Где-то далёко трубка упала на рычаг. Пошли гудки. Боже, как страшны они были! Ринка поспешно повертела ладонью. Действительно, хоть и не видимый простому глазу, там лежал красный клубок. Пульсировал, отчего ладонь чуть подрагивала. Сейчас! Рина обвела себя рукой с клубком против часовой стрелки и почувствовала нить, охватившую плечи. Ещё, ещё, скорее! Там Доминик! Без сознания… Наверное, поэтому он и не услышал её. Хорошо, хоть Сан Саныч — или Сим Симыч? — сумел отбиться. Но каков Глеб?! Ринка редко ругалась матом. Но теперь выпалила такое, что покраснел бы самый отъявленный матерщинник. И тут в голове зазвучал адрес. Как хорошо, что внизу её ждёт машина!
Ринка рванула к двери, но вдруг затормозила, чуть не полетев на пол. Нет, так не пойдёт! Надо звать подмогу! Но кого?! Тут нужна магическая подмога. Евгения Михайловна — вот кого надо позвать!
Рина быстро набрала номер. Автоответчик! Куда опять ускакала эта старая вострушка?! Ладно, хоть адрес оставить можно.
Девушка надиктовала адрес, выбежала из подъезда, вскочила в машину и выпалила:
— Остоженка, 27!
— Дорогой дом, — присвистнул водитель.
Машина сорвалась с места. И Ринку замутило. Она закрыла глаза. Но это мало помогло. И тогда Рина стала напевать про себя песенку: «Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк…»
Виктория сидела на пуфике перед трюмо. Ал-Наг висел на привычном месте — на шее фарфорового гуся. Теперь уже и издалека было заметно, что перстень, а вернее, кольца Уроборуса стали вдвое, а может, и втрое толще. Виктории даже казалось, что они колышутся, будто змей дышит. Боже, какая мерзость!
Виктория и сама удивилась своим мыслям. Ещё вчера она считала свой перстень венцом творения, сияющей красотой и надёжным помощником. Но теперь ей всё время казалось, что змей себе на уме, а её просто использует…
А всё из-за визита призрачного мальчика! Какой отвратительный пацанёнок… А ведь она и всего-то хотела порезать ему палец. Ну не убивать же ребёнка, в самом деле! А он?! Кто знает, что бы он с ней сделал, если бы не Борис?! Хоть раз он пришёл вовремя. Хоть раз помог! Хотя потом они опять поругались. Они вообще теперь ругаются каждый день. Вот и сейчас Борис, обидевшись, убежал куда-то. Куда делся тот нежный юноша, который глядел на неё взглядом влюблённого телёнка, шепча:
— Ты такая прелестная! В тебе столько жизни! Больше, чем во всех моих юных подружках!
И она, дура, верила и млела. А сейчас думает: от чего млела-то? От того, что он, не стесняясь, говорил про груду юных любовниц?!
Но если это так, то, даже став молодой, как обещал перстень, она останется одной в череде многих. И это — мечта её жизни?!
Виктория тяжело вздохнула. И будет ли соразмерной цена, которую она заплатит за молодость? Ведь, послушав мальчика Стёпочку, Вика поняла — порезанным пальцем не обойтись. Надо отнять жизнь, то бишь время. Тогда Ал-Наг переведёт это время убитого ребёнка ей, Викочке. Но… Предположим, она исхитрится и зазовёт какого-нибудь ребёнка в лес. Но убить?! Да у неё рука не поднимется. Это чекисту Игнатову было всё равно — одной загубленной душой больше, одной меньше. А Вика в жизни даже курицу не зарезала, как спокойно делают бабы в деревнях. Но даже если она и соберёт волю в кулак, что потом? Вдруг найдут, вычислят. Посадят. И всю свою помолодевшую жизнь она проведёт в тюрьме? А может, и не проведёт. На зоне не церемонятся с детоубийцами.
Но даже если всё и пройдёт благополучно, что она обретёт — место в гареме красавчика Бориса?! Ох, всё это нерешаемая задача. И зачем только проклятый Ал-Наг подбил её на такое?! Виктория с ненавистью поглядела на перстень. Висит себе и ни о чём не беспокоится. Только вон бока змеиные вздымаются — фу, гадость какая!
Звонок прервал её тяжёлые мысли. Это кто ещё? Неужто Борис вернулся?
Но на пороге стоял… Орлинский. Прекрасный возмужавший актёр с благородной проседью в волосах и странным загадочным взглядом. Конечно, Виктория обозналась. Откуда здесь быть трагику, которому она понравилась в XIX веке?! Да он умер давно. Вернее, она же сама слышала — его застрелил её предок-чекист. Но мужчина, возникший на её пороге, был столь же дьявольски красив. И он не был отвратительно молод, как Бориска. Напротив, в его грустных романтических глазах светилось то понимание жизни, которое вырабатывается только с прожитыми годами.
