Несколькими годами позднее говорили, что Север выбрал Домну в качестве невесты, встретив ее в своем сирийском турне, потому что ее гороскоп предсказал, что она выйдет замуж за царя — это показалось хорошей приметой для амбициозного политика. Север, конечно, не остался слепым и к более прозаическим преимуществам этого альянса: некая Юлия Домна упоминается в юридическом тексте того периода как внучатая племянница сенатора и бывшего консула по имени Юлий Агриппа (но он не был родственником отца Береники), чье значительное состояние она частично унаследовала.[702] История о гороскопе была, вероятно, придумана и запущена через много лет после восшествия Севера, чтобы заставить краткую биографию нового императора выглядеть более впечатляющей.
Летом 187 года сорокадвухлетний Север и его молодая сирийская невеста сыграли свадьбу. Север был талантлив и прозорлив, позднее он заявил, что видел сон, в котором свадебную постель для него и его невесты готовила жена Марка Аврелия Фаустина в храме Венеры, в Риме возле императорского дворца.[703]
Союз Домны и Севера быстро оказался благословлен рождением двоих сыновей. Их первенец, рожденный в Галлии 4 апреля 188 года, был назван Бассианом — в честь деда по материнской линии из Эмесы; второй ребенок, родившийся в Риме 7 марта 189 года, получил имя Гета, разделив его с отцом и братом Севера. Это совпало с улучшением перспектив в карьере Севера. В 190 году, проведя с молодой семьей год на Сицилии, он в возрасте сорока пяти лет достиг желаемой должности консула. Это возвышение обеспечило семейству Севера место на вершине римского общества и пробудило у молодой Домны вкус к жизни супруги политика и положению хозяйки дома в центре столицы.[704]
Год консульства Севера прошел на фоне кровавых сумеречных лет Коммода, когда поведение императора стало настолько эксцентричным, что, как говорят, он стал выходить на гладиаторскую арену и рубить головы состязавшимся — это могло бы смотреться более впечатляюще, если бы его противниками не были страусы. Историк Дион Кассий, пользовавшийся случайной благосклонностью Севера, позднее описывал, как его и других сенаторов заставляли сдерживать смех при виде этих спектаклей с птичьими боями, чтобы избежать гнева императора.[705]
Существовала, конечно, и серьезная причина для недовольства правлением Коммода. За несколько месяцев до того, как Север стал консулом, произошло падение непопулярного и беспринципного Клеандра — вольноотпущенника, управляющего двором, который манипулировал императором с момента смерти в 185 году предыдущего придворного фаворита, Перенния. Обвинения в заговоре против императора летали по городу, последовала волна казней сенаторов — среди жертв оказался родственник Домны из Эмесы по имени Юлий Александр. Север, безусловно, был рад оказаться на некотором расстоянии от горячей атмосферы города в 191 году, когда его по рекомендации Лаэта, начальника преторианской гвардии, назначили наместником Верхней Паннонии.
В конце концов все более непредсказуемое и жестокое поведение Коммода заставило Лаэта и нового управляющего двором Эклекта действовать. 31 декабря 192 года они вместе с императорской любовницей Марцией сначала отравили Коммода, а затем удавили его в ванной. По имеющейся у нас информации, роль Марции в этом деле была несколько переиначенной партией, сыгранной Агриппиной Младшей и Домицией при убийствах их мужей; говорили, что она предупредила Лаэта и Эклектика о существовании списка предполагаемых жертв, в который были включены и их имена, а затем подмешала яд в вечерний стакан вина Коммода. Но вино вызвало у него лишь обильную рвоту, заставив заговорщиков привести профессионального борца, чтобы тот прикончил жертву.[706] Коммод находился у власти двенадцать лет.
Публий Гельвидий Пертинакс, сын вольноотпущенника, был выдающимся военным и гражданским служащим при Марке Аврелии и Коммоде, и конспираторы уже поставили его императором ко времени, когда известие об убийстве Коммода достигло Севера, находившегося в 683 милях, в столице Паннонии Карнунте (в нынешней Австрии).[707] По словам современника, чиновника Геродиана, который написал историю империи с 180 по 238 год, Северу этой ночью приснилось, что конь сбросил с седла Пертинакса и принял взамен его самого. Множество сторонников убеждало Севера, что исполнение его амбиций уже за углом.
