— Конечно.
И что же мы видим, когда заходим в квартиру? Выражение «все получилось не так, как я предполагала» как можно точнее подходит к данной ситуации.
Поначалу мне показалось, что Алекс вообще никак не реагирует на происходящее. То есть совершенно никак. Он просто стоит и воспринимает то, что видит, словно отделен от этого какой-то невидимой преградой. Ну, как будто он наблюдает данную сцену через одностороннее зеркало. Затем он как-то неестественно и странно начинает кивать. Похоже, мысль у него примерно такая: «Понятно, значит, вот оно как».
— Марта! (Это выкрикивает Люк.)
— Алекс! (А это уже исходит от Дездемоны.)
— Но как же так? Как вы попали сюда? — Люк тяжело дышит, и как мне кажется, это не только от того, что он в шоке.
Я вынимаю руку из кармана и покачиваю связкой ключей у него перед носом:
— Можешь забрать их, — говорю я и кидаю ключи прямо в него.
Алекс, до сих пор не произнесший ни слова, разворачивается и идет к выходу.
— Алекс, подожди! — Лицо Дездемоны являет собой настоящее произведение искусства, картину «Крик», если быть точной. Это водоворот паники, выраженной в ее раскрытой пасти. Кстати, весь солнечный блеск ее кожи и румянец на щеках тоже куда-то исчезли, как будто смытые водой. Она лихорадочно напяливает на себя одежду, и Люк старается от нее не отставать.
Я следую за Алексом к двери, мы спускаемся по лестнице и выходим на улицу. Очутившись на свежем воздухе, он резко разворачивается, так, что мы с ним оказываемся нос к носу.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спрашиваю я, изо всех сил пытаясь определить его настроение. Мне кажется, что он пребывает в полном замешательстве, его разрывают противоречивые чувства: праведный гнев и что-то еще…
— Я… я не знаю. — И чтобы пояснить свой ответ, добавляет. — Много чего думаю.
В этот момент я сознаю, что чувствую себя просто омерзительно.
Чего я пытаюсь добиться, зачем я привела его сюда? То есть ради кого и ради чего я все это сделала? Для Алекса? Не надо себя обманывать, Марта. Ну, хорошо, может быть, он пребывал в каком-то непонятном состоянии тогда, на диване, но все же… Кому все это было нужно в первую очередь?
Прежде чем он успевает ответить мне что-либо вразумительное, Люк и Дездемона выскакиваются на тротуар, продолжая одеваться прямо на ходу. На другой стороне улицы прогуливается мужчина с ребенком, пристегнутым к животу, и делает вид, что совершенно не обращает на нас никакого внимания, хотя пялится исключительно в нашу сторону.
Алекс поворачивается к Дездемоне. В какое-то мгновение мне показалось, что сейчас он очнется и, как Отелло, придушит ее прямо здесь.
Но ничего подобного не происходит.
И уж тем более он не собирается ломать нос Люку. Вместо этого он искусно переводит свои эмоции «на медленный огонь» и начинает говорить, используя в своей речи фразы, напоминающие названия песен:
— Как долго все это длится? Не желаете поделиться информацией?
Дездемона и Люк отвечают одновременно:
— Неделю (это говорит Дездемона).
— Три месяца (Люк).
Три месяца. Попробуем мысленно вернуться назад.
— Мой день рождения, — вслух вспоминаю я. Танцзал «Фабрик». Там-то они вдвоем неожиданно и потерялись.
— Послушайте, давайте обойдемся без сцен, — предлагает Дездемона. Это заявление странно слышать от женщины в одной туфле, с торчащим из-под мышки лиловым бюстгальтером. — Алекс, прошу тебя, дорогой. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Прошу, Алекс, пойми, прошу.
Алекс смотрит на нее и не может поверить:
— Да, очень похоже на правду, Дез, не так ли? — И тут его, наконец, прорвало: — Вот что я думал, познакомившись с тобой. Господи, как же безграничны запасы любви и преданности у этой девушки! Она, конечно же, очень любит меня. Так я решил. И как же мне повезло, что я женюсь именно на ней, на той самой, что только что держала во рту член какого-то придурка.
— Эй-эй, полегче, — жалобно бормочет вышеупомянутый Придурок.
— Но, Алекс, насрать мне сто раз на этого гребаного Люка. Я люблю тебя.
Глаза Люка вылезают из орбит:
— Что ты сказала?!
— Да брось ты, Люк, ты самый несчастный ублюдок на этой земле.
— Но ты мне говорила…
Вот это уже лучше.
— Что? И ты мне поверил? Неужели ты решил, что я брошу Алекса ради тебя? Спустись с небес на землю. — Слова Дездемоны звучат, словно звонкие пощечины, и лицо Люка искажается от боли. — Ты искренне поверил, что я предпочту тебя ему? — Невольно я обращаю внимание на ее голос, вернее, на интонацию. Она изменилась или, скорее, стала прежней, такой, какой была у Дез еще в школьные годы.
— Нет. Скорее всего тебе хотелось нас обоих. — Голос Алекса приобретает относительное спокойствие.
Дездемона делает неловкий, спотыкающийся шаг, едва не вляпываясь в собачье дерьмо. При этом ее светлые волосы, подхваченные порывом ветра, поднимаются почти вертикально.
— Неужели ты не видишь, неужели ты не понимаешь, что дело вовсе не в Люке. И дело не в тебе. А дело в… а дело в… — Так и не сообщив нам, в чем же действительно дело, Дездемона поворачивается ко мне, и ее ледяные голубые глаза замерзают окончательно.
— А тебе, твою мать, небось нравится все это, да? Увидеть все это. Хотя бы, твою мать, разок в твоей гребаной жизни такое было, твою мать?
Как ни странно, я в жизни не слышала, чтобы Дездемона сквернословила, даже в школе. А тут в течение пяти секунд она трижды вспомнила мать и еще кое-что. Неплохо, мать твою!
Дездемона выдохлась и заткнулась. Зато Люк, отвернувшись от нас, приступил к самобичеванию («О глупец, глупец, какой же я глупец!» — почти нараспев повторяет он, словно трагик в любительском спектакле.)
И тогда, словно подстрекаемая ненавидящим взглядом Дездемоны, я начинаю выкладывать ей все факты.
Факт первый. Она утащила у меня моего бой-френда в мой же день рождения (нехилый подарочек, не так ли?)
Это плавно перетекает в Факт второй: к разрыву отношений между мной и каким-то Придурком.
Факт третий. Она решает выйти замуж за Алекса, продолжая трахаться за его спиной.
Факт четвертый. Она всякий раз демонстративно утирала мне нос, описывая свою фантастическую — мать ее! — жизнь, и даже пригласила стать у нее на свадьбе подружкой.
Затем следует Факт пятый. Она упорно продолжает свои игрища, хотя уже поломала жизнь троим.
Факт шестой, факт шестой…
Я уверена, что существует еще что-то, просто сейчас это не приходит мне в голову. Да это и неважно. Пяти фактов хватает по самые уши. Дездемона хранит молчание. На какой-то миг мне кажется, что лед в ее глазах вот-вот растает. Я ненавижу ее. Конечно же, ненавижу. И наверное, ненавидела всегда. Так же, как она ненавидела меня. И все это скрывалось за ширмой нашей «дружбы». Все это оказалось фальшивкой, так же, как и ее неестественно голубые глаза.
