— Ну, залажу я, значит, на трубу, — от счастья Лариса забыла о своих назидательных интонациях и превратилась в очень приятного, живого, довольного ребенка, — Там грязно до ужаса… Щелкаю зажигалкой. Слава богу, я с собой для сжигания роли на алтаре настоящую «Zippo» взяла. Оглядываюсь по сторонам.
Что бы вы думали? На расстоянии вытянутой руки от меня — клетка. Самая настоящая попугайная клетка. Старая, с выломанными прутьями. Видно, что давно она тут в подвале валяется. Я пытаюсь её достать, дергаю за прутья — не поддается. Аллка внизу от нетерпения уже дырку в полу протоптала. Говорит: «Подсади, я залезу и вытащу эту твою клетку». А как я такую корову подсажу? В общем, я зажмурилась, да в полный рост поднялась. Страшно, зато все видно. Свечу, смотрю. От клетки этой какой-то штырь в стену уходит. Сквозь дыру, проломанную возле окна. Я присмотрелась, клетку, как рычаг в противоположную сторону от себя наклонила. Тут окно и открылось. Само. Железный лист, оказывается, штырем этим, как крючком, закрывался вверху, там, куда у нас руки уже не доставали. А я-то думала, он к решетке приварен. Нет там никакой решетки. Вот!
Лариса торжественно показывала рукой на обычное окошко с наполовину разбитым стеклом. У меня тряслись колени. Кажется, мы победили. Кажется, выбрались.
— И как можно было сразу эту его писанину не почитать? — бурчала себе под нос Алла и уже подсаживала Ларису снова к окну. Рама не распахивалась. То ли от времени, то ли от Ларисиной усталости.
— Пустите меня! — издала боевой клич я и запрыгала на одной ноге. Почти без помощи Аллы умудрилась стащить сапог. Лариса, восседающая теперь на трубе, отчаянно верещала.
— Скорее! Не могу больше! Там воздух. Там улица. Там люди. Там даже звезды на небе.
И, хотя в это подвальное окошко нельзя было увидеть ничего, кроме колес проносящегося мимо трамвая, да серой глади дорожного асфальта, мы с Аллой все же верили и действительно торопились. К воздуху. К улице. К звездам и обычным людям.
В два прыжка взобралась я на плечи к крепышу-Аллочке, в два взмаха раскурочила шпилькой оставшееся стекло окна, в две минуты выгребла осколки.
Ларисе было ближе всего. Обмотав кисти рукавами курточки, чтоб не порезаться, девушка осторожно протиснулась в окошко. Уже сидя на трубах, я подталкивала её снизу.
— Порядок, — хриплым от волнения голосом проговорила Лариса, и, сползая спиной по стене, принялась глотать слезы. Все это я наблюдала, уже протискиваясь следом за ней. Тяжелее всего было Алле.
— Не уходите, я сама не выберусь, — жалобно проговорила она и по её голосу я поняла, что Алла думает, будто мы с Ларисой бросим её внизу.
От такой мысли сердце мое сжалось. Это до чего ж надо было довести девочек, чтоб они могли такое думать о людях?
— Никуда не уходи, — строго шепнула я Ларе, хотя та и не собиралась.
Снова оказавшись в подвале, я непроизвольно поежилась. И как можно было так долго находиться в столь затхлом помещении? Перетаскивая из жилой части подвала один из стеллажей, я услышала крик Ларисы.
— Эй! Вы где? Что там у вас? Я сейчас помогу!
И капризная Лариса добровольно спустилась в свою бывшую тюрьму, чтобы помочь вызволению подруги. Втроем мы легко пододвинули стеллаж. Используя его в качестве стремянки, Алла смогла добраться до заветного выхода. Дальше было тяжелее. С огромным трудом протискиваясь на волю, Алла, смеясь, говорила встречающей её на свободе Ларисе:
— Вот почему он про лик змея говорил. Потому что знал, что нам так противно ползать придется.
— Или потому, что хотел превратить нас в пресмыкающихся. Думает, мы перед ним пресмыкаться будем, — нехорошо прищурилась Лариса, — Он-то считает, мол, мы не решимся никому жаловаться. А что говорить? Я сама вломилась на чужую территорию. Ужасно перепугалась, что дверь захлопнулась… И сразу стала жутко мнительной. Обвинила хозяев помещения. А разбить окно догадалась только спустя полторы недели. Кто ж мне виноват?
— Действительно, — поддержала подругу Алла, — Скажут: «Кто преступник? Он преступник? Да он же ничего не делал. Ходить вас никуда не просил. На свою территорию не приглашал. А в том, что вы полезли — сами виноваты…» Как же быть?
Только что спасшиеся из ужасного заточения, грязные и измотанные, в страшно мятой одежде, они стояли сейчас посреди трамвайных рельсов и горевали о том, что им никто не поверит.
— Девочки! — строго насупилась я, — Во-первых, покиньте дорогу. Игры на дороге — не игрушки! Во-вторых, не о том думаете. Месть — не лучшее, чем можно заниматься.
— Знаем, знаем, — наперебой закивали они, — Существует еще горячая ванна, объятия любимых родственников, мягкая постель… Но должны же мы определиться, что кому говорить.
Вообще-то они были правы. Хотя, если честно, я понятия не имела, что им подсказать.
— По пути подумаем, — бросила я, только сейчас начиная ощущать, как я устала. Руки уверенно нащупали в кармане ключи. — Пойдемте отыщем Форд, и я развезу вас по домам…
Ноги буквально подкашивались. Голова раскалывалась. Кажется, это была нормальная реакция моего организма на стрессы. Я хотела к Георгию, я хотела в ванну, я хотела в постель. Я хотела забыть обо всех актрисах мира и о своей за них ответственности. Я хотела не думать ни о каких Кирах и средствах их наказания. Я нашла пропавших актрис. Теперь нужно позвонить Ксении, чтоб возвращалась. Теперь нужно отчитаться перед Шумиловым. И все. Больше ни одного самостоятельного дела. Это слишком утомительно. Я представила, как нахмурится сейчас Георгий: «Где ты ходила столько времени! Телефон не отвечает, Настасья давно дома… Еще чуть чуть, и я бросился бы тебя искать. Вот только партию в шахматы с компьютером бы закончил.”
“Что ж не бросился ты меня искать, Жорочка? Что ж не нашел? Ведь мне так нужна была твоя помощь… Впрочем, и сейчас еще нужна. Я устала. Обними, защити, успокой. Тебе даже не надо для этого никуда идти. Не нужно отрываться от драгоценного твоего компьютера. Я не просто так, я — с доставкой на дом. Я сама прийду. Может, даже, сама и успокоюсь, пока до дому доеду.”
Мне вдруг седлалось ужасно обидно. Я тут чуть не погибла, а он там преспокойно все запасы продовольствия в квартире уничтожает…
Когда я увидела возле моего Форда Настасью, мне подумалось, что прила пора галлюцинаций. “Какая Настасья под чужим домом в три часа ночи? Куда только мама смотрит?”
Мама смотрела на меня. Из-за освещенной фонарем Сестрицы, стоящая в тени мама бросалась в глаза не сразу. А вот она меня заметила. Сначала напряженно, потом с улыбкой, потом с наигранным ужасом наблюдала она, как троица печальных привидений, прихрамывая, бредет к оставленной ими вечность назад машине.
— Катюша!!! — звонкий Настасьин восторг разрушил напряженную атмосферу нашего появления, — Ты вернулась!!! У-р-р-р-а!
Настасья что есть силы бросилась ко мне, и, повиснув, как в детстве, оторвала ноги от земли. Алла благоразумно подстраховала меня от падения в лужу.
— Вас принесли в жертву Очагу Искусства? — деловито поинтересовалась мама, не желающая выдавать, какой камень свалился с её плеч вместе с моим появлением, — Отчего вы так кошмарно выглядите? Вы меня компрометируете в глазах младших поколений, девушка!
— Прости, мы не рассчитывали встретить здесь светских людей, — засмеялась я и поцеловала маму в щеку, почему-то оставив на её лице черную полосу сажи.
— Катерина?! — из подъезда Хомутова выскочил Георгий. Он бежал точно так же, как Настасья секунду назад. Мы с Аллой хором издали крик ужаса и шарахнулись. Оторви Жорик, подобно Сестрице, ноги от земли, мы вместе со страхующей Алочкой обязательно провалились бы под землю от тяжести. А у нас, с некоторых пор, развился панический страх перед подземельями. Вместо этого Жорик оторвал от земли нас. Всех троих вдруг нашедшихся. Сгреб в охапку и замотал нами в воздухе.
Визги полу-ужаса полу-восторга заглушила вдруг пронзительно потребовавшая разъеснения мысль.
— Как? Как? Как? — хором заголосили мы с Аллой и Ларисой, — Откуда? Откуда изветсно вам про Очаг Искусства?
— Работа у меня такая, — с достоинством ответил Георгий и я с гордостью подумала, что он, все-таки, самый лучший детектив на свете. Самый талатливый сыщик и заботливый мужчина. Как только опасность коснулась самого дорогого, что у него есть — меня, он мгновенно собрался и, как истинный гений, в два счета раскрутил это дело.
Оказалось все немного по-другому.
— Пока вы там в своих подземельях прохлаждались, — начал рассказ Георгий — мы с оперативно-следственной группой трудились не покладая рук.
Оказалось, что отныне в состав жориковской опергруппы входят: Настасья, Тигра, Тим, моя мама и конечно же, он, Георгий Собаневский. Я так устала, что уже не в силах была удивляться.
— Мы спускались в подвал — там железная дверь, и она закрыта. Может, разбудим хозяев, потребуем ключи? — на пол-улицы заголосила появившаяся из подъезда Тигра, сопровождаемая Тимом, — Но Очаг точно там, за этой дверью. Как жаль, что она заперта.
