Странно только, что, несмотря на его ухаживания, она не чувствует себя по-настоящему счастливой, потому что на столе между ними по-прежнему сидел слон: чудовище, созданное ее ложью и его враждебностью. Райан игнорировал животное, ведя себя так, словно гневные, копившиеся годами слова, которыми он хлестал ее на прошлой неделе, никогда не произносились. А она настолько устала перебирать их в памяти, что не посмела заговорить о случившемся.
– Как твои гребешки? – спросил он.
– Восхитительны.
После сказанного им Шугар Бет прошлой ночью она ожидала взрыва эмоций, бурной страсти, но он поболтал с официантом, помахал Бобу Воррису, сидевшему на другом конце комнаты, обсудил марку вина и говорил с ней о всякой чепухе. Хуже того, его даже не поразили те острые крохотные разряды сексуального электричества, которые изводили ее в самые неподходящие моменты: когда она слышала его голос в телефонной трубке, видела его за рулем машины или в церкви сегодня утром, едва он задел ее рукой во время проповеди. И что поделать с ошеломительным, сбивающим с ног смерчем желания, подхватившим ее вчера, когда Райан сумел устоять перед чарами Шугар Бет?
«Ты когда-нибудь думаешь о чем-то, кроме секса?»
Поужинав, они заказали кофе. В один прекрасный день придется рассказать о спектакле, затеянном Шугар Бет. Но не сейчас.
Он заплатил по счету, и слон последовал за ними в машину. Она знала, что их супружеская жизнь настолько устоялась, что всякие изменения обойдутся нелегко и ему, и ей и поэтому не следует возлагать особых надежд на этот вечер. Она всегда была преследователем. Райан всегда оставался преследуемым. Она целовала, Райан подставлял щеку. Но теперь у нее просто не было сил доигрывать роль.
Он слишком резко свернул за угол, и она вдруг поняла, что они направляются не к Мокингберд-лейн, а к южной части города.
– Я хочу вернуться в каретный сарай.
Вместо ответа он заблокировал дверцы машины.
Наверное, ударь он Уинни, она и то не была бы так потрясена.
– Что ты делаешь?
Он не ответил.
Его жест был чисто символическим. Вряд ли она осмелится выпрыгнуть из машины на полном ходу!
Уинни хотела было узнать, чего он надеется добиться своей театральной выходкой, но, взглянув на упрямо выдвинутый подбородок, благоразумно отступила.
Когда они выехали на шоссе, узкое лезвие света, отброшенного фарами проходящей машины, скользнуло по его лицу, и она едва не согнулась от нового приступа похоти.
– Я хочу вернуться, – повторила она не слишком убежденно.
Он не ответил. Вежливый, заботливый, внимательный Райан Галантайн проигнорировал ее, словно не слыша.
Они направлялись к озеру. Но сейчас, в марте, сезон еще не начался.
Уинни сложила руки на коленях, молча выжидая. Ужасно странно быть такой пассивной и ничего не предпринимать!
Он миновал сначала дорогу, ведущую к коттеджу Эми и Клинта, затем ворота пляжа Спрус-Бич, где они летом отдыхали и устраивали пикники. Пляжные магазинчики были еще закрыты с зимы. Проехал лодочную пристань и «Лейкхаус». Прошло десять минут. Они приближались к менее населенной южной части озера. Она редко бывала здесь, но он, похоже, хорошо знал дорогу. Уинни не увидела узкую, ничем не обозначенную тропинку, пока он не начал сворачивать именно туда. Интересно, куда это он…
Аллистер-Пойнт. То место, куда «Сивиллы» ездили со своими дружками пить пиво и обжиматься.
– О Боже, – прошептала она.
Когда-то, только получив водительские права, она приехала сюда посмотреть, что тут такого особенного, но никогда не была здесь с мальчиком. И сейчас почти не дышала.
Тропа заканчивалась небольшим мысом, окруженным с трех сторон деревьями и выходившим к озеру. В то время дорогу даже посыпали гравием, от которого мало что осталось.
Райан выключил зажигание. Уинни несколько раз сглотнула и, стараясь не поворачивать головы, упорно смотрела прямо перед собой. Лунный свет падал на середину озера, как пролитое молоко.
– Я запер дверцы, – напомнил он.
Уинни облизнула горевшие губы и повернулась к нему:
– Я скажу маме.
– Не скажешь, – покачал он головой и, откидываясь на сиденье, бросил на нее дерзкий взгляд из-под полуприкрытых век. – Она спросит, что ты делала здесь. Как это ты скажешь ей, что позволяла Райану Галантайну лапать себя?
– А я позволю?
– Поживем – увидим, – пообещал он, сунув палец в вырез черного кружевного топа. – И больше не носи вещи Шугар Бет.
– Ты их узнал?
– Не слепой же я! И надеялся, что ты наденешь голубую шелковую блузку в цвет глаз. Или розовый вязаный свитер, через который лифчик видно. А может, желтое платье. То, что ты надевала, когда мы в последний раз ездили в Мемфис. В нем у тебя такие красивые ноги.
Тот факт, что он вообще замечал, что она носит, не говоря уже о ногах и желтом платье, лишил ее дара речи. А Райан обхватил ее плечи, подался вперед и завладел губами.
У нее все растаяло внутри. Всего несколько недель назад она считала, что больше никогда в жизни не испытает желания. Сейчас же хотела сорвать с него одежду, наброситься и…
Всегда агрессор. Никогда – жертва.
– Отвези меня домой, – попросила она, – я не собираюсь идти с тобой до конца.
– Нет? – Он провел пальцем от ямочки на шее к черному кружеву. – Воображаешь, будто можешь меня остановить?
Короткая юбка задралась едва не до пояса, но она и не думала ее поправлять.
– Я всегда могу закричать, если захочу.
– Придется сделать так, чтобы ты не захотела.
Он запустил пальцы глубже, подцепил бретельку лифчика и одним движением спустил с плеча и ее, и топ, обнажив одну грудь. Его волосы скользнули по ее щеке, когда он наклонился и схватил зубами местечко чуть повыше соска. Она тихонько вскрикнула от боли. Он тут же зализал укушенное место и осторожно подул.
– Скажи-ка, Уинни Дэвис, как ты объяснишь это своей мамочке.
Она сейчас умрет, прямо здесь, растворится в кипящем озере похоти. Ее ноги чуть раздвинулись. Груди заныли. Трусики промокли.
– Если немедленно не прекратишь…
– О нет, и не думай.
Он снова стал целовать ее. Не супружескими поцелуями, а глубокими, жаркими поцелуями любовника. Ее колготки словно растаяли. Трусики тоже. Он был весь покрыт потом. Окна тоже запотели. Он схватил ее щиколотку, поставил ногу на панель и запустил в нее палец. Она застонала. Он наклонил голову. Прижался к ней губами, наслаждаясь вкусом. Довел до громоподобного оргазма.
Для сексуально озабоченного подростка он на диво хорошо умел управляться с женским телом и во второй раз сумел послать ее к звездам с помощью основания ладони и большого пальца. Придя в себя, она сняла ногу с панели и повернула к нему голову. Он тяжело дышал.
И даже не удосужился расстегнуть брюки!
Она, в свою очередь, и не подумала потянуться к нему. И вместо этого опустила юбку. Что за стерва! Настоящая динамистка!
Дверные запоры, щелкнув, открылись.
– Подышим свежим воздухом, – хрипло предложил он.
После всего, что он только что для нее сделал… после всего, что она не сделала для него… следовало бы быть посговорчивее.
– Слишком холодно.
– Можешь накинуть мой пиджак. Поверь, мне он ни к чему.
– Еще бы.
Перегнувшись через нее, он достал из «бардачка» фонарик.
– Ах, эти бойскауты, – обронила она, изо всех сил стараясь изобразить скучающий тон.
Райан вышел из машины, и Уинни сообразила, что на ней нет ни колготок, ни трусиков. Но все же храбро сунула босые ноги в туфли и, как всякая приличная южанка, которой она сейчас никак не выглядела, подождала, пока он откроет ей дверцу. И при этом дерзко пялилась на его вздутую ширинку. Бедняжка!
Он накинул пиджак ей на плечи и взял за руку. Высокие каблуки увязали в мягкой земле, поэтому приходилось идти чуть ли не на цыпочках. Он увлекал ее к лесу. Воздух пахнул сосной и сыростью.
Райан включил фонарик и провел лучом по древесным стволам.
– Это где-то здесь.
Прохладный ветерок пробирался под юбку, щекотал ее голую попку. Если так будет продолжаться, она приобретет определенную репутацию и кличку потаскухи. «Вон идет та самая распутница Уинни Дэвис».
– Подожди здесь.
Он отошел к деревьям, изучая каждый ствол, словно обуянный похотью лесник. И похоже, нашел, что искал.
– Иди сюда, – позвал он, остановившись у подножия толстого дуба. Она поковыляла к нему: высокие каблуки, короткая юбка, голая задница – ходячее чучело, панельная девка. Та самая распутница Уинни Дэвис.
Он опустил фонарик, осветив свои мокасины.
– Я ничего не вижу, – пожаловалась она.
Райан молча поднял руку, упершись лучом в ствол дуба. И тут она заметила: едва различимые очертания сердца, вырезанного в коре. Буквы потемнели, обветрились и почти заросли, но все же она прочла:
ЛЮБОВЬ ДО ГРОБАРГ+ШБК
Она протянула руку и обвела «Р» пальцем.
– Мы где-то услышали, что такие дубы могут жить тысячу лет, – сообщил он, – и сразу поверили. Шугар Бет сказала, что, пока наши инициалы останутся на этом дереве, мы будем любить друг друга вечно.
