Показали они, что Кордин сидел за баранкой, Лебедев выходил купить сигарет в киоск, киоскерша показала. И еще двое видели — водитель служебной машины, ждавший приезда начальства с очередным поездом, и лейтенант милиции, возвращавшийся с дежурства, в гражданском, домой.
Показания всех совпали в главном: в машину Кордина на вокзальной площади сели три молодых парня. И машина тронулась с места.
Никаких особых подозрений парни те у свидетелей не вызвали. Садились добровольно. И добровольно, судя по всему, Кордин взял пассажиров. А сам промысел сей извозный предосудительным в городе не считался. Если и запомнили, может, потому, что как-то парни те, перед тем, как сесть в машину, подозрительно вокруг озирались, не глядит ли на них кто. Но с глазами свидетелей их глаза не встретились, — кто был далеко, кто в киоске, кто в машине, — так что сели спокойно.
Опять же, лица их были видны плохо, и описали их только в общих чертах.
Но это уже серьезные показания. Как говорится, снаряды ложатся все ближе к цели.
Конечно, машина много дала. И главное, четкие «пальчики». Были «пальчики» и на предметах, изъятых следователем — на магнитофоне, кассетах, ключе от бензобака, декоративной головке с рычага переключения коробки передач... Послал Коржев запросы. Если парни сидели, если проходили по «делам», то наверняка отыщутся их «пальчики».
А тем временем и нож нашелся... Тот самый, которым резали и Кордина, и Лебедева... Как нашелся, случай анекдотичный, но в интересах следствия я «покупку» Миши Коржева раскрывать не буду. Так сказать, представляющий тайну следствия профессиональный прием. А дальше — дело техники. Судмедэксперты однозначно утверждают, что именно этим ножом были нанесены смертельные удары Кордину и ранен Лебедев.
Нашелся после долгой и утомительной процедуры и владелец ножа. Он вспомнил, при каких обстоятельствах этот нож у него пропал.
Память очень освежает, если тебе за признание, что нож твой, грозит срок за убийство. И алиби нет толкового. Впрочем, старика того в убийстве и не подозревали. Однако дали понять, что вспомнить все обстоятельства пропажи придется.
И он вспомнил с ненужными ни следствию, ни читателю подробностями, как пришли к нему за закусью (он солит отменные грибы, с урожая до урожая хватает) знакомые парни. Выпивают они, но не больше других. Этим ножом острым хлеб резали. А ушли, стал он искать нож, чтоб лучинку для зубочистки выстрогать, а ножа и нет. Точно — братья и взяли.
— А откуда знаете, что братья?
— Так они и сами себя так зовут. Брат да брат.
— Может, в бандитском значении — братан?
— Нет. Братья, точно и есть братья. Похожие, обоє раскосые глазами.
— Так, может, одной национальности и все?
— Нет, точно братья. Их все, кто даже имен не знает, братьями и кличут.
— А кто все?
Вышли еще на двоих знакомых братьев.
Круг поиска братьев по крови сужался.
Оставалось всего ничего: найти убийц и получить их признания.
Постепенно удалось и это сделать Михаилу Коржеву. Но времени на расследование убийства Кордина, при та- ких-то следках, ушло, как ни странно, гораздо больше, чем тогда, в начале следствия, казалось.
На втором этапе поиска уже конкретных, казалось бы, известных следствию преступников, было особенно важно создать, что называется, их психологический портрет...
Первое, на что обратил внимание молодой следователь, — особая дерзость и чрезмерная жестокость убийц.
Убить человека для них как стакан воды в жару выпить. Не просто в удовольствие, а в охотку. То есть без проблем, и приятно.
Убивали конечно же ради наживы. Но словно бы и в радость, с куражем.
Как будто самоутверждались через издевательства и надругания над жертвами.
О чем это говорит? Скорее всего о том, что убийство у них не первое. И, увы, не последнее. Должен за ними тянуться след: есть кровь и до убийства Кордина, будет и после. С одной стороны, надо быть с ними предельно осторожными, — они пойдут до конца. С другой стороны, надо спешить. Чем быстрее и талантливее окажется он, следователь прокуратуры Михаил Коржев, тем больше человеческих жизней удастся сохранить.
— Должен быть след, а может и следы, — решил Михаил.
Он думал об этом деле, листая страницы других дел, ведя допросы свидетелей, потерпевших, подозреваемых по этим другим делам, а перед глазами стояли наглые, возбужденные только что пролитой кровью братья и третий, Дробов.
Дробов уже сидел. С ним еще работать и работать. Не все он рассказал. Не все.
Может быть, стоит, параллельно с допросами Дробова, начать искать следы банды в других городах. Искать, сравнивать аналогичные преступления в других городах, хотя бы для начала городах Поволжья.
Или все-таки делать упор на допросы Дробова, он рано или поздно купится в ходе допроса, попадет в тонко расставленную ему ловушку? Но чтоб расставить ловушку, нужно иметь для нее подходящий материал.
И Михаил сел писать запросы в органы милиции и прокуратуры городов Поволжья.
А тут и Дробов стал «колоться». Поняв, что висит убийство на нем одном, сдал он братьев Ахтаевых.
«Важняк» Генпрокуратуры советует...
Когда следователю Кировской областной прокуратуры удалось доказать, что ряд убийств с особой жестокостью владельцев транспортных средств совершен в приволжских городах одной группой лиц, дело было передано в Генеральную прокуратуру.
Возглавил группу (или бригаду, как принято в прокуратуре) один из опытнейших прокурорских «важняков» — старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре России Александр Михайлович Добрынин.
К нему и зашел в тот вечер Михаил Коржев, вызванный в Москву и включенный в бригаду Добрынина.
К слову сказать, Добрынин руководил расследованием сразу нескольких сложных дел и, убедившись, что молодой следователь из Вятки с делом об убийствах автовладельцев вдоль Волги справляется, над душой не сидел, давал «пору- лить» самостоятельно.
Проведя очередной допрос Дробова в СИЗО в Вятке, помотавшись на встречи с сыскарями и следователями областных прокуратур вдоль Волги, Коржев приехал в Москву и зашел, как говорилось выше, к Добрынину.
— Хорошо живете, Александр Михалыч, — улыбнулся он, выпуская клубок дыма. Курили в то время оба, почти не выпуская сигареты изо рта. Это Добрынин уже после «дела Ахтаевых» курить бросил.
— А что тебе не нравится? — шутя насторожился Добрынин.
— Да вот, гляжу, попугая завел. На моем молодом веку вы — первый «важняк» с попугаем. Я благодаря занятию дочки изобразительным искусством историю живописи хорошо изучил. Знаю, были известные картины «Мадонна с младенцем Христом» или вот «Дама с горностаем», «Графиня с карлой на берегу пруда»... Вот бы с вас написать портрет кисти Шилова «Важняк» с попугаем»... Класс...
—Ты все шутишь, а мне тут не до смеха, Миша. Демина на Кавказ послали, а он холостой. Вот и принес мне попугая, чтоб я его кормил, поил, веселил. Дома боюсь держать: кот — хулиган. Держу на службе. Днем он ничего — что-то там курлыкает, не мешает. А на ночь закрываю от света рекламы жениным платком. Так и живем.
Михаил устало расположился в неудобном, продавленном кресле. Вечно в подразделениях прокуратуры на мебели экономят. Вон коммерческие структуры с ремонта офисов и подбора мебели начинают, а мы об этом в последнюю очередь думаем. Вечно в России в присутственных местах мебель казенная и скучная.
— Чего загрустил сразу?
—Думаю. Вот банки отстраиваются, новейшую мебель покупают, а мы?
— А ты посмотри — где банки, а где мы. Банки вон позакрывались, те, что остались, большие кадровые сокращения пережили. А у нас кадров вечно не хватает.
— Так, с другой стороны, кому охота в дерьме рыться. Людей можно понять...
— Кому-то надо и страну от дерьма отскабливать. Ты чего пришел, на судьбу пожаловаться? Так сочувствия не найдешь. У всех у нас такая жизнь. Если что конкретное, говори.
