– Не от меня, – ответила Кейт, – но я сегодня же с ней поговорю. – Она утверждала, как бы вдруг обретя свежий взгляд, что это будет совсем не сложно. – Мы столько месяцев вели себя как подобает, что теперь у меня есть некоторый резерв для того, чтобы я могла упомянуть о тебе. Ты явишься повидать ее, а она потом оставит тебя со мной; тем самым она продемонстрирует свое добродушие и понимание, что мы не оправдали ее опасений. Ведь ты с нею, как известно, отношений не порывал и нравишься ей так же, как и прежде. Мы собираемся уехать из города, так что этому скоро наступит конец: поэтому как раз сейчас мне ничего не стоит ее попросить. Попрошу сегодня же вечером. – А в заключение Кейт добавила: – И если ты оставишь это мне – а моя сноровка, могу тебя заверить, просто дьявольски возросла, – я сделаю все в лучшем виде.
Так что он, разумеется, оставил все в ее руках и теперь задавался вопросами об этом больше, чем делал это на Брук-стрит, в отеле у Милли Тил. Деншер повторял себе, что если все это не похоже на победу, то тогда, скорее, смахивает на полную неразбериху. И вот еще что, несомненно, составляло часть его раздумий о совсем другом предмете: Кейт удалось сбежать, не ответив на его не очень настойчивый вопрос о том, каковы условия их общения с ее дорогой Милли. Ее дорогая Милли – это было вполне ощутимо – каким-то образом присутствовала в картине. Ее дорогая Милли, неожиданно появившаяся здесь во время его отсутствия, занимала – Деншер не мог бы сказать, почему он почувствовал, что это так, – гораздо бо́льшую часть переднего плана, чем кто-то мог бы заранее решиться ей уделить. Милли заняла некое место, и похоже, что место это ей вроде бы уступили. Казалось, Кейт сочла само собой разумеющимся, что он, Деншер, понимает, почему его ей уступили: но ведь в этом-то все и дело. Это был как раз тот передний план, где ему самому, его отношениям с Кейт едва хватало места повернуться. Но мисс Тил, скорее всего, при нынешнем стечении обстоятельств становится возможностью того же плана, что смягчившаяся, если не изготовившаяся к бою, тетушка Мод. О мисс Тил можно также по справедливости сказать, что, не будь она так скучна, им было бы очень удобно пользоваться ее добротой. Неожиданно, как только он возобновил прогулку, до него дошло, что именно это Кейт и могла иметь в виду. Прелестная американочка обожает Кейт – Деншер успел сделать собственный вывод об этом – и сможет потворствовать им, способствуя их встречам. Иными словами, встречи могли бы проходить в ее отеле, на ее территории, что еще успешнее увело бы их с улиц. Такое объяснение звучало вполне правдоподобно. Правда, оно было несколько подпорчено тем, что их следующее свидание никак не должно было зависеть от Милли. Тем не менее этот факт, в свою очередь, мог объясняться необходимостью предварительных переговоров. Одна из необходимостей, которые ему нужно будет по возможности обрести в четверг на Ланкастер-Гейт, – это более определенный взгляд на уместность такой политики.
II
Совершенно необычным оказалось то, что, когда наступил четверг, Деншер обнаружил, что он не так уж далек от истины. Кейт не совсем была с ним согласна, однако четверть часа спустя почти полностью приняла его точку зрения. Начала она, удивившись его ощущению, что во вторник оставила его в недоумении по поводу многих вещей. Частички мозаики, как он теперь увидел, более или менее сложились под искусной рукою Кейт, и ей даже не пришлось в это короткое время как-то их поворачивать, изгибать и приспосабливать. Она была прелестна и оживленна, без следа усталости или озабоченности, с обычной для нее ясностью мысли: ведь это просто лежит на поверхности – если не удастся уладить дело с американскими дамами – что было бы абсурдно! – эти последние просто вынудят нас снова сделать попытку с тетушкой Мод. Она, Кейт, не может ведь сказать им, в каких бы добрых отношениях она с ними ни была: «Мы станем встречаться, если позволите, у вас дома, когда вам будет удобно, но мы рассчитываем, что вы поможете нам сохранить нашу тайну». Иначе говоря, они неизбежно должны будут поговорить с тетушкой Мод, и было бы са́мой непоправимой неловкостью просить их этого не делать: Кейт учла все это, предпочтя поговорить с тетушкой первой. То, что сегодня смогла учесть Кейт, показалось Деншеру совершенно замечательным, хотя он был несколько поражен тем, что ему пришлось как бы вытягивать это из нее по кусочкам, а не получить целиком в равномерном освещении. Деншер всегда чувствовал, что чем больше он от Кейт требовал, тем чаще обнаруживал, что она вполне готова, как ему представлялось, на его требования отвечать с избытком. Он не однажды говорил ей, еще до своего отъезда: «Ключи от буфета у тебя в руках, и я предчувствую, что, когда мы поженимся, ты станешь выдавать мне сахар по кусочку». Она же отвечала, что радуется его предположению, что он захочет питаться исключительно сахаром: значит, их домашнее устройство уже обрисовано и, скорее всего, таким и будет. То, что сейчас выдавалось ему из буфета, по правде говоря, не было слишком сладким, но до некоторой степени отвечало его ближайшим требованиям. Если объяснения Кейт в любом случае вызывали вопросы, вопросы эти исчерпывались не быстрее, чем исчерпывалось терпение Кейт. И они, естественно, были одного ряда, очень простые, если, например, говорить о том, как спокойно он принял от Кейт, что мисс Милли Тил тогда ничего для них сделать не могла. Он тут же откровенно высказал все, что решился считать возможным.
