Имело смысл остаться рядом со своим заимодавцем и его банкиром, а не уезжать в один из отелей на Юге. Более того, в Чикаго была Софья, и Авель чувствовал, что рано или поздно она бросит своего прыщавого юнца и влюбится в него, – Софья была единственной из известных ему женщин, с кем он чувствовал себя уверенно и спокойно. Уезжая в Нью-Йорк в поисках новых профессиональных кадров, он добился от неё обещания, что она больше не будет встречаться со своим прыщавым приятелем.
«Пусть остаётся прыщавым, – подумал Авель про себя, – но уже не её приятелем».
В ту ночь они впервые занимались любовью и спали вместе. Она оказалась мягкой, весёлой и восхитительной.
Внимательная забота и нежные, опытные руки Авеля удивили Софью.
– Сколько же у тебя было девушек после «Чёрной стрелы»? – спросила она, смеясь.
– Ни одной, которая была бы мне интересна, – ответил он.
– Однако достаточно, чтобы ты забыл меня.
– Я никогда не забывал тебя, – соврал он и наклонился, чтобы поцеловать её, ведь другого способа прекратить подобный разговор он не знал.
Приехав в Нью-Йорк, Авель в первую очередь попытался отыскать Джорджа и нашёл его, безработного, живущего на чердаке дома на восточном конце Третьей улицы. Авель уже и забыл, что на свете существуют такие дома, где живут по двадцать семей, где в каждой комнате стоит запах испорченной пищи, в туалетах не работают сливные бачки, а каждая кровать занята двадцать четыре часа в сутки: на ней посменно спят трое. Пекарня, где работал Джордж, закрылась, и дяде Джорджа пришлось искать работу на большом мукомольном комбинате в пригороде Нью-Йорка, но Джорджа с собой он взять не смог. Джордж обеими руками ухватился за шанс получить работу – любую! – у Авеля в группе «Ричмонд».
Авель нанял трёх новых сотрудников: пекаря, бухгалтера и старшего официанта и вместе с Джорджем вернулся в пристройку «Ричмонда» в Чикаго, чтобы обустроить там свой штаб. Авель был доволен результатами поездки. Большинство отелей на Восточном побережье сократили свой персонал, что сильно облегчило ему решение задачи найма опытных профессионалов, он даже нанял одного из самой «Плазы».
В начале марта Авель и Джордж отправились в поездку по остальным отелям группы. Авель пригласил Софью присоединиться к ним и даже предложил ей на выбор работу в любой из его гостиниц, но она не захотела покидать Чикаго – единственный кусочек территории Америки, который был ей знаком. В качестве альтернативы она согласилась на время его отсутствия переехать в его номер в пристройке. Джордж с его католическим воспитанием, впитавший в себя мораль среднего класса вместе с получением американского гражданства, постоянно доказывал Авелю преимущества жизни в браке, а Авель, испытывавший чувство одиночества в сменявших друг друга безликих гостиничных номерах, был готов слушать его до бесконечности.
Авель не удивился, когда обнаружил, что управление отелями по-прежнему плохое, а в ряде случаев ещё и мошенническое. Тем не менее, высокий уровень безработицы в стране привёл к тому, что большинство сотрудников отелей обрадовались его приезду, считая, что он сможет спасти группу. Авель не счёл нужным производить массовые увольнения, как он сделал в Чикаго. Большинство тех, кто знал его репутацию, испугались его жёстких методов и уже уволились сами. Однако кое-какие головы всё же должны были слететь, в основном те, что оказались не готовы изменить своё отношение к работе после смерти Лероя.
К концу первого года работы Авеля в качестве главы группы «Ричмонд» численность персонала отелей сократилась почти вдвое, а финансовые потери за год уменьшились до ста тысяч долларов. Текучесть кадров среди старшего персонала была невысокой, – настолько заразила всех уверенность Авеля в будущем.
Авель поставил себе цель закончить 1932 год без убытков. Он посчитал, что единственный способ обеспечить такой быстрый прогресс – это позволить каждому управляющему отеля принять личное участие в прибылях – именно так, как предложил ему Лерой, когда он впервые появился в «Ричмонде» в Чикаго.
Авель переезжал из отеля в отель, нигде надолго не задерживаясь, – он никогда не останавливался в отеле более чем на три недели за один визит, и скрывал ото всех, кроме Джорджа – его глаз и ушей в Чикаго, – в какой отель он отправится в следующий раз. Многие месяцы он провёл в этих изматывающих поездках, прерываясь только для того, чтобы увидеться с Софьей или Кертисом Фентоном.
