Но вот Лану отдать он был не готов. Не был готов отдать ее Смерти. Так же, как не был готов принести ее в жертву науке, идеям и даже Владычице.
Даже ей.
— Нет, — повторил Килиан, — Сегодня мы не умрем. И я не лгу.
— Это просто слова, — поморщилась девушка.
— Нет. Мы не умрем. Потому что я так решил. И этого достаточно. Я не разрешаю нам умереть!
Преобразовав золото в платину, а затем в иридий, чародей сотворил шар раскаленной плазмы, — ту самую рукотворную звезду, что показывал некогда мэтру Бартону, убеждая его в возможностях магии.
Только теперь он в полной мере ощущал их. Ощущал, что магия может не только забирать жизнь, но и спасать ее.
— Не смотри прямо на нее. Очень вредно для глаз.
Пойманная в ловушку магнитного поля, плазма распространяла жар. Тогда, демонстрируя ее мэтру, Килиан чувствительно обжег свои пальцы, а его глаза, как он впоследствии с запозданием осознал, спасли только очки. Сейчас очков у него не было.
Но это было неважно.
Таял снег вокруг них. От воды и пота одежда промокла, но рукотворная звезда походила на натуральную печку. В плане ощущений, разумеется.
— Долго ты так сможешь? — спросила Лана.
— Столько, сколько понадобится, — скрипнул зубами Килиан, — Постарайся отдохнуть. Когда буря утихнет, нам нужно будет отправляться в путь.
Он не сказал «и не отвлекай меня», но Лана и сама прекрасно поняла. Она больше ничего не говорила. Она знала, каково это — часами, не отрываясь, концентрироваться на поддержании чар.
Пять минут спустя иридиевый порошок пришлось дальше Повышать до осмия. С каждым новым Повышением выход энергии становился меньше, интервал также приходилось уменьшать. И уже через полчаса на смену первому из трофейных украшений пришло второе.
За ним — третье.
Через два с половиной часа весь запас золота, отобранный у черного колдуна, превратился в бесполезное железо. Килиану уже неоткуда было брать энергию на поддержание обогрева.
Буря все не прекращалась.
Ученый посмотрел на облако плазмы, которое с минуты на минуту перестанет гореть. Затем — не Лану, прикорнувшую в тепле. Прижавшуюся к нему, полностью уверенную в том, что он поможет ей выжить. Надеющуюся на него. Он не мог ее подвести.
И он решился. Килиану больше неоткуда было брать энергию, но он продолжал отдавать ее. Поддерживать рукотворную звезду за счет энергии собственного мозга. Ильмадика говорила, что если он будет активно использовать эту энергию, не компенсируя потерь притоком извне, то в скором времени неминуемо погибнет. Но Ильмадика о многом лгала.
Килиан больше не мог ей слепо верить. Да и выбора у него все равно, по большому счету, не было.
Когда Лана проснулась, снежная буря уже утихла. Несмотря на проникающие снаружи солнечные лучи, в пещере было довольно холодно, однако это все же был обычный холод, а не пробирающий до костей мороз. «Профилактически» подлечиться от простуд и воспалений, конечно, нужно будет, но по крайней мере, ей не угрожала смерть здесь и сейчас.
Неловко пошевелившись, девушка позволила себе отстраниться от чародея, к которому жалась на протяжении всего сна. Килиан лежал без сознания. Периодически он подрагивал, будто в лихорадке, и что-то бессвязно бормотал. Его одежда была вся в железном порошке, а пальцы рук покраснели от ожогов. По лицу сплошным потоком струился пот.
— Кили! — позвала Лана, попробовав растормошить его, — Кили, проснись!
Впустую. Как ни старалась она разбудить его, обессиленный чародей не просыпался. Очевидно было, что ему нужно поспать еще несколько часов, не меньше.
Выбравшись наружу, чародейка глянула вниз, на расстилавшуюся под ее ногами равнину. Спуститься с горы будет тяжело, но в целом, вполне реально. Кротовая нора закинула их в Иллирию; Лана не была уверена, но кажется, она опознала деревушку, которую видела сверху.
Там можно будет разжиться лошадью. И уехать на восток. К моменту, когда Килиан очнется, она будет уже далеко.
Она снова будет свободна. Мир дал ей такую возможность. Никто не посмеет назвать ее рабыней. Никто не будет грозить ей изнасилованием. А Килиан — простит. Поймет и простит. Он защищал ее, пока она находилась в Идаволле, но сейчас она больше не нуждалась в его защите.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не нуждалась в его защите. Он сделал все, что ей было от него нужно. И именно эта мысль заставила чародейку засомневаться.
Если она так поступит, то чем она будет отличаться от Ильмадики? Ильмадика использовала его, когда он был полезен, и готова была выбросить, когда он свою полезность переживет. Разве не то же самое ей хотелось сделать сейчас?
Да, она никогда не пошла бы на такую мерзость, как искалечить чужую психику и превратить человека в живую батарейку, из которой можно выкачивать творческую энергию. Но что это меняло? Нет разницы между одним и другим. Его помощь, его наивное желание защитить её, его вера в то, что он оправдывает свое существование своей полезностью, — это была точно такая же творческая энергия.
Пусть даже идущая не в магию, а в поступки. Ведь поступки — это и есть настоящая магия. Та магия, с помощью которой каждый человек способен изменить мир — силой своей веры в то, что считает правильным. Килиан верил в то, что может помочь ей.
А она верила, что может помочь ему. Это было сложнее, чем помочь Лейле: там было заклинание. Заклинания разрушают заклинания. А травмы лечатся лишь осознанностью.
Девушка вспомнила обещание, которое дала себе и Миру. Если Килиан причинит ей боль, она перестанет пытаться его спасти. Тогда, после того, как раскрыл ее вину в спасении Лейлы, он был к этому максимально близок. Если бы он воспользовался ее телом, как сперва хотел, то она в ту же ночь или сбежала бы, или, если бы не получилось, покончила с собой.
Но он этого не сделал. Как бы ему этого ни хотелось, но осознав, что она того не хочет, юноша сразу пошел на попятный. Значит, влияние Ильмадики в нем не настолько глубоко укоренилось. В мире Ильмадики и ее адептов есть лишь хозяева и рабы. Те, кто используют, и те, кого используют. В ее мире хозяин, желающий воспользоваться телом рабыни, сделал бы это без каких-либо сомнений.
А затем ее вдруг озарило. Она так много внимания уделила тому, как Килиан перенимает мир Ильмадики, что не заметила, как перенимает его она сама. Как для нее самой вопрос встал о том, использует она Килиана или он ее, — как будто нет третьего варианта. Как будто кто-то в любом случае должен быть хозяином, а кто-то рабом.
— Нет, — вслух сказала Лана, — Ты не мой хозяин, Кили. И не инструмент, который я использую, чтобы выбросить, когда в нем отпадет нужда. Ты мой друг. И я останусь с тобой. Слышишь, Кили? Я останусь с тобой. Я знаю, что ты готов освободиться от Ильмадики. И я помогу тебе в этом. Но я могу лишь протянуть тебе руку. Решающий шаг ты должен сделать сам.
Килиан не очнулся. Но девушке показалось, что его дыхание нормализовалось. Да. Она дождется, пока он проснется. Они вместе вернутся в Неатир. И когда он будет готов… Они вместе сбегут от Ильмадики.
— Госпожа.
Король преклонил колено перед Ильмадикой. Его миссия была выполнена успешно. Повстанцы сдали Аттику практически без боев, и теперь Железный Легион, совершив марш-бросок через Миссену, осваивал отстроенную крепость. Крепость, которую Владычица захватила в одиночку.
— Амброус, — кивнула женщина, — С Делауном решили?
— Да? — подтвердил он, — Его тело пронесут по крупнейшим городам Идаволла, после чего над ним будет устроен суд. Мы отрубим ему кисти рук и похороним в безымянной могиле, как предателя. Официально будет объявлено, что он отравил себя из страха перед правосудием.
— Прекрасно, — улыбнулась Владычица, — Я рада, что ты не разочаровал меня.
Говоря эти слова, она положила руку на раненное крыло адепта. Мгновение, и рана исцелилась. Над телами своих адептов Ильмадика обладала практически абсолютной властью.
