-то строчить на своих грифельных досках.
— Что они делают? — шепнула я Грифону. — Ведь слушание еще даже не началось.
— Тишина в суде! — пронзительно возопил Белый Кролик.
— Отрубить ей голову! — вскричала Королева.
Король снял очки и беспокойно огляделся по сторонам, силясь уразуметь, кто это там разоряется. Королева пихнула его локтем и кивнула в мою сторону.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