Сам Пертинакс настолько не желал быть обвиненным в деспотизме, что, стремясь превзойти самого Августа, он принял лишь звание princeps senatus и отклонил титул Августы для своей жены Флавии Тицианы. Но у его администрации не оказалось денег на содержание преторианской гвардии — по крайней мере, тех средств, к которым она привыкла при Коммоде.[708] Сработал эффект домино: Пертинакс был свергнут в марте 193 года бывшим консулом по имени Дидий Юлиан. Север был уже готов, хотя свои претензии на пурпур уже выдвинул другой соперник, Песценний Нигер, губернатор Сирии. Поддержанный приветственными криками своих легионов, Север двинулся маршем на Рим, чтобы попытаться взять власть, — но лишь после того, как удостоверился, что его сыновья и Юлия Домна рядом с ним и в безопасности.
Он проявил куда меньше рыцарства в отношении жены и детей своих соперников. Север убедил Сенат осудить Юлиана 1 июня, и 9 июня был признан императором, получив покорно-восторженный прием римлян, одетых в белое и выстроившихся вдоль украшенных цветами улиц. Одним из первых деяний нового императора стал приказ, отданный его правой руке, человеку по имени Плавтиан: найти и взять в заложники детей Нигера, который был объявлен врагом государства. В конце концов Нигер оказался разбит в сражении при Антиохии в апреле 194 года, его отрубленную голову выставили в Риме, а его жену и детей казнили.
Затем Север столкнулся с угрозой от другого претендента на трон — Клодия Альбина, губернатора Британии. Север предложил ему ранг заместителя Цезаря. Однако, когда через пару лет Клодий решил, что это все-таки недостаточно хорошо для него, он тоже был разбит — на этот раз в Галлии; его поруганное тело было сброшено в Рону вместе с телами жены и сыновей. Их судьба стала напоминанием о том, что ожидает в случае поражения Домну и ее детей.[709]
В 1930-х годах Национальный музей в Берлине приобрел у парижского торговца древностями поврежденный портрет, изображающий только что взошедшего на трон Септимия Севера вместе с Юлией Домной, застывших, как гордые родители, позади двух своих юных сыновей.[710] Примитивный рисунок на круглом куске дерева выполнен темперой, сделанной на яичном желтке; эта работа принадлежит древнему египетскому художнику и, вероятно, отмечает путешествие императора и императрицы по Африке примерно в 200 году. «Берлинское тондо», как называют это произведение, — не единственное изображение Юлии Домны и ее мужа; но это единственный рисованный портрет членов римской императорской семьи, который сохранился с древности, впервые предоставив нам бесценный шанс увидеть лица новых обитателей Палатина в цвете. Серебрящиеся кудри и борода Севера соответствуют описаниям в римских литературных источниках; его кожа, оттененная золотыми полосами тоги, на несколько тонов темнее, чем у жены — контрапункт к его официальным мраморным портретам, изображающим его белым, как любой другой император до него. Это является важным свидетельством в пользу теории о том, что Север был первым темнокожим римским императором.[711]
С другой стороны, лицо Домны с кремовой кожей характерно широко поставленными глазами, широкими прямыми бровями и полными губами. Ожерелье крупного белого жемчуга охватывает ее шею, подвески из него же ниспадают поверх ушей, знаменуя отступление от минималистского подхода к женским украшениям, принятого в римской имперской скульптуре.[712] Однако ее темные, туго завитые локоны полностью повторяют ее скульптурные изображения. Из всех римских императриц прическа Юлии Домны является самой характерной: волнистая, шлемоподобная, с центральным пробором, который, как считается, был создан для использования парика. Предполагается, что именно она ввела у римских женщин сирийскую практику носить парик — хотя было найдено несколько съемных мраморных частей прически, принадлежащих женским скульптурам начала и середины II века, некоторые со следами клея на основе гипса — возможно, они изображали мраморный парик. Это предполагает, что некоторые имперские предшественницы Домны могли уже быть знакомы с практикой ношения париков в реальной жизни.[713]
Возведение Домны на роль первой римской леди было каким угодно, только не спокойным. Менее чем через месяц после провозглашения мужа Августом, а ее Августой, она и Север уже находились в пути на восток, чтобы заняться угрозой от Нигера и навести порядок на парфянских территориях, граничивших с врагом. После разрешения обеих проблем Север двинулся в Галлию, чтобы в феврале 197 года сокрушить последнего из своих соперников — Клодия. Во время этих тяжелых военных кампаний Домна была рядом с мужем, стойко перенося те же условия, ту же жажду и нехватку еды, что переносили он и его войска. И в отличие от своих предшественниц она получала лишь простые похвалы за свою роль армейского талисмана. Лишь 14 апреля 195 года по примеру жены Марка Аврелия Фаустины, тоже превозносимой за нахождение в лагере, ее наградили титулом Mater Castrorum (Мать Лагерей). Ее статую в этом облике установили на римской Священной Дороге, возле храма Антонина и Фаустины.[714]