— Виктория Викторовна Игнатова? — произнёс незнакомец чуть сконфуженно.
Будто и жаждал увидеть Викторию, и стеснялся. Во всём его облике и улыбке было то самое притягательное для женщин свойство — сочетание жёсткого мужского напора и нежной юношеской застенчивости.
У Виктории подкосились ноги. Она покраснела, как девочка, и произнесла, словно в трансе:
— Вы — Орлинский?
Мужчина грустно улыбнулся:
— О нет… Конечно нет. Но мне приятно, что вы помните моего предка. То есть, конечно, вы не можете помнить, — стушевался мужчина, — вы же ещё такая молодая…
От смущения его веки опустились, и Виктория увидела тень от длиннющих пушистых ресниц. Да они были длиннее Борискиных!
— О… — Виктория не знала, что сказать.
Незнакомец выручил её:
— Я — Орлов Леонид Николаевич, директор рекламного агентства. Сегодня по делам я заходил в ваше издательство. Вас не было. Но я увидел вашу фотографию в буклете и тотчас понял — мне просто необходимо вас увидеть.
— Э… — снова не нашлась Виктория.
— Позвольте мне войти? — нежно коснувшись локотка Викочки, проговорил Леонид.
Виктория попятилась и, наверное, споткнулась бы, запутавшись от волнения в полах собственного халата. Но Леонид успел галантно подхватить её, приобняв при этом за талию. Рука была такой тёплой и сильной, что Викочку словно током прошибло. Не то что вялая рука Бориски.
И тут Викочка очнулась.
— Конечно, проходите, пожалуйста, — защебетала она. — Чай? Кофе? Извините, я в халате. Не ждала гостей.
— Это вы меня извините! — Леонид поглядел на Викторию, словно мальчик, оробевший от впервые увиденной женской красоты, хотя только секунду назад он обнимал её жестом многоопытного мужчины.
От такого перепада чувств у Викочки вообще голова пошла кругом. Она и не запомнила, как потом поила гостя крепким чёрным кофе, говорила что-то и он что-то рассказывал. Уже через полчаса они вели себя как давние друзья, у которых и секретов-то друг от друга нет. Викочка почему-то жаловалась на Борьку. Леонид сочувственно гудел:
— Конечно, нынешние мальчики не могут оценить красоту зрелой женщины. Но это понятно — разница в объёме чувств. У молодёжи он ещё крохотный. Я вот даже и не знаю, о чём бы я мог говорить с юными девицами. Ты не поверишь, они все кажутся мне какими-то куклами Барби.
— А твоя супруга? — поинтересовалась Вика.
— Я не женат. Вот если бы встретить такую, как ты. Это было бы счастье. А другие!.. — Леонид махнул рукой, показывая, что Барби ему не нужны, но рука его почему-то, описав круг, оказалась на талии сидевшей рядом Виктории и поползла сначала вверх к груди, потом вниз — к бедру. Ну а потом Виктория оказалась в сильных и хватких руках, которые понесли её в спальню.
О, этот мужчина был не Борькой-торопыжкой! Он не плюхался на Викторию так, словно боялся, что, промедлив чуть-чуть, его желание быть с ней исчезнет. И руки у Леонида были невероятно умелыми, неторопливыми. И губы ненасытными в долгих-долгих поцелуях. И даже когда он, наконец, слился с Викторией не только губами и руками, движения его не потеряли неторопливого и глубинного ритма, от которого Виктория вообще забылась, почувствовав себя настолько желанной, что даже и не представляла, что такое возможно. И неудивительно, что после всего пережитого Викочка заснула в блаженном сне как младенец.
Леонид же, поднявшись, с наслаждением потянулся и даже похрустел суставами. Хорошо играть роль романтического героя вперемежку с дьяволом-искусителем. И длинных речей не нужно придумывать. И наслаждение всегда можно получить сполна. Хороша жизнь, право слово, если б только ещё и настоящий Театр!
И тут взгляд Орлова упал на трюмо. Там на тонкой белой шейке фарфорового гуся висел… перстень. Невероятный. Необычный. Магический. Притягивающий. Словно заворожённый, Орлов протянул руку, и перстень мягко, но весомо лёг в его ладонь. Боже, какое это было блаженство!
Орлов сразу почему-то понял, что перстень признал его — потомка бывшего хозяина. Что он рад и счастлив встрече, которую так долго ожидал, скитаясь по чужим людям. Что Виктория в чём-то не оправдала надежд кольца, и теперь оно станет помогать Орлову. Исполнять желания, поддерживать в трудную минуту. Но главное, Орлов понял, что перстень каким-то своим чутьём угадал Великую Мечту Леонида — создать собственный Театр, где можно каждый вечер выходить на сцену в главных ролях. И перстень поможет, уже начинает помогать в осуществлении Мечты!
