— Мы спускались в подвал — там железная дверь, и она закрыта. Может, разбудим хозяев, потребуем ключи? — на пол-улицы заголосила появившаяся из подъезда Тигра, сопровождаемая Тимом, — Но Очаг точно там, за этой дверью. Как жаль, что она заперта.
— Это счастье, что она заперта, — поприветствовала я свою помощницу.
Восторгам, визгам, радостям не было границ.
Расходиться по домам, не получив от новоявленных оперативников связных объяснений, мы с аткрисами отказались. Пришлось Жорику продолжать.
Первым догадался, что со мной что-то не так, Хомутов. Он пришел с дискетой на кухню, и обнаружил полное моё отсутствие. После того, как от него, Хомутова, ушла жена, он уже не удивлялся внезапным исчезновениям каких-либо женщин. В особенности перед угрозой получить на повторное прочтение его, хомутовский, роман. Но женщины никогда не делали этого, забывая свои вещи!!! И тут, вдобавок, забытый мною, Катериной Кроль, телефон, начал трезвонить. Корректный Хомутов подождал моего появления. Не дождался и распахнув сумочку, взял трубку. Звонил Георгий и хотел срочно выяснить, где я нахожусь. Крайне удивившись невнятным рассказам Хомутова о моем бегстве, Жорик решил не слишком волноваться из-за очередной моей причуды. Но тут вмешалась Настасья. По счастливой случайности, именно тогда она решила поделиться со мной своими мыслями по поводу и без повода. Заслышав, что я самолично ходила к Хомутову, а потом потерялась, Сестрица подняла переполох. Вдвоем с Тигрой выложили они Георгию всю известную им об этом деле информацию, чем совершенно запутали нашего детектива.
— Все, что я понял из их рассказа, это то, что ты отправила их следить за ни в чем не повинным автором сценария, для того, чтобы иметь возможность не подвергать их риску, — смеялся Жорик, — Отделавшись, таким образом, от своих помощников, ты решила совершить отчаянный поступок. Сама броситься в пасть кровавому преступнику. Отчего-то Настасья дом Хомутова иначе, как “дом ужасов” не именовала. Ну, не понравилось ей там…
В общем, Георгий тоже немного разволновался и решил подъехать в этот “дом ужасов”. Озадаченный хозяин встретил его у порога. Я так и не появлялась. Форд стоял под подъездом. Сумочка висела на спинке хомутовского стула. Небржено захлопнутый блокнот лежал в углу стола… А меня не было. Прямо, будто испарилась я. Жорик начал волноваться. Осмотрел территорию. Заглянул в мой блокнот. Расширил глаза, тщательно почесал затылок и еще раз заглянул в блокнот.
— Катерина, в следующий раз за такое ведение записей я тебя просто уволю! — обнадежил меня Жорик, потом обнаружил блаженную гримасу на моем лице и быстро поправился, — Что? Радуешься? Тогда не дождешься! Не уволю, а… Второй раз возьму на работу. Нагружать двойной нормой буду! Вот.
Я, конечно же, испугалась. Георгий продолжил рассказ.
Понять, что я там назаписывала, было попросту невозможно. Если читать последовательно, то получалось нечто невообразимое: «Хомутов — не он — поговорить про уборку — он, гад! — вечно в наушниках ходит — все Ксению любят — в праздничный весенний карантин…»
— Малая, ты что-нибудь понимаешь? — строго спросил Георгий Настасью, — Ты же все-таки сестра. Должна ход её мыслей отслеживать.
— Обычно я отслеживаю, — по-деловому отреагировала Сестрица, забыв даже обидеться на «Малую», — Но здесь, — Настасья кивнула на блокнот, — Здесь, кажется, нет мыслей. Как-то все это больше на бред похоже, чем на мысли. А по Катюшиным бредам у нас в мире только один специалист.
И пришлось им, бедолагам, идти к моей мамочке с повинной. Так мол, и так, «упустили, проглядели, сбежала… Помощь ваша требуется.» Заслышав, что может поучаствовать в поимке одной из своих особо опасных дочерей, мама пришла в состояние неимоверной трудоспособности и каким-то таинственным, одной ей известным образом, умудрилась за один вечер расшифровать все мои записи. Впрочем, никакой мистики в этом не наблюдалось. Во-первых, начиная с моих старших классов, мама была единственным человеком, который хорошо и всегда понимал мой почерк. Во-вторых, накануне она видела мой блокнот и делала там пару записей, поэтому могла точно сказать, что там было записано раньше её записей, а что позже. В третьих, мама — она на то и мама, чтобы понимать, что, к примеру, обозначает запись: «Кир: Хомутов + глава для ловушки = — (Лара и Алла)». В общем, на базе моих загадочных пометок, мама выдвинула некоторые гипотезы, которые чуть позже однозначно вывели нашу поисковую группу к истине. После того, как выяснилось, что я брала у Зинаиды Максимовы рукопись, разумеется. И после того, как эту рукопись нашли в моей сумочке. А также после подробного отчета Хомутова о разговоре со мной. В общем, мы появились в тот самый момент, когда Георгий уже окончательно определился с невиновностью Хомутова, а Тигра с Тимом, тем временем, разыскали месторасположение нашей тюрьмы. Если бы мы не нашлись сами, команда наших спасителей, возможно, разнесла бы весь дом. Так что нам уже пора было принимать от жильцов благодарности.
