“Когда придешь, то соверши среди них ”сабил" в течение семи дней!" А в их манере говорить “делать сабил” — [это значит]: когда султан гневается на жителей области или они вышли /
170/ из повиновения или оказывают ему сопротивление, он бросает на них свое войско, оно входит к ним в их страну, и воины убивают всякого, кто им встретится из жителей, и всякого, кого они увидят [в течение нескольких] дней, или день, или два дня. Но если город велик, то они продолжают убивать жителей до семи дней. Но Мами сказал: “Города Томбукту не хватит для ”сабиля" одного часа. Они изнеженнейшие из людей и самые чувствительные из них сердцем; если ты убил из них троих, то семеро умрут со страха и с перепуга, без прикосновения стали. И притом государь, да поможет ему Аллах, не желает ни гибели Томбукту, ни его запустения. Он хочет, чтобы в нем была построена касба и чтобы от них вывозились богатства!" И ответил Махмуд: “Да, мы это знаем, таково его желание. Однако дело в твоих руках, так поступай же по своему усмотрению и смотри, что можно с ними [сделать]!” Мами же сказал: “Я пойду, если пожелает Аллах, и мы с ними будем обходиться с мягкостью и добротой, пока не явишься ты”. После того они прочли фатиху, и Мами выступил и пошел. Он шел, пока не остановился снаружи города. Оказалось, жители Томбукту уже замирились с каидом Мустафой, и раздор и бои прекратились.
Приход туда каида Мами совпал с ночью благородного Рождения, двенадцатым числом раби “пророческого” тысяча первого [года] [16.XII.1592], с ночью, тяжелее которой не было, и самой страшной. В нее жители Томбукту бежали, а Река вошла в город, и люди считали, что на следующее утро будет [только] гибель. Сколько людей вышло в ту ночь из города, оставив свои богатства, своих детей и своих жен и не вынеся из своих домов даже палки! И уходили, но не возвращались в город после того! Иные бесстыдные жители его добыли в ту ночь богатства: ты видел человека, входящего к людям в их дома и забирающего из них, что пожелает, и выносящего это — а хозяин дома и его родня смотрели на него, но не говорил ему /171/ ничего никто из них.
Каид Мами вошел той ночью в касбу, и каид Мустафа встретил его. А люди провели ночь устрашенные и без сна, ожидая беды, которая будет наутро. Утром жители Томбукту не открыли, ни один, свои дома, безмолвствуя. И никто не шагнул ни единого шага по улице. Только после послеполуденной молитвы факих кадий Омар велел позвать старшин города. Их позвали, и все они пришли к кадию. В их числе был факих Мухаммед Багайого. Омар спросил их совета о том, что им делать, но они не начали еще речи, как к ним вошел слуга кадия, приставленный к двери, и сообщил им, что каид Мами стоит перед дверью, прося разрешения войти, и с ним группа его людей. Сидящие из-за этого всполошились и изменились в лице. Тогда кадий разрешил ему войти, и каид вошел, а с ним и его спутники. Он вошел, и Омар хотел встать ради него, но тот настоятельно просил его не вставать, удержал его от подъема; когда Мами вошел, то склонился над головой кадия и поцеловал ее, [склонился] над его коленями и ступнями и поцеловал те и другие и поцеловал его руки. Потом обернулся к факихам и начальникам, приветствовал их и поздоровался с ними, а они ответили ему тем же. Он сел против кадия как человек, готовый встать, и сказал: “Вот паша Махмуд, каиды и кахийи приветствуют тебя. Паша — тот, кто меня послал, когда до него дошло, что с вами делали наши негодяи. Его обеспокоило это, и он просит у вас извинения и прощения и чтобы вы не винили нас в тех грехах. Клянусь Аллахом Великим, они это совершали ни по нашему решению, ни по совету нашему. Так простите же нам, а Аллах простит нам и вам! Мы вырыли [яму] — мы и засыпали. И мы и вы сегодня — братья, мир [установлен], и после нынешнего дня нет ни сомнения, ни обмана!” /172/
Но военные люди Томбукту, увидев каида Мами едущим к дому кадия в тот день, полагали, что он выехал только ради недоброго [дела]. Они собрались, пошли к соборной мечети Санкорей и поднялись со своими стрелами и оружием на ее крышу, а некоторые из них поднялись выше домов того места. Когда Мами произнес у кадия мягкие слова, был с ним любезен и обласкал его, кадий послал факиха Мухаммеда Багайого, да помилует его Аллах, чтобы позвать их. Факих пришел к ним и обнаружил каждого из них вооруженным до зубов; он позвал их начальников и сказал им: “Знаете ли вы меня?” Они ответили: “Да!” И факих сказал: “Спускайтесь вы все и приходите к нам...” Они спустились и поспешно пришли. И сказал он: “Кадий Омар вас зовет, следуйте за мной к нему!” Затем сказал им: “Аллах уже закончил это испытание и оградил нас от той печали. И вот почтенный каид Мами ибн Беррун, принесший нам мир, прощение, привет паши Махмуда и его приветствия. И после нынешнего дня не будет зла. Так скажите же все: ”Да поможет Аллах господину нашему Ахмеду!"".
Затем Мами приветствовал их, а они возвратили ему приветствие. Мами вышел, сел на коня и направился к касбе. Когда он доехал до Багинде[349], то встретился со стрелками, сдиравшими там одежду с некоего человека. Каид погнал к ним своего коня, выхватил меч и ударил человека из числа стрелков по плечу так, что рассек ему лопатку. Тот упал и умер, а каид отдал приказ — и его голова была выставлена. Это пошло по городу и распространилось в нем. И люди этому возрадовались и твердо поверили, что каид исполнит то, что обещал, доверились его слову и думали о нем хорошо.
Рано утром арабы из числа обитателей касбы выходили на рынок со своими товарами. Тот из них, кто был мясником, выводил свою корову, резал ее и оставался, продавая ее [мясо]. А кто был кожевником, приносил /173/ свои кожи, кроил из них сандалии и продавал их. Подобным же образом их портные шили людям. Того, у кого что-нибудь покупали, его товарищ [по сделке] просил проследовать в касбу; продавец следовал за ним,
