– Вашу жену отвезли в больницу, сэр!
– Почему? – спросил Уильям.
– Ребёнок, – ответила секретарша.
– Но ведь он должен появиться ещё только через шесть недель, не меньше, – сказал Уильям недоверчиво.
– Я знаю, сэр, но доктор Макензи сильно волновался, он хочет, чтобы вы как можно быстрее отправились в больницу.
Мэттью, который минуту назад казался потерянным человеком, собрался с силами и отвёз Уильяма в больницу. Воспоминания о смерти матери Уильяма и её мертворождённой дочери нахлынули на них обоих.
– Молись Богу, чтобы этого не случилось с Кэтрин! – сказал Мэттью, въезжая на парковку при больнице.
Уильяму не надо было показывать дорогу в отделение акушерства и гинекологии имени Анны Каин, которое Кэтрин официально открыла всего шесть месяцев назад. На пороге приёмного покоя его встретила медсестра и сообщила, что доктор Макензи находится с его женой, потерявшей много крови. Уильям начал мерить шагами коридор в беспомощном ожидании – ровно так же, как он делал это много лет назад. Картина была слишком знакомой. Как бессмысленны его стремления стать председателем совета директоров по сравнению с жизнью Кэтрин! Когда он последний раз говорил ей: «Я тебя люблю»?
Мэттью сидел вместе с Уильямом, шагал вместе с ним, стоял с ним вместе, но ничего не говорил. Сказать было нечего. Уильям смотрел на часы каждый раз, когда медсестра входила или выходила из родильной палаты. Секунды складывались в минуты, а минуты – в часы. Наконец появился доктор Макензи с бисеринками пота на лбу и хирургической маской на лице. Уильям не мог разглядеть выражение лица доктора, пока тот не снял маску, под которой обнаружилась широкая улыбка.
– Поздравляю, Уильям, у тебя мальчик, а с Кэтрин всё хорошо.
– Слава Богу! – выдохнул Уильям, опираясь на Мэттью.
– Всевышнему, конечно, слава, – сказал доктор Макензи, – но и я тоже имею к этому рождению некоторое отношение.
Уильям засмеялся.
– Могу я видеть Кэтрин?
– Нет, не сейчас. Я дал ей успокоительное, и она заснула. Она потеряла немного больше крови, чем положено, так что к утру будет ещё довольно слаба, но вполне в состоянии увидеться с тобой. Но ничто не мешает тебе посмотреть на сына. Только не удивляйся тому, какой он маленький: всё-таки он довольно сильно недоношен.
Доктор провёл Уильяма и Мэттью по коридору, и они остановились перед огромной стеклянной стеной, за которой лежали в ряд шесть маленьких головок в кроватках.
– Вот этот. – Доктор Макензи показал пальцем на ребёнка, которого только что привезли.
Уильям с сомнением посмотрел на уродливое личико, и его представление о красивом сыне стало таять.
– Скажу только одно об этом чертёнке, Уильям, – весело произнёс доктор Макензи. – Он выглядит лучше, чем в его возрасте выглядел ты, но, в конце концов, ты же не вырос уродом.
Уильям с облегчением засмеялся.
– Как вы его назовёте?
– Ричард Хиггинсон Каин.
– Надеюсь, я доживу до дня, когда приму первенца Ричарда. – Доктор по-приятельски похлопал новоиспечённого отца по плечу.
Уильям немедленно дал телеграмму ректору школы Святого Павла, чтобы тот зарезервировал мальчику место на 1943 год. А затем молодой отец и Мэттью основательно напились и оба на следующее утро опоздали в больницу к Кэтрин, где ещё раз зашли посмотреть на Ричарда.
– Уродливый тип, – сказал Мэттью, – совсем непохож на свою мать.
– Вот и я так думаю.
– Хотя и твоя копия.
Уильям вернулся в палату к жене.
– Как тебе понравился твой сын? – спросила Кэтрин. – Он так похож на тебя.
– Я ударю следующего, кто произнесёт подобные слова, – сказал Уильям. – Это самое уродливое существо, которое я когда-либо видел.
– О нет, – возразила Кэтрин с притворным негодованием, – он прекрасен.
– Только мать может любить такого, – сказал Уильям и обнял жену.
Она прижалась к нему, счастливая от того, что счастлив он.
– Что сказала бы бабушка Каин о нашем первенце, который появился на свет менее чем через восемь месяцев после брака? Что-нибудь вроде: «Не хочу показаться
жестокой, но любой ребёнок, родившийся ранее пятнадцати месяцев после брака, заставляет сомневаться в том, кто его отец, а ребёнок, родившийся ранее девяти месяцев, вообще недопустим». Кстати, Кэтрин, я забыл сказать тебе кое-что, перед тем как тебя увезли в больницу.
– Что же?
– Я люблю тебя.
Кэтрин и маленькому Ричарду пришлось остаться в больнице почти на три недели. Только к Рождеству к Кэтрин вернулась прежняя энергия. С другой стороны, Ричард рос быстро, как оставленный без присмотра сорняк. Уильям первым из мужчин семейства Каинов менял пелёнки и катал по улице коляску. Кэтрин очень гордилась им, хотя и была немного удивлена. Уильям сказал Мэттью, что пора и ему найти себе хорошую женщину и остепениться.
Мэттью в ответ только засмеялся.
– Ты положительно вошёл в средний возраст, Уильям. Теперь буду ждать, когда у тебя появятся седые волосы.
Пара седых волос уже появились во время борьбы за кресло председателя. Мэттью просто не заметил.
Отношения с Тони Симмонсом стали резко ухудшаться, что заставило Уильяма ещё раз задуматься об отставке. Мэттью был ему не помощник, поскольку опять взялся за старое. Период воздержания – если он вообще был, – продолжался всего несколько месяцев, и теперь Мэттью пил ещё больше, чем раньше, и каждое утро приходил в банк на несколько минут позже, чем в предыдущее. Уильям не очень ясно представлял, как справиться с ситуацией, при которой ему всё чаще приходилось выполнять работу за Мэттью. В конце каждого дня Уильям перепроверял почту Мэттью и отвечал на пропущенные им звонки.
К весне 1936 года, по мере того как инвесторы становились всё более уверенными, а вкладчики стали возвращаться в банки, Уильям решил, что пришло время вернуться на фондовый рынок, однако Тони наложил на его предложение вето, распространив в финансовом комитете довольно бесцеремонный меморандум. Уильям ворвался в кабинет Тони и спросил, не следует ли ему подать в отставку.
– Конечно нет, Уильям. Я просто хочу, чтобы вы признали мою неизменно консервативную политику управления банком. Я не намерен очертя голову кидаться в рынок, рискуя деньгами наших инвесторов.
– Но мы постоянно упускаем возможности, уступая их другим банкам. А сами сидим в стороне и наблюдаем, как они выжимают всё из сложившейся ситуации. Нас скоро обгонят банки, которые десять лет назад мы даже не сочли бы за соперников.
– Обгонят в чём, Уильям? Уж во всяком случае, не в репутации. В быстрых прибылях, может быть, но не в репутации.
– Но меня интересует прибыль, – сказал Уильям. – Я считаю, что обязанность банка – обеспечивать хорошие проценты своим инвесторам, а не топтаться на месте, пусть и с выправкой джентльмена.
– Я лучше останусь на месте, чем позволю этому банку потерять репутацию, которую он завоевал при вашем деде и отце за более чем полвека своего существования.
– Да, но они оба всегда искали новые возможности для расширения банковской деятельности.
– Тогда были времена получше, – заметил Тони.
– Но и во времена похуже они поступали так же, – возразил Уильям.
– Чего вы так разволновались, Уильям? Ведь в вашем отделе у вас руки развязаны.
– Чёрта с два! Вы блокируете всё, что предполагает хоть каплю предприимчивости.
– Давайте будем откровенны друг с другом. Одна из причин, по которой я должен быть особенно осторожен в последнее время, заключается в том, что я больше не могу доверять оценкам и предложениям Мэттью.
– Оставьте Мэттью в покое. Вы же блокируете мои предложения, это я возглавляю отдел.
– Оставить Мэттью в покое? Хотел бы, но не могу. В конечном итоге вся ответственность перед советом директоров за действия любого сотрудника лежит на мне, а он – человек номер два в самом важном отделе банка.
– Да, и потому отвечаю за него я – как человек номер один в том же отделе.
– Нет, Уильям, это дело не может оставаться исключительно под вашей ответственностью, когда Мэттью приходит на работу пьяный, да к тому же в одиннадцать часов, какой бы долгой и тесной ни была ваша дружба.
– Не преувеличивайте.
– Я не преувеличиваю, Уильям. Вот уже более года у банка есть проблема в виде Мэттью Лестера, и если я не говорил вам о моём беспокойстве в этой связи, то только потому, что у вас установились тесные отношения как с ним лично, так и с его семьёй. Я не буду колебаться, если он подаст прошение об отставке. Человек большего калибра сделал бы это давным-давно, а его друзья поддержали бы такое его решение.
– Никогда! – заявил Уильям. – Если уйдёт он, уйду и я.
– Значит, так и будет, Уильям. Я в первую очередь отвечаю перед нашими инвесторами, а не перед вашими школьными друзьями.
– Вы ещё пожалеете о том, что произнесли эти слова, Тони! – воскликнул Уильям, хлопнул дверью и вернулся в свой кабинет в ярости.
