Можно много и изощрённо рассуждать о «женщинах, которые больше женщины, чем матери» или «матери, больше чем женщины». Но вся эта «конкуренция за постель» — из серии чувств в условия отсутствия более сильного внешнего воздействия. Социального, экономического, этического. Дочери Владимира Святого не конкурировали на ложе Болеслава — не до того — «тут вопросы государственного строительства Польши решаются, а ты о такой безделице переживаешь».
Здесь, на «Святой Руси», фактической, материальной предпосылкой к «смешению поколений» являются ранние браки. Если девочка беременеет в 13 лет, то уже к 27 рядом с ней её взрослая дочь. Если условия жизни были благоприятны или индивидуальный набор генов позволил матери сохранить привлекательную внешность — обе они становятся объектом мужского внимания. А поскольку общины малы, а серьёзных мужиков всегда не так много, то и партнёр у них часто оказывается общий.
Интересно, что успехи медицины в третьем тысячелетии также провоцируют «инцест второго рода». За счёт продления периода сексуальной активности как мужчин, так и женщин. Если дама и в 60 лет интересуется любовными утехами, то должны существовать коллизии уже не типа «дочки-матери», но и «дочки-матери-бабушки». И чем дальше, тем больше.
Распространение христианства на Руси в православном, жёстко моногамном варианте, разрушило прежние, «исконно-посконные» полигамные стереотипы. Конкретно именно этот набор религиозных догм — разные ветви христианства по-разному относились к многожёнству. От раннесредневекового несторианства на востоке, до куда более поздних мормонов на Дальнем Западе. Вариации, принятые в русском расколе по этой теме ещё более… вариантны.
А вот столкновение носителей двух разных представлений о допустимости даёт эффект «катастрофы личности». Именно в это, в моё нынешнее время, в 60-е годы 12 века, женщина пишет письмо с просьбой о помощи на тему «сексуальной конкуренции»:
«От Гостяты к Василю. Что мне дал отец и родичи дали впридачу, то за ним. А теперь, женясь на новой жене, мне он не даёт ничего. Ударив по рукам, он меня прогнал, а другую взял в жены. Приезжай, сделай милость».
Новгородская берестяная грамота из Неревского раскопа. Прошло почти 200 лет, как крестили Новгород. Но вот: при живой законной жене мужчина публично заключает помолвку («ударив по рукам») и приводит в дом новую законную жену. И, в отличие от мусульманских или языческих обычаев, прежнюю, «старшую» жену, просто выгоняет. Даже не возвращая ей приданое. И женщина, проигравшая в «сексуальной конкуренции» и мужа, и статус замужней дамы, и имущество — не обращается ни в церковный, ни в светский суд. Одна надежда у Гостяты — на родственника Васю.
Светана даже не видит в своих предложениях смысла сексуальной конкуренции с дочкой. Какая бы она не была, но материнский инстинкт у неё работает: пристроить любимое дитя в постель пригодного к этому «вятшего», сделать этого вятшего «ещё вятшее», взять бразды всего в свои руки. Ну, и подстраховаться на случай «ежели чего». «Грудью — на амбразуру». Ну, и грудью — тоже…
Светана дочку любит и желает ей счастья. Как и все нормальные родители. «Выходи замуж за этого. Мужик нормальный, не пьющий, не гулящий, с руками, с ногами. Чего тебе ещё надо?».
Термин «выгодный брак» — из России третьего тысячелетия. «Блестящая партия» — тоже Россия, век девятнадцатый. «Пристроить дочерей» — оттуда же. Но так было всегда. Меняются, в зависимости от стереотипов данного места-времени, понятия «выгода» и «брак». Запихнуть своего ребёнка ко мне в постель — выгодно. «Дитё удачно пристроено». Нарожать, наперегонки с дочкой, мне детишек — брак. Нет, конечно, не церковный, не венчанный. Но об этом здесь и речи нет. Бояричи на смердячках не женятся. Не потому, что нельзя, а потому, что такой вариант просто в мозгу не возникает. Женитьба — дело серьёзное. Родовое, имущественное. Сделка как на торгу — «по рукам ударили».
Сам я Светане, судя по всему, малоинтересен. И как любовник, и как человек. Тут чистый функционал, даже не прикрытый имитацией страстных вздохов. Чисто — «оседлать господина» и крутить ему… тот конец рычага, который попался. Перед богом и законом — она замужняя женщина. Добропорядочная и богобоязненная законная венчанная жена Потани. Который выступать с «особым мнением» ни по какому поводу не будет — болен он. А для тела и для души у неё есть Чарджи. И я — для создания благоприятных жилищно-бытовых условий. «Кошелёк на ножках». Красиво придумала. Такой план построила из ничего. Именно что — из ничего. «Отрицательные высоты называются глубины». Вот из применения «глубины» и образуется моё будущее. Наше совместное будущее втроём. Плюс ещё с тысячу обязательных насельников боярской вотчины.
Только… Потаню мне, конечно, жалко. Ну и что? Пожалел мужика и пошёл к его жене. Нормально, достаточно типовая ситуация. «Ему же легче». Но Чарджи… Делиться наложницей… Так если бы она была просто наложницей! С рабыней всё понятно. Но Светана — вольная женщина. А это уже любовница. Просто приказать ей нельзя. И у Чарджи могут возникнуть… переживания. А когда лучший стрелок, наездник и сабельщик начинает переживать… Два раза он саблей уже у меня перед носом… дрожал. Переживу ли я третий?
Так может, ну её, эту «тёщу»? Ага, «завязать узлом, чтобы не забыть про членские взносы»… Но есть ещё Ивашко. Следующий претендент. Потом Николай. До него очередь дойдёт, если оба моих мечника друг друга поубивают. Что вполне возможно — гонора у обоих… Сегодня они мирно беседовали, завтра резаться будут.
Мерде! Какая к чёрту тайная дипломатия со всем средневековым интриганством! Вот, на ровном месте, команда мужиков в любой момент может превратиться в собачью свадьбу! Если эти кобеля сучку в клочья раздерут — плевать, новых найдём. Но они же между собой перегрызутся! Перебьются, перережутся. Может им «Великий пост» устроить? «На хлеб, на воду». А работать кто будет?
Мда… Гениальные и далеко идущие планы тотального прогресса и безбрежной демократии разбились о рифы эрегированных членов туземцев. Что в истории человечества — не ново, банально и регулярно.
«Печально я гляжу на наше поселенье!Его грядущее — иль пусто, иль темно,Меж тем, под бременем либидо и хотенья,В безвестности развалится оно.И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,Потомок оскорбит презрительным стихом,Насмешкой горькою обманутого сынаНад прое…авшим всё отцом».
Что ж вы так, Михаил Юрьевич, элегичны? Печальны и даже безысходны. Или у меня своих печалей мало? А тут ещё вы со свалки лезете. «С насмешкой горькою…». В родстве с Лермонтовыми состоять чести не имею. Хотя… если отсюда до его рождения шесть с половиной столетий, и если сейчас активно начать… «Прости, сынок…». Думай, Ванька, думай. И стог смётывать кончай.
А и правда — под мои размышления о проблемах психологии малой группы в условиях неудовлетворённых сексуальных потребностях при несбалансированной демографической ситуации и неустойчивой социальной структуре — сено сгреблось, скопнилось и застогосметалось. Солнце висело уже низко над горизонтом, пора и честь знать.
Пока Хотен с остальными причёсывал стог, я успел поплескаться в ближайшей болотной луже (слава богу — нет пиявок!) и оценить работу косцов. Парни были явно встревожены, ожидая моей оценки их трудовой деятельности. Но я выразился… благосклонно. Конечно, по сравнению с недавним эффектом применения «двух взбесившихся самоходных сенокосилок с сорванными ограничителями» — раза в четыре меньше. Но ничего, навык у ребят уже появился, будет лучше. Даже в ГУЛАГе первые три дня зекам нормы не давали — время на адаптацию.
Почувствовав моё доброе настроение, Хохрякович начал старательно подлизываться. Задавая глупые и не очень вопросы о самом процессе косьбы. «Как мудрый господин его видит, и вообще…». Любые мои ответы воспринимались с полным восторгом, придыханием и восхищением. Наглый подхалимаж на основе глубоко вбитого страха.
«Женщина и девочка едут в метро. Рядом негр. Девочка толкает маму:
– Мам, глянь, обезьяна в метро!
– Ну что ты такое говоришь! Это человек. Только чёрный. Немедленно извинись!
– Извините.
– Да ладно, девочка, многие ошибаются.
– Мам! Обезьяна разговаривает!».
Вот такой «говорящей обезьяной» я себя и чувствовал. Чтобы не сказал — восторг и удивление. А вот «горнист» с какого-то момента начал нервничать и даже поскуливать. А, ну понятно, наблюдается ещё одно дерево из вышеупомянутого частокола. Хотеном звать. Его звать Хотеном, а зовёт-то он меня. Криком кричит. Потому что дурак — купаться можно только в специально отведённых для купания местах. Сухана-то я погнал мыться в тот же бочажок, где и сам был. А этот… углядел сверху, что Кудряшкова за холмик мыться пошла, и следом. Баба-то ополоснулась на берегу и тут этот… коршун прилетел. Столкнул женщину в воду и пристроился. Бабёнка-то ныне бессловесная, на всё всегда согласная. Только охает. А вот пиявки — нет. И не охают, и не согласные. Когда в их водоёме воду мутят.