Детально ознакомившись и оценив финансовое положение группы, Авель принял несколько малоприятных дополнительных решений. Самым резким из них было временное прекращение работы двух отелей – в Мобиле и Чарльстоне – которые тратили огромные деньги и безнадёжной обузой висели на финансах группы. Персонал других отелей видел, как упал топор, и заработал ещё усерднее. Всякий раз, когда Авель возвращался в свой небольшой кабинет в пристройке чикагского «Ричмонда», он находил на своём столе кипу докладных записок, требовавших немедленного внимания, – прорванные трубы в ванной, тараканы на кухне, стычки в ресторане и неизбывные жалобы клиентов, грозящих подать в суд.
В жизни Авеля опять возник Генри Осборн с приятным предложением от страховой компании «Грейт Вестерн» урегулировать вопрос со страховкой в сумме 750 тысяч долларов. Они не смогли найти доказательств, указывавших на взаимосвязь между Авелем и Дезмондом Пэйси в деле о пожаре в чикагском «Ричмонде». Показания лейтенанта О'Молли оказались очень кстати. Авель понял, что должен лейтенанту гораздо больше, чем один молочный коктейль.
Авель был бы счастлив удовлетвориться суммой, которую считал справедливым возмещением, но Осборн предложил ему обратиться в суд за её увеличением, обещая помочь выиграть дело за процент от разницы. Авель, в числе недостатков которого никогда не была склонность к мошенничеству, стал после этого относиться к Осборну прохладнее: если тот с такой лёгкостью мог подставить свою компанию, то нет сомнения: при необходимости он подставит и самого Авеля.
Весной 1932 года Авель с некоторым удивлением получил от Мелани Лерой письмо, написанное в более дружеском тоне, чем тот, которого она придерживалась в личном общении. Он был польщён, даже взволнован, и позвонил ей, чтобы пригласить на обед в «Стивенс», хотя и пожалел о своём решении, когда вошёл в зал, поскольку там работала бесхитростная, уставшая и легкоранимая Софья. В контрасте с ней Мелани выглядела восхитительно – в новом длинном зелёном платье, ясно показывавшем, какое тело будет открыто, если обновку снять. Её глаза, возможно, вдохновлённые платьем, казались ещё зеленее и притягивали взгляд ещё сильней.
– Как приятно видеть, что ты в порядке, Авель, – сказала Мелани, садясь за столик в центре ресторана. – Все наслышаны о твоих успехах в группе «Ричмонд».
– Группе «Барон», – поправил Авель.
– А я и не знала, что ты сменил название. – Она слегка покраснела.
– Да, в прошлом году, – соврал Авель. На самом деле именно в этот момент он принял решение назвать каждый отель «Бароном» и сам удивился, почему это так долго не приходило ему в голову.
– Подходящее название, – сказала Мелани, улыбаясь.
Софья поставила перед Мелани грибной суп с лёгким стуком, который много значил для Авеля. Суп едва не пролился на новое зелёное платье.
– Ты не работаешь? – спросил Авель.
– Нет, сейчас нет, хотя дела вроде налаживаются. Но девушка с дипломом по свободным искусствам в этом городе должна сидеть и ждать, пока не будет трудоустроен последний мужчина.
– Если ты хочешь работать в группе «Барон», – Авель слегка выделил новое название, – то тебе надо только сказать мне.
– Нет-нет. У меня всё хорошо.
Мелани быстро перевела разговор на музыку и театр. Беседа с ней была Авелю непривычна, но приятна. Она подшучивала над ним, проявляя немалый интеллект, но теперь он чувствовал себя в её компании гораздо увереннее, чем раньше. Обед продолжался примерно до одиннадцати часов, когда все уже ушли из ресторана, включая и Софью, глаза которой зловеще сверкали. Он отвёз Мелани домой, и на этот раз она пригласила его выпить чего-нибудь. Он сидел на диване, а она наливала ему виски и ставила пластинку на граммофон.
– Не могу остаться надолго, – сказал Авель, – завтра у меня тяжёлый день.
– Эти слова положено произносить мне, Авель. Не спеши, вечер был таким милым. Как в старые времена.
Она села рядом с ним, и её платье задралось выше колен. Фантастические ноги. Он подумал, что вечер не очень похож на старые времена. Он не стал отодвигаться, когда она прижалась к нему. Через секунду он обнаружил, что целует её, – или это она целовала его? Его руки гуляли по её ногам, потом – поднялись к груди, и на этот раз она с готовностью подалась ему навстречу. Она сама отвела его за руку в спальню, аккуратно откинула одеяло и попросила его раздеть её. Авель подчинился, не веря своим глазам, и выключил свет перед тем, как раздеться самому. После этого ему было нетрудно осуществить на практике то, чему учила его когда-то Джойс. Мелани и сама не страдала отсутствием опыта, и Авель ещё никогда не испытывал такого удовольствия от занятий любовью. Потому заснул крепко и спокойно.
