Рука Верховной Жрицы коснулась его запястья и помогла спуститься на землю. Похоже, что солнце уже клонилось к закату, и в воздухе стоял легкий холодок последних летних дней.
— Вот мы и на месте, Теутус, — сказала Верховная Жрица. — Осторожнее, тут ступеньки. Поднимай ноги.
Сделав, как ему было сказано, он прошел вперед, услышал, как за его спиной гулко захлопнулась дверь, и почувствовал резкий запах карболки. Когда Верховная Жрица сняла повязку, Дэниел увидел, что очутился в туалете с черными изразцовыми стенами и полом.
— Здесь мы облачаемся в небесные одеяния, Теутус. Сними, пожалуйста, всю свою одежду и иди под душ. Мы должны полностью очиститься, прежде чем приступим к нашим ритуалам.
Покраснев, Дэниел подчинился, и Верховная Жрица отнесла его вещи в гардероб со шкафчиками. Оттуда и она вышла совершенно обнаженной.
Показав на душ, она последовала за ним и повернула ручку. Когда она мягко подтолкнула Дэниела, ее обнаженное тело коснулось его спины. Струи горячей воды поливали его грудь и живот. Взяв кусок мыла, она принялась мыть его, массируя кожу пальцами; Жрица вымыла у него под мышками, прошлась по животу, намылила пенис, яички и задний проход.
Он стоял неподвижно, не зная, что ему делать. Приложив всю силу воли, он пытался справиться с эрекцией, но его пенис продолжал набухать.
Слава богу, что теперь она стала заниматься его ногами. Затем губкой она смыла остатки мыла, вывела из-под душа, набросила на плечи большое полотенце, а его место занял Магистр Храма, тоже обнаженный.
— Теперь я должна снова завязать тебе глаза, Теутус, — спокойно, словно ничего необычного не происходило, сказала Моргана.
Дэниел напрягся, когда она опять накинула ткань ему на глаза. Сбросив с его плеч полотенце, она взяла его за руку и повела за собой.
Он услышал щелканье задвижки и уловил дуновение потока воздуха, насыщенного запахом благовоний и горячего воска. Под ногами был холодный пол. Пройдя вперед, он почувствовал присутствие большого количества людей. Все они хранили молчание.
Верховная Жрица, останавливая его, чуть дернула за руку. Дэниел услышал ее голос, когда она громко произнесла:
— Сегодня мы привели сюда, в наш храм, Теутуса и подготовили его для вхождения в наш священный круг.
Раздался низкий глухой звук, словно десяток или больше голосов стали монотонно скандировать в унисон. Скандирование постепенно становилось все громче, все ближе. Дэниел почувствовал жар пламени, которое тоже приближалось. Он слышал, как пламя с треском и шипением пожирало воздух. Нестерпимый жар приблизился к его груди; он хотел сделать шаг назад, но не осмелился.
Затем он почувствовал, что такой же обжигающий жар едва не коснулся его спины; другой источник тепла опустился ниже гениталий, а еще один остановился у лица. Палящий жар охватывал его с головы до ног. Он хотел закричать, но, задыхаясь, не смог выдавить ни слова. Раздался треск, и он почувствовал резкий запах подпаленных волос: они загорелись на голове и на лобке.
Внезапно жар исчез. Резко оборвалось скандирование. Он услышал звяканье цепочки, и капли ледяной воды брызнули ему на лицо и на тело. Цепочка звякнула снова, и теперь вода окатила его с головы до ног, заставив подпрыгнуть.
Он сжался, готовясь к очередному водопаду, но вместо воды Дэниела ожег удар хлыста по голой спине, заставивший его вскрикнуть. Другой жалящий удар пришелся по ягодицам. Теперь по животу. Еще один — по гениталиям, по яичкам, и он скорчился от боли. Удары сыпались градом, один за другим — по икрам, по лодыжкам, по шее, по правой щеке. Но Дэниел, полный решимости и сдерживая слезы, стоял на месте.
«Отметины, — подумал он, испытывая не столько боль, сколько страх. — Мать не должна увидеть эти отметины».
Наконец бичевание прекратилось. Дэниел стоял неподвижно. Все его тело жгло и болело.
— Можем ли мы довериться тебе, Теутус? — раздался голос Магистра Храма. — Можем ли мы снять повязку с твоих глаз и позволить тебе увидеть и наш храм, и наши лица?
— Да, — прошептал он.
— Повторяй за мной: Делай То, Что Ты Захочешь Возвести в Закон.
Дэниел повторил слова. Затем Магистр Храма продолжил:
— Вот видишь, Иисус из Назарета, как твое искусство попалось в мои силки. Всю жизнь ты поносил и оскорблял меня. Ради твоего имени — вместе с другими душами, которые были свободны в христианстве, — меня мучили в детстве; все радости были запретны для меня. Но теперь я наконец Твой, Сатана. — Он сделал паузу, чтобы Дэниел успел повторить его слова, и затем продолжил: — Я навечно вверяю Тебе, Господь мой Сатана, мой ум, мое тело и бессмертную душу. И если я хоть одной живой душе вне пределов Храма поведаю об этих узах, язык мой и глаза мои будут вырваны из живого тела — и да будет эта кара мне наказанием.
После того как Дэниел произнес эти последние слова, наступило долгое молчание. Внезапно узел на затылке, удерживавший полотнище, распался, и полотнище сдернули.
Дэниел несколько раз моргнул, чтобы восстановить четкость зрения; он был настолько поражен зрелищем, представшим его глазам, что забыл и думать о своей наготе. Он стоял, открыв рот от изумления, в большом амбаре с темно-красным потолком, а стены были полностью затянуты черной материей. Две черных свечи, каждая высотой в добрых четыре фута, стояли по обе стороны от алтаря, а тот высился в центре пятиугольника, выложенного золотой фольгой на полу. Вокруг горело еще много свечей, а в канделябрах на стенах чадили средневековые факелы.
Дюжина людей, застывших внутри пятиугольника, смотрели на него. Но он не видел их глаз. На них были странные маски, напоминавшие головы животных, и они были совершенно нагими, если не считать серебряных эмблем, висевших на шеях.
Напротив Дэниела красовалась свиная голова, водруженная на обнаженное мужское тело. У кошачьей мордочки было тело женщины. Оскалившийся волк и ухмыляющийся козел тоже имели человеческие формы. Все держали свои церемониальные кинжалы остриями кверху, и пламя мерцало на клинках. В центре пятиугольника было раскинуто черное полотнище, на котором лежала молодая обнаженная женщина; ее вытянутые руки и ноги были тщательно растянуты веревками.
Взгляд Дэниела скользнул от щелок для глаз в масках зверей к обнаженной девушке — и снова к головам животных. Выражение, с которым они смотрели на него, вскинув кинжалы, вызвало у него чувство ужаса.
Ловушка, понял Дэниел. Он попал в западню.
Он развернулся, но дверь была перекрыта Магистром Храма и Верховной Жрицей, оба были обнажены. Жрица сжимала его церемониальный кинжал. Магистр Храма держал вскинутый высоко над головой огромный меч, словно бы собираясь нанести удар Дэниелу. И оба строго и торжественно, не улыбаясь, смотрели на него.
— Ты отрекся от Иисуса Христа Обманщика, — сказал Магистр Храма, в первый раз посмотрев ему прямо в глаза. — Ты отрекся от Бога. И ты принес нам клятву в соблюдении тайны.
— Но почему мы должны верить тебе, Теутус? — насмешливо спросила Жрица.
— Можем ли мы доверять тебе, Теутус? — подхватил Магистр Храма.
— Или, может, лучше сразу же принести тебя в жертву, Теутус, и избавить от долгих физических страданий.
Краем глаза Дэниел заметил, что меч Магистра Храма приподнялся чуть выше, а костяшки пальцев, которыми он сжимал рукоятку, даже побелели. В первый раз отвага полностью оставила его. Ему захотелось повернуться и бежать со всех ног, но тут он понял, что не может даже пошевелиться. Все его тело было парализовано — но не от страха. Его держала какая-то невидимая сила, и ничего более мощного и властного ему не приходилось испытывать никогда в жизни. Не в силах пошевелиться, он стоял, приросший к месту, и был полностью в ее власти.
48
Лондон. Пятница, 18 ноября 1994 года
Коннор торопливо смыл остатки пены с лица и протер его лосьоном «Этернити». 6:58 утра. Через двадцать минут ему надо уезжать на работу.
Он накинул на плечи влажное полотенце — господи, до чего в этой квартире зябко — и вышел в просторную кухню. Сделав себе кружку кофе, он принес ее в гостиную, где лежал его лэптоп. Аккуратно, шаг за шагом следуя инструкциям руководства, полученного в «Интернет-павильоне», Коннор загрузил свой почтовый ящик, чтобы посмотреть, принесли ли какие-то результаты его вчерашние старания.
Почти сразу же в верхней части экрана появились слова: «ЗАГРУЖАЕТСЯ… 1 ИЗ 25».
«Ах ты, мать твою!» — с широкой улыбкой подумал он и заторопился в спальню, чтобы успеть одеться, пока грузится почта.
Завязывая галстук, он услышал звук гонга, оповещавшего, что компьютер закончил загрузку почты, и вернулся в гостиную. На часах было четверть восьмого. Он прикинул, не стоит ли прямо сейчас просмотреть почту или же заняться этим на работе.