— Вашу ж дивизию! — высунувшись по пояс из окна, громко заорал один из «благодарных» жильцов спасенного дома в этот момент, — Сколько можно орать? Идите к себе под окна, и орите! Людям спать мешаете! То по трубам какие-то гады стучат, то под окнами орут… Скоро пожары жечь начнут, я не удивлюсь…
Мы быстро переглянулись с бывшими пленницами и жадно уставились на третий этаж голосящего жильца. Значит, все-таки слышали… Значит, мы молодцы, все верно делали. И без унизительных кировских подсказок нашли бы выход…
«Кир!» — настороженно мелькнуло в голове. По вдруг потемневшим лицам Аллы и Ларисы, я поняла, что они думают о том же.
В двух словах я изложила Георгию проблему.
— Что-нибудь придумаем, — пообещал он нам, и я мысленно похвалила себя за желание ничего больше от Жорки не скрывать, — Только так. Домашних предупредите, чтобы до завтра о вашем появлении молчали. Завтра определимся, что и кому стоит говорить… Если что, заяву на него писать будете?
Все втроем мы отрицательно замотали головами. С Киром мы должны были поквитаться какими-то своими методами.
Перед тем как осчастливить возмущенных жителей нашим отъездом, Георгий решил еще на несколько минут вернуться к Хомутову. «Надо ж объяснить мужику, чем вся эта суматоха окончилась. Он же даже про наличие ловушки в собственном подвале ничего не знает…»
— Не говорите ему пока про ловушку! — вдруг закапризничала Тигра, — Почему-то мне кажется, что она нам еще пригодится.
Все мы согласно закивали. Кто знает, может и пригодится. Нечего такое место раньше времени на обозрение выдавать.
— Скажи просто, что мы нашлись… — посоветовала я.
— Он будет счастлив, — улыбнулся Георгий и через пять минут уже вернулся к Форду с готовностью уезжать.
Уже засыпая, я вдруг вспомнила о важном деле. Набрала перезвонившую мне еще утром Ксению, сообщила, что можно больше не прятаться.
— От подробностей пока воздержусь. Завтра. Все будет завтра.
17. Глава о том, что в отмщенном состоянии преступник напоминает жертву и вызывает жалость
Из-за всех этих переживаний, день перепутался у меня с ночью. Утро настойчиво теребило меня телефонными звонками, пробивающимися сквозь жалюзи солнечными лучами, звонкими голосами каких-то спросонья не опознаваемых визитеров. Тщетно. Я попросту не могла открыть глаза. Георгий отнесся к такому повороту событий с пониманием и, как мог, охранял мой сон. В результате в качестве офиса полдня использовалась только кухня, телефон перекочевал к Жорику в карман и его настойчивые попытки звонить моментально душились железной рукой бывшего опера.
В общем, проснувшись, я обнаружила полное отсутствие в доме людей и кофе. На столе красовалась записка от Жорика:
«Не хотел будить. Есть новости. Ничего не предпринимай до моего прихода. Храни все в секрете. Так нужно для дела.»
Ну что же это такое! Мне что теперь, до конца жизни суждено чьи-то шифрованные тексты разбирать? Не мог как-то понятно все объяснить? Какие еще новости? Откуда? Что за мир такой: на миг глаз прикрыть нельзя, сразу что-то приключается…
Попутно я взглянула на часы и поняла, что про «миг» я погорячилась. На то, чтобы приключиться, у новостей было целых полдня.
— Аллё, детективное агентство «Order», — так как Настасья куда-то испарилась, я снова разыгрывала из себя секретаршу.
— Занятия в театре пошли вам на пользу. Вы уже похоже изображаете. Счастлива приветствовать вас, — все это режиссерша проговаривала настолько печально, что я взволновалась.
— Отчего-то не слышу в вашем голосе счастья. Что случилось?
— Маразм продолжается. Видимо, мне пора уже привыкнуть. Мир — несовершенная структура. В нем всегда чего-то не хватает. Находишь одно — неминуемо теряешь другое…
