– «Lescenco! Lescenco!» – выкрикнул конвоир. Я прошла в ворота на поле, перегороженном колючей проволокой. С моей стороны вооруженных солдат было два или три, а по другую – много больше. В этот момент я увидела тебя. Исхудавший, в чужих рубашке и брюках. Твои красивые холеные руки стали серыми от въевшейся пыли и грязи, глаза красные, припухшие. Я еще подумала: неужели от слез? Тут же вспомнила твои слова о тюрьме под землей – вот и объяснение. Тьма, сырость… Напугало другое – твоя отрешенность. Мы стояли друг напротив друга, но ты не видел меня. Смотрел и не видел.
С моей стороны от колючей проволоки отмерили метр, также с твоей. По ту сторону, прямо у твоих ног, на земле разложили мою передачу. Ты на нее даже не взглянул. Стоишь, руки по швам, молчишь. И я молчу – боюсь разреветься. Рядом – и слева, и справа от нас – народ общается, разговоры очень эмоциональные, порой переходящие в крик. Все спешат в отведенные им десять минут успеть друг другу все сказать. А меня как парализовало. Ты заговорил первым:
– Как ты, девочка моя? Занимаешься с Музыческу?
– Нет, в консерватории не бываю. А так нормально. Работаю в ресторане. Тебе не передали одежду? Почему на тебе чужое?
– Нет, не передали. Моя, в которой забрали, в негодность пришла, вот и облачился в чужое.
– Я не знаю, как тебе помочь. Подскажи!
Ты поднял вверх два пальца – знак Победы, любимый жест, который ты повторял после каждого удачного концерта:
– Видит Бог, я ни в чем не виноват. Не виноват. Я вернусь домой максимум через два года. Храни тебя Господи!
– Я дождусь, чего бы это мне не стоило. Дождусь.
– Я знаю. Береги себя, девонька.
Ты посылаешь мне воздушный поцелуй, я кинулась к тебе, но кто-то хватает меня за плечо. Пытаюсь вырваться, вижу, что обидчик в форме, вижу твой взгляд чуть-чуть оживший, в котором столько боли и страдания. «Стоп, – говорю себе. – Ты на воле, тебе легче. О нем подумай». Я на грани истерики, с трудом беру себя в руки, ведь я должна поддержать, подбодрить тебя.
– Не беспокойся обо мне, слышишь? Я все вытерплю. Без тебя мне очень плохо, но я буду сильной. И ты не теряй веры. Я – твоя Вера, не забывай, родной. Мы с зайцами и Жужу скучаем по тебе. Оч-ч-чень!
Ты даже при упоминании Жужу не улыбнулся. Что с тобой сделали? И опять мы оба молчим. Нет-нет – мы говорим. Глазами. И в твоих глазах я прочитала самое страшное – безысходность. Прошу тебя, лучше боль, страдания, но не обреченность. Милый, родной, дорогой мой человек, только не сдавайся, я с тобой. И вот тебя уже уводят, передача так и осталась на земле. Я же так и не сказала тебе… Я спросить не успела… Можешь понять меня? Прошу тебя, не сдавайся. Я кричу и в тот же момент понимаю, что только себя слышу. Ты уходишь от меня, ни разу не оглянувшись. Уходишь в никуда. Страшное ощущение пустоты и страха. Ноги подкашиваются, внутри все жгутом стягивается. Подхожу к каким-то людям, спрашиваю, почему ты не забрал продукты, куда тебя увели. От меня шарахаются, отвечать никто не расположен, лишь одна очень общительная дама объясняет мне, что сама тюрьма под землей, что готова меня просветить:
– Все вам сейчас расскажу. Так вот, здесь обоих Антонеску казнили. И представляете…
– Простите, я хочу побыть одна. Простите.
Дама огорчена – ей так хотелось пообщаться. Что поделаешь, каждый по-своему реагирует на стрессы. Мне хотелось одного – быть рядом с тобой, защитить тебя. Но я была беспомощна. И это доводило до бешенства. Почему? За что? Такое может быть только дурным сном. Сном? В снах больше логики, ясности. Мне хотелось скорее попасть домой, закрыться от всех среди знакомых вещей, почувствовать запахи нашего с тобой дома. Быстрее домой, иначе… А что иначе? Не знаю.
Когда я наконец добралась до нашего дома, возникло другое чувство – страх перед закрытой дверью. Да, так с ума сойти недолго. Нет, надо жить, ждать, верить и надеяться. Ради нашей любви я должна немного «причесать» свои чувства. Тебе от меня должны передаваться только положительные эмоции, чтобы ожили глаза, чтобы душа отогрелась, чтобы ты вновь обрел силу и веру. Еще несколько дней назад я страдала, что Рождество придется встречать одной, что после работы поздним вечером ты меня не встречаешь, что кофе по утрам в одиночестве пью, и каждый глоток с трудом дается… Какая ерунда! Все это мелочи. Самое-самое главное – это ты, твоя жизнь. Странная мысль мне пришла в голову тогда: я сдаюсь, иду в тюрьму, на расстрел, но при условии, что ты вернешься домой. Возникло некое существо без лица, без лычек, которому я свое условие выдвигаю. Глупость, конечно. Но я знала, что готова на это. Готова расстаться с тобой навсегда во имя твоего спасения. А подчиниться неким непонятным мне установкам и уехать не могла. С тем и вернулась я в нашу квартиру, где ничего не изменилось с утра. Так же ластилась Жужу, лежала гитара в открытом футляре. А на спинке стула твоя расшитая рубаха с широкими рукавами ждет хозяина. Прохожу мимо и ощущаю легкий запах твоего парфюма. Все такое родное, но вот каблучки непонятной соседки за стеной раздражают, и тишина, зловещая тишина поселилась в наших стенах. И давит. И пугает. А в висках стучит: «Скажите, почему? По-че-му? По-че-му?»
Утро не принесло утешения. Телефон молчал, да и мне уже звонить было некому. Хорошо, что на Рождество буду работать. Одной невмоготу на праздники. В Румынии не принято отмечать Новый год. Только Рождество, потом Крещение, Пасха – румыны чтили все знаменательные православные даты. Твои фантазии и умение дарить радость, сказку были удивительны. От одной мысли, что все это будет без тебя, становилось горько. Но я решила заняться рождественскими подарками. Вдруг мне на Рождество дадут с тобой свидание? Вот тогда я обо всем тебя расспрошу и обязательно буду веселой и спокойной. Теперь моя очередь устраивать тебе сюрпризы. И я отправилась по магазинам.
До вечернего выступления в «Мон Жордене» еще много времени. Приподнятое настроение быстро испарилось, в первом же магазине. Все, что хотелось купить для тебя, казалось нелепым там, в твоем подземелье. Некоторые вещи могли быть восприняты как издевательство. Приобрела я какие-то безделушки для знакомых, для коллег с работы, не устояла и купила Валечке ее любимые духи. Знала, что Валентина не появится, но вот захотелось ей сделать приятное. А вдруг?..
«Вдруг» не случилось – Валя не пришла и не позвонила, да и свидания с Петей мне не разрешили. Я на Рождество работала допоздна. Остаток праздничной ночи провела дома с Жужу и зайцами. Даже соседки не было «на посту» – ушла в гости. Я пожалела, что не нарядила елку, что отказалась поехать к Мельниковым. Зажгла лампадку. Как могла, своими словами попросила у Всевышнего твоего спасения и прощения, что не уберегла тебя. Очень старалась быть веселой – не получалось. Устроила концерт одного актера. Села за рояль, напротив усадила зайцев. Подпевала мне Жужу, за что была награждена вкусной конфеткой. Увы, все напрасно. Праздник должен быть в душе, а у меня внутри все почернело от неопределенности, разлуки с тобой, одиночества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
