Как провожают пароходы?
Совсем не так, как поезда.
Морские медленные воды —
Не то, что рельсы в два ряда…
Кстати, первоначально я не планировал вставлять в фильм эту песню. Но вчера утром, когда я ещё раз сидел над сценарием и представлял будущее кино, мне показалось оно слишком быдловатым. Начало картины — Федя Косой идёт по тюремным коридорам под музыкальную тему «Гоп со смыком», затем в ресторане он танцует опять под ту же самую музыку, но записанную в более быстром и агрессивном темпе. А в концовке звучит «Наша служба». «Не хватает душевности», — дошло тогда до меня. И вот теперь Эдуард Хиль пел: «Вода, вода, кругом вода».
— Это что такое? — вывел меня из задумчивости дядя Йося Шурухт, который только сегодня вернулся из Москвы и хвастался всем знакомым, какой успех ждёт его музыкальную пластику.
— Песня, — хмыкнул я.
— Сам вижу, что не стишок, — проворчал дядя Йося. — Я спрашиваю, где эта песня была раньше?
— Только в это воскресенье сочинил. Представляешь, прямо перед записью посетила муза и вдохновенье, — захихикал я.
— Эх ты, не мог раньше со своей музой договориться. Всему тебя учить надо, раздолбай. Диск-то уже на фабрику печатать отправили, а за большее число песен, больше платят.
— Не в деньгах счастье дядя Йося, — буркнул я и тут же скомандовал, — камера стоп! Музыканты сняты! Дайте больше света с музыкантов на танцпол! Василич, пока свет двигают, подсними Нонну за столиком, как ты это умеешь делать, красиво и высокохудожественно.
— Считай, что уже сделано, — хохотнул главный оператор.
* * *
Спустя примерно час, когда уехали музыканты, предварительно исполнив на камеру песню «Наша служба и опасна и трудна», когда уже посетители «Невы» перестали на нас пялиться, словно мы — пришельцы с других планет, наконец-то, пришло время финальной сцены в ресторане. Нонна Новосядлова и Савелий Крамаров сидели за столиком, рядом стоял официант, роль которого исполнял Леонид Быков, и оставалось только арестовать Федю Косого, но вдруг случился непредвиденный затык.
— 144 рубля? — удивлённо вскрикнул Крамаров-Косой, увидев принесённый счёт. — Откуда взялись такие цены, дядя? Что это за цифры такие подозрительные?
— Довожу до вашего сведения, молодой человек, что 144 — это статья УК РСФСР, — усмехнулся Быков.
— Вы обвиняетесь в краже вещей гражданки Никаноровой, — Нонна показала Феде красные корочки.
А дальше по сценарию Леонид Фёдорович должен был выкрутить руку Савелию Викторовичу. Однако когда Крамаров рванул наутёк, Быков даже глазом моргнуть не успел, не то чтобы схватить за руку. В зале моментально раздались весёлые смешки. Посетители ресторана вообще-то уже успели нахохотаться, когда Савелий Крамаров комично отплясывал под песню «Вода-вода». Он совместил в одном танце шейк, твист, рок-н-рол и еврейский танец «Хава нагила». Вышло естественно шедеврально. Лично я был поражён тому факту, что Савелий, не имея никакого актёрского образования, выделывал с листа такие фортели, которые были не под силу профессионалам.
— Я его так не поймаю, — пожаловался Леонид Фёдорович.
— А давайте я Федю ударю бутылкой по голове? — предложили Нонна. — Или рюмкой?
— Я на такое не подписывался, — пролепетал испуганно Крамаров.
— Ладно, — кивнул я. — Василич, переставь камеру так, чтобы в кадр попали только товарищ Крамаров и товарищ Быков. Делаем второй дубль.
— Я ведь опять убегу, — захихикал Савелий Викторович.
— Всё верно, — улыбнулся я, — но твой персонаж должен бежать на меня. Ясна актёрская задача?
— Что тут непонятного? Давайте, что ли снимать, — самоуверенно произнёс он.
Я встал слева от оператора, скомандовал: «камера, мотор», и когда Нонна обвинила в краже Федю Косого, Савелий Викторович резко пошёл на рывок. Однако того, что сучилось в следующую секунду не ожидал никто из присутствующих. Я ловко поймал Крамарова за шиворот, заломил ему руку, и в таком согнутом положении ввёл актёра обратно в кадр. Лицо Савелия было испуганным, растерянным и одновременно смешным.
— Спокойно, гражданин Косой, здесь кругом наши люди, — произнёс Леонид Быков финальную фразу, после которой по сценарию музыканты должны были запеть гимн советской милиции.
Но так как Эдуард Хиль и его парни куда-то спешили, этот момент было решено сделать уже на монтаже. А между тем после команды «стоп, снято» раздался оглушительный хохот и аплодисменты от всех, кто был свидетелем данной сцены. А главный оператор загоготал так, что ему стало плохо, и он, держась за бок, рухнул на стул. Хорошо, что камера в это момент стояла на штативе, и ей ничего не угрожало.
— Предупреждать надо, — обижено протянул Крамаров, потирая руку.
— Извини, Савелий Викторович, в нашем киношном деле главное — это социалистический реализм, — с облегчением выдохнул я, так как последний эпизод короткометражки был благополучно снят.
* * *
Утро 18 июня 1964 года было прекрасно само по себе. В своих мозолистых руках я нёс к директору киностудии Илье Николаевичу собственное светлое будущее в виде смонтированного и озвученного короткометражного фильма, который умещался всего в одну коробку с киноплёнкой. Кстати, такая кинокартина как «Бриллиантовая рука» длительностью в 100 минут, умещалась в контейнер из 5 коробок с плёнкой, по 20 минут каждая. Мой 10-минутный шедевр имел гораздо меньшие габариты, но я был просто уверен, что кинокомедия под названием «Так не бывает», сделает меня не последним человеком в кинобизнесе.
Всю ночь напролёт я с помощью монтажёра Костика отрезал и склеивал удачные куски, затем несколько раз бегал к звукорежиссёру Лёше в студию озвучания, чтобы сделать достойный звук, подложить песни и музыку. И вот этот фильм готов. Если бы только встречные коллеги слышали, какая мелодия звучала в моей голове, если бы только знали, какие наполеоновские планы громоздились в моём опьянённом будущим успехом сознании. «Взвейтесь соколы орлами, полно горе горевать! Толи дело под соснами, петь, кутить и танцевать», — насвистывал я про себя, когда вошёл в кабинет директора «Ленфильма».
— Доброе утро, Илья Николаевич! — радостно крикнул я с порога.
— Тебе секретарша не сказала, что я как бы занят? — недовольно буркнул товарищ Киселёв, который перелистывал свежую газету.
— А её пока на месте нет, ха-ха, — усмехнулся я. — Я тут, вот…
— Кстати, хорошо, что зашёл. Феллини, ты мне ответь, пожалуйста, на один небольшой вопрос: «ты вообще психически нормальный?» — Илья Николаевич неожиданно трахнул по столу кулаком. — Мне вчера вечером доложили, что ты самовольно взял на складе черно-белую плёнку, вызвал из Москвы актёров, сорвал съёмочный процесс кинокомедии «Зайка»! Ты случайно не дурак?
— Вы же сами разрешили мне снять 10-минутное кино, — пролепетал я. — И даже бумажку подписали.
— А я от своих слов не отказываюсь, — товарищ Киселёв криво усмехнулся. — Ты меня за кого принимаешь, за Дуньку Распердяеву? Прежде чем снимать собственное кино нужно, прежде всего, написать сценарий! Второе показать его художественному совету! Защитить сценарий перед советом и устранить недостатки! Затем, сделать кинопробы, и снова показать их художественному совету, а уже потом, когда будет подписана смета, снимать!
— А стриптиз для вашего худого совета сплясать не надо? — завёлся я. — На шесте покрутиться с голым задом под музыку Вивальди не требуется? А ещё стол накрыть с коньяком и сервелатом⁈
— Ты кому дерзишь, щенок⁈ — вскочил с места директор киностудии. — Значит так: за плёнку будет вычтено из твоей зарплаты — это раз. А второе, пиши-ка ты, дружочек, заявление по собственному желанию. Мне такие бездари как ты на «Ленфильме» без надобности.
«Стоять! Остановись!» — закричал здравый смысл в моей голове. Но бессонная ночь и вчерашний напряжённый суетный день напрочь уничтожили все здравые мысли, поэтому я буквально заорал:
