Как ни соблазнительно было пойти на торговлю с преступником, пообещать что-то, дать гарантию жизни, если сдаст братьев, Коржев этого соблазна избегал. Ничего не обещал, ничего не гарантировал, и будущее Дробова ставил целиком в зависимость от степени его сотрудничества со следствием. Но без прямого торга «я — вам, вы — мне».
Дробов уже давно сидел в СИЗО, братья-разбойники где-то на свободе шастали. И вполне возможно, совершали новые преступления. Так что особенно-то и откладывать признания Дробова было нежелательно.
Время шло. Коржев нервничал. Но нервничал и Дробов.
Он перебирал в голове варианты поведения: то ли и дальше по эпизодам совместных с братьями преступлений сидеть в «несознанке», в «отрицаловке», то ли, спасая свою жизнь, начинать активнее сотрудничать с дотошным следователем.
Видимо, что-то в манере вести допрос, в чувстве собственного достоинства, в компетентности молодого следователя прокуратуры подталкивало «удава» к принятию именно второго решения.
Коржев был беспристрастен, объективен, не демонстрировал ни ненависти, ни презрения, ровно вел дело, подводя Дробова к соучастию в преступлении.
Пока Дробов размышлял, что бы еще сказать следователю, а что пока попридержать, тот, проанализировав собранные уже материалы, составил большую и подробную ориентировку, где были указаны время, способ совершения убийств, приметы возможных преступников, манера знакомиться со своими жертвами, и направил в соседние области и даже регионы, в частности, в республики Кавказа и Закавказья.
Через полтора месяца пришел ответ из Самары.
Там было совершено подобное убийство. Почерк тот же.
Ну, то есть почерки сходились, как при графологической экспертизе.
Вечером Коржев получил ориентировку, а уже утром следующего дня был в изоляторе у Дробова.
— Ничего не хотите добавить к сказанному ранее?
—А что добавлять? Я все сказал. Надеюсь, чистосердечное признание облегчит мою страшную вину.
— Может облегчить...
— Не понял?
— Вы сознательно скрываете от следствия некоторые эпизоды действия возглавляемой вами банды.
— Я не возглавлял...
— Ну, тогда возглавляемой Романом Ахтаевым банды...
— Я этого не говорил.
— Вы много мне еще не говорили. А вот рассчитываете на снисхождение будущего суда. Мне, видите ли, Дробов, очень трудно будет представить суду вас, человека, имевшего судимость, признавшегося в убийстве и покушении на убийство, как невинную жертву обстоятельств. Вы сами себя губите...
— Что же делать, гражданин следователь? Спрашивайте, я как на духу...
— Ну, если так, то... Расскажите, как у вас получилось в... Самаре...
До этого с Дробовым Коржев ни разу разговора об убийстве владельца автомашины в Самаре не заводил. Так что, получив самарскую ориентировку и «расслабив» Дробова пустяшным разговором с переливанием из пустого в порожнее, тщательно готовил его к этому вопросу.
— Так что у вас было в Самаре?
Самара тут слово ключевое. Если докажут, что в убийстве в Самаре он тоже принимал участие, то и от братьев труднее будет отвертеться... А они на свободе... И вдруг да информация, что он в СИЗО колется, до Романа дойдет? Всегда «маляву» можно с воли в СИЗО забросить. Пришьют его во сне, он и не услышит...
С другой стороны, еще одно убийство, еще на шаг ближе к высшей мере...
Вот и соображай тут...
«Думай, Серега, думай, выбирай наименьшее зло», — говорил себе Дробов.
— В Самаре?
— В Самаре. И не тяни время, Дробов, все равно придется на этот вопрос ответить...
— Ну, был я в Самаре...
—Один? С братьями Ахтаевыми? Когда? В ноябре 1989? Отвечайте!
— Я прошу, это... Ну, значит, время на размышление.
— Дам я вам время на размышление. Но сейчас вы мне ответите на эти вот простые вопросы. Заметьте, я не спрашиваю, что вы там делали. Я не утверждаю, что в ноябре 1989 года вы с братьями совершили в Самаре какое-то преступление. Пока не утверждаю, не спрашиваю, не говорю. Поразмышляв в камере, вы мне и сами завтра ответите утвердительно на все мои вопросы. А пока скажите... были?
-Да...
— В ноябре 1989 года?
— Кажись да.
— Кажись или точно — в ноябре?
— Да, в ноябре. Точно.
— Один или с братьями Ахтаевыми? Вы и сами понимаете, что свидетели у меня есть. Но когда я приведу их сюда, зачем мне ваше «чистосердечное» признание? Так с братьями?
—Да. Разрешите в камеру. В камеру прошу, гражданин следователь!
Коржев нажал кнопку вызова контролера.
— Уведите его в камеру. Только не в общую, из которой привели. Но проследите, чтоб режим питания был общим. Просто подследственному нужно до утра побыть одному. Так, Дробов?
Ночь в одиночке хорошо располагает к размышлениям.
И к воспоминаниям.
Самое интересное, что у Коржева ничего на Дробова и братьев Ахтаевых по самарскому убийству не было. Как говорится, четко «на понт» брал. Или, говоря научным языком, создавал у подследственного несколько преувеличенное представление о своей информированности по конкретному эпизоду дела.
Но Дробов легко пошел в ловушку.
А наутро еще одна новость.
Роман Ахтаев нашелся...
И где бы вы думали? В зоне.
Его искали по всей стране, во всесоюзный розыск был Роман объявлен. А он спокойно «рубал пайку на шконке» в одном из мордовских лагерей.
Ну вот не верил Коржев в такие случайности и все тут! Пролили моря крови, поубивали людей, похитили автомашины, с прибылью продали, а потом вдруг пошла у разбойников накладка за накладкой?
Точно так же как Дробов, скорее всего, «сел» за инсценированное изнасилование своей сожительницы, и Роман, скорее всего, картинно-демонстративно «уронил» из- под плаща якобы плохо закрепленный обрез, выходя из кафе одного из приволжских городов. Проверили местные сыскари — ничего, кроме отсиженных сроков и снятых судимостей, за Ахтаевым в этом городе не было. А за хранение и ношение оружия срока тогда давали совсем слабые. И свидетели, и вещдок налицо, да и сам мазурик во всем чистосердечно признался. Проверили «ствол» — свежий, не было на нем крови. И пошел Роман по этапу в Мордовию. И главное, иногда невинные люди годами суда ждут в СИЗО, а тут уронил «ствол» — и в СИЗО, и тут же суд, и — по этапу.
Не сомневался нисколько Михаил, что оба инсценировали незначительные преступления, чтобы попасть на зону. Опытные зеки так нередко делают, чтобы уйти от настойчивого преследования прокуратуры и уголовного розыска по «убойным» статьям.
Все бы, возможно, и вышло. Искали бы, искали братьев на воле, а Роман себе на нарах припухает.
Кабы не дотошный следователь облпрокуратуры Михаил Коржев.
Он ориентировки подробнейшие разослал не только в органы прокуратуры всего региона, но и в лагеря СИЗО и тюрьмы. Не сидит ли у вас такой-то?
Из этой мордовской лесной колонии и ответили:
— Сидит. Ни в чем плохом не замечен. Не в «отказниках», почти ударник, работает на лесоповале. Порядок в колонии не нарушает. Допрошенный по вашей ориентировке все, однако, отрицает.
— Ну, это он там отрицает. Как-то здесь разговор пойдет... — решил Коржев. И «выписал» Романа Ахтаева в Кировскую областную прокуратуру, по месту «отсидки» в СИЗО подельника. Но, конечно, поместил так, чтоб обмениваться «малявами» они не могли. Но чтоб очную ставку можно было провести без проблем.
Не один день задушевно беседовал Михаил Коржев с обоими убийцами, и так их ковырял, и этак, и очные ставки устраивал, и между собой, и с самарскими свидетелями.
Добился своего.
Первым сдался Дробов.
Но сдался не перед психологическим прессингом молодого, но уже опытного следователя, а будучи жестко припертым к стене убедительными доказательствами.
Ведь пока Коржев вел с подследственными беседы в СИЗО, сыскари-опера из уголовного розыска двух областных УВД напористо шли по следу, собирая все новые и новые факты. Коржев знай поручения расписывал. Информация пошла. И Коржев приходил на каждый допрос подготовленным.