– Если нам нельзя встречаться здесь – а мы уже исчерпали очарование лондонских улиц и музейной толпы, – какой-нибудь маленький плот после кораблекрушения, какая-нибудь – пусть лишь время от времени – возможность, вроде вторничной, последние два дня не оставляла моих мыслей – ведь это лучше, чем ничего. Но если наши приятельницы так подотчетны этому дому, то тут, конечно, нечего больше сказать. И это, слава Небесам, еще один гвоздь в гроб нашего ненавистного промедления. – Деншер был только рад без дальнейших церемоний вывести мораль: – Теперь, надеюсь, ты видишь, что иначе мы не можем с этим справиться.
Если Кейт на это рассмеялась – а ее настроение казалось и в самом деле отличным, – то лишь потому, что в отеле он ясно выказал, что наслаждается такой возможностью.
– Твоя идея прекрасна, если вспомнить, что у тебя там ни слова не нашлось ни для кого, кроме Милли. – Однако она оставалась прелестно добродушной. – Ты, разумеется, смог бы к ней привыкнуть – и привыкнешь. Ты совершенно прав – пока они с нами или рядом. – И она объяснила все очень понятно тем, что милые приятельницы не могут просто помочь, как помогают любезные друзья, предлагающие вас подвезти. – Они поговорят с тетушкой Мод, но они ведь не закроют перед нами свои двери – это была бы еще одна проблема. Настоящий друг всегда поможет, а Милли – настоящий друг. – К этому моменту Кейт вывела миссис Стрингем из обсуждения, сведя его исключительно к Милли. – Помимо всего прочего, мы ей особенно по душе. И более всего ей нравишься ты. Послушай-ка, дружочек, используй это как-нибудь.
Деншер заметил, что она пропустила мимо ушей ультиматум, только что резко ей предъявленный, его напоминание о том, как мало в самом лучшем случае они могут с этими обстоятельствами справиться; однако бывало так, что самые острые из его высказываний – главным образом те, что проникали глубже всего, – Кейт воспринимала (и это было для нее характерно с первых дней их знакомства) не формально, не оценивая их вслух, но беря на заметку. Она проявляла их влияние не так банально. Именно это случилось и теперь: он не думал, что она на самом деле против. Тем не менее она ухватилась за его другое, менее важное утверждение:
– Ты говоришь, что мы не можем встречаться здесь, а ведь сам видишь – мы сейчас как раз это и делаем. Что же может быть восхитительнее?
Деншер не собирался снова мучиться из-за того, что не поверил ей, однако, идя в дом на Ланкастер-Гейт, он испытывал чувство неловкости, поэтому нахмурился в ответ на то, что она сочла эту возможность восхитительной. Разве это не означает возвращения в состояние зависимости? Зависимость может быть завуалирована и приукрашена, но он до мозга костей уверен, что наивысшая привилегия в доме на Ланкастер-Гейт ни в малейшей степени не может служить признаком их свободы. Они находились наверху, в одном из небольших парадных покоев, обставленном как будуар, но явно теперь неиспользуемом – он не допускал никакой интимности, – и мебель в нем была отвратительных синих тонов. Деншер тотчас же бросил заинтересованный взгляд на закрытые двери, и Кейт ответила на его заинтересованность уверением, что все в порядке: тетушка Мод отдает им справедливость – во всяком случае, пока, на это конкретное время; им следует побыть наедине, и они могут ничего не опасаться. Однако новое упоминание об этом, хотя молодой человек сам его вызвал, подействовало на него непосредственно, вернув к наболевшему. Их действительно оставили наедине – с этим было все в порядке: он заново оценил закрытые двери и разрешенную уединенность, ненарушимую тишину и неподвижность огромного дома. Все это тут же соединилось у него с чем-то, с двойной ясностью выявленным теперешней всеохватной игрой сильной и очаровательной воли Кейт. Это что-то свелось к пониманию, что он никак не может – хоть провались! – принять эту уклончивую Кейт. Он не может и не хочет – не хочет такую неудобную и уклончивую Кейт. Он не хочет, чтобы она была более умелой, чем он, хотя это чудесно, если речь идет об остроумии или характере; ему хотелось удержать ее там, где их отношения оставались простыми и легкими, а общение ни от кого не зависело. В результате минуту спустя он спросил:
