прозвала дом родителей Вани на Лебяжьей. Очень уж большим и помпезным он показался мне, выросшей в двухкомнатной хрущёвке.
Торопов тоже был занят и не мог Веру или нас обеих куда-нибудь сорвать. Накануне, пока Вера везла нас из Алексеевского замка, Женя с заднего сиденья своего крузера путанно рассказывал о прелестях рыбалки и подвёл итог:
– Девчонки, я вас не приглашаю. Будут только пацаны, и мне в пять часов вставать. Мы поедем рыбачить.
– Берите побольше водки и во избежание несчастных случаев из машины не выходите, – посоветовала я, вспомнив старый анекдот.
Мы отвезли Торопова в Бердск и вернулись домой на такси.
Без машины воскресенье у нас выдалось свободным, и мы решили остаться дома, устроить очередную генеральную уборку и помыть, пока стоит тёплая погода, окна.
Голова у меня после вчерашнего была немного чугунная, но я приняла контрастный душ, визжа от холодной воды, а потом на кухне налила себе здоровенную кружку кофе с молоком.
Вера в светленьких трикотажных штанишках, подвёрнутых до колен, и в кофточке на пуговичках поверх беленькой маечки, подвязала себе волосы косынкой. Я надела шортики из обрезанных джинсов и топик, а волосы собрала в пучок и заколола крабом. Красотки.
Выпив кофе, я зарядила нашими вещами стиральную машину, а Вера притащила из кладовки большой пылесос, т.к. маленькому пылесосу-роботу была доступна лишь гостиная, но и та без пушистого ковра, на который он не мог взобраться, а если бы взобрался, то непременном бы там запутался и утонул. Посудомойку я тоже зарядила под завязку, чтобы не простаивала, собрав в общем-то чистую посуду – пусть будет ещё чище. Налив в тазик воды со специальным моющим средством и взяв щётки, я отправилась в гостиную мыть окна и остекление лоджии, а Вера принялась пылесосить. У неё лучше получалось управляться с этим подметающе-моющим агрегатом с тучей кнопок на панели управления. По телевизору орало что-то музыкальное.
Пока я мыла окно и лоджию в гостиной, Вера везде справилась с полами и отправила пылесос в стоило.
– Сейчас я у себя окно вымою и отдам тебе щётку и тазик.
– Лучше ты и у меня помой, – ответила Вера, поправляя выбившиеся из-под косынки волосы. – А я пока душевую, ванну и туалет отдраю. Встречаемся на кухне.
Я отправилась мыть окна в наших комнатах. У Веры так и осталась привычка держать некоторые свои вещи на подоконнике, а не в шкафу. Теперь там собирала пыль ещё и клавиатура Сомова.
– Вера! – закричала я. – А можно я клавиатуру в шкаф на пустую полку уберу?
– Убери! – прокричала она из ванной в ответ. – Я там везде вытерла!
Когда я вымыла окно в спальне у Веры и перешла в свою, то увидела, что у меня она тоже всё вытерла и даже навела порядок на туалетном столике.
Когда мы обе пришли на кухню, Вера спросила:
– Чаю попьём?
– Не, – отказалась я. – Лучше доделать и отвязаться. А то я уже притомилась, а сейчас посидишь и потом на расслабоне совсем не захочется продолжать.
– Я так и знала, что ты так скажешь, – улыбнулась Вера. – Тогда мой окно, а я вытру шкафы, холодильник и мойку. И посуду расставлю, закончила посудомойка.
– Ой, там ещё стирка в машинке, – вспомнила я, стоя на подоконнике.
– Я её уже развесила на сушилку. Постельное зарядила. Пойду мусор вынесу и ведро помою.
Она с пакетом в руках выскочила из кухни и я слышала, как на лестничной площадке прогремела крышка мусоропровода. Через несколько секунд Вера снова была на кухне.
– Ты как метеор, – сказала я, не оборачиваясь.
– Нет, я не двигаюсь быстрее тебя, – сказала Вера. – Я за этим слежу. Меня Дмитрий учил, что нельзя быстро двигаться, это не естественно.
– Наверное, дело не только в быстроте. У тебя, когда ты что-то делаешь, бывают слишком рациональные, выверенные движения.
– Это я только при тебе расслабляюсь, – сказала Вера. – При других стараюсь или вообще ничего не делать или побольше вертеть головой и двигать руками.
– Я на Торопова поражаюсь, – сказала я, спрыгнув с подоконника и закрыв окно. – Наверняка же он замечает некоторые твои странности. На мой взгляд, вы вообще странная парочка. Особенно ты. Он тебе никогда ничего не говорил, что ты какая-то ненормальная?
– Так он меня и считает ненормальной, – кивнула Вера. – Не настолько, конечно, чтобы в психушку сдать, но всё-таки. Он как-то признался, что иногда ему кажется, что я ребёнок.
– Это он, наверное, в детстве какое-нибудь жалостливое кино посмотрел.
– Какое? – тут же спросила Вера.
– Не знаю, – хмыкнула я. – "Чучело" или, может, "Лион".
– Посмотрю, – сказала Вера. – Я ему однажды рассказала, что в детстве в детдоме меня сильно напугали и я долго болела. У меня были психогенные и психосоматические расстройства, а потом, вроде, всё прошло, но кое-какие последствия остались на всю жизнь. Женя меня за это жалеет. Он сказал, что меня любит и ни разу мне ни одного резкого слова не сказал и ни одного грубого движения в мою сторону не сделал.
– А ты его любишь? – я посмотрела Вере в глаза.
– Люблю, – кивнула она. – С ним хорошо. Он всё время как будто меня ото всего защищает. Он жизнь за меня отдаст, как положено.
– В каком смысле, положено?
Я сидела на подоконнике, Вера стояла, опершись на мойку, как стояла я, когда приезжал Вовка, только она не сложила руки на груди, словно защищаясь, а сунула их в карманы своих штанишек.
– Я же киборг-женщина, командир взвода. Как ты думает, почему киборгов-мужчин на командные должности не назначают?
– Ты мне не говорила, что их не назначают.
– Не назначают, – сказала Вера.
– Почему?
Мне показалось или глаза у неё действительно стали совершенно неживые.
– Потому что мужчины, как правило, любят женщин. За некоторых женщин-киборгов они платят деньгами, а за меня здоровьем или жизнью, так как знают, я их тоже люблю и буду всегда защищать и тоже отдам за них жизнь, если обстановка того потребует.
– Ужас какой! Я не поняла! Ты что, с ними спала? Это у тебя что, слабость такая?
– У меня слабостей вагон и маленькая тележка, о которых
