– Ладно, давай действуй.
Через десять минут Босх сидел, сгорбившись, за рулем и ждал появления Эдгара. Вскоре тот действительно появился – один.
– Что случилось?
– Она меня расколола.
– Черт, почему же ты ее просто не снял? Если она тебя расколола, мы уже ничего не можем поделать – она ведь поймет, что я коп, если я через пять минут попробую к ней подойти.
– Ну, в общем, не то чтобы расколола…
– А что случилось?
– Она со мной не пошла. Она спросила, есть ли у меня коричневый сахар,[36] и когда я сказал, что нет, у меня нет наркотиков, она сказала, что не станет сосать хрен у цветного. Можешь это представить? Меня не называли цветным со времен моего детства в Чикаго.
– Не бери в голову. Жди здесь, а я пошел.
– Проклятая шлюха!
– Да успокойся ты, Эдгар! – выйдя из машины, сказал Босх. – В конце концов, она же шлюха и наркоманка. Неужели тебя это и вправду волнует?
– Гарри, ты не представляешь себе, на что это похоже. Ты видел, как Ролленбергер на меня смотрит? Готов поспорить, что он пересчитывает роверы каждый раз, когда я выхожу из комнаты. Немецкий козел!
– Ну что ж, ты прав, я действительно не представляю, на что это похоже.
Сняв с себя пиджак, он швырнул его в машину, затем расстегнул на рубашке три верхние пуговицы и двинулся в сторону улицы.
– Я сейчас вернусь. Тебе лучше спрятаться. Если она увидит здесь цветного, то может не пойти со мной в переулок.
В детективном бюро Ван-Нуйса они заняли комнату для допросов. Босху все здесь было хорошо знакомо, поскольку он работал в этом участке, в столе по ограблениям, сразу после того, как получил жетон детектива.
С самого начала стало ясно, что человек, с которым Джорджия Стерн удалялась в переулок, вовсе не ее клиент. Это был наркоторговец, и, вероятно, она приняла там дозу. Возможно, она расплатилась за это сексом, но все равно торговца вряд ли можно было назвать клиентом.
Независимо от того, кто он был и что она там делала, она была уже на взводе, а следовательно, ничем особенно помочь не могла. Ее погасшие глаза с расширенными зрачками смотрели куда-то вдаль. Даже в комнате для допросов размером три на три метра ее взгляд был устремлен на какой-то предмет, находившийся не менее чем в километре отсюда.
Черные корни взъерошенных волос казались длиннее, чем на той фотографии, которой располагал Эдгар. Как и у многих других наркоманов, под левым ухом на коже виднелась болячка – от того, что она нервно потирала это место снова и снова. Руки выше локтей были такими же тонкими, как ножки стула, на котором она сидела. Надетая на ней рубашка была на несколько размеров больше, чем нужно. Вены на шее носили следы уколов – Джорджия Стерн вводила себе наркотик и так. Босх также заметил, что, несмотря на ее жалкое состояние, груди у нее оставались большими и полными. Имплантанты, подумал он, и на миг перед его глазами мелькнуло лежащее в бетоне высохшее тело.
– Мисс Стерн! – начал Босх. – Джорджия! Вы знаете, почему вы здесь? Вы помните, что я говорил вам в машине.
– Помню.
– А теперь вспомните ту ночь, когда один мужчина пытался вас убить. Четыре с лишним года назад. В такую ночь, как эта. Семнадцатого июня. Помните?
Она сонно кивнула. «Понимает ли она, о чем мы говорим?» – подумал Босх.
– Помните Кукольника?
– Он умер.
– Это так, но нам все равно нужно задать несколько вопросов насчет того мужчины. Помните, вы тогда помогли нам нарисовать его портрет?
Босх развернул портрет, взятый из досье Кукольника. Тот, кто был изображен на портрете, не походил ни на Черча, ни на Мора, но Кукольник, как известно, маскировал свою внешность, а следовательно, это мог сделать и Последователь. Но даже в этом случае всегда оставалась возможность, что в памяти жертвы всплывет какая-нибудь черта, вроде глубоко посаженных глаз Мора.
Она долго смотрела на портрет.
– Его убили копы, – наконец сказала она. – Он это заслужил.
Даже из ее уст Босху было приятно услышать, как кто-то считает, что Кукольник получил по заслугам. Увы, он знал, что в данном случае она, точнее, они имеют дело вовсе не с Кукольником.
– Сейчас мы покажем вам еще снимки. У тебя есть шесть штук, Джерри?
Она взглянула на него с удивлением, и Босх понял свою ошибку. Женщина решила, что он говорит о пиве, однако на языке копов «шесть штук» означает пачку снимков, которые предъявляют жертвам и свидетелям. Обычно там находятся фотографии пяти полицейских и одного подозреваемого – в надежде на то, что свидетель укажет именно на подозреваемого. На сей раз в пачке находились фотографии шести копов. Мора был вторым.
Когда Босх разложил перед ней на столе все снимки, женщина долго смотрела на них, а затем рассмеялась.
– Что такое? – спросил Босх.
Она указала на четвертую из фотографий.
– По-моему, я как-то с ним трахалась. Но я думала, что он коп.
Эдгар покачал головой. На снимке, на который она показывала, был изображен секретный сотрудник голливудского отдела по борьбе с наркотиками Арб Данфорт. Если память ее не подвела, значит, Данфорт манкировал своей работой в Вэлли ради секса с проститутками. Босх сразу предположил, что тот, возможно, расплачивался с ними героином, украденным из хранилища вещественных доказательств или у подозреваемых.
То, о чем она только что сообщила, следовало передать в отдел внутренних расследований, но Эдгар и Босх прекрасно знали, что ничего подобного они не сделают. Это было равносильно самоубийству – ни один «уличный» коп больше не будет им доверять. Босх знал, что Данфорт женат и что проститутка является вирусоносителем СПИДа. Он решил, что отправит Данфорту анонимную записку, предложив ему сдать кровь на анализ.
– А как насчет остальных, Джорджия? – спросил Босх. – Посмотри на их глаза. Когда кто-то маскируется, глаза не меняются. Посмотри на их глаза.
Когда она наклонилась над снимками, чтобы получше их разглядеть, Босх взглянул на Эдгара, и тот отрицательно покачал головой. Это ничего не даст, хотел сказать он, и Босх кивнул в знак согласия. Примерно через минуту голова женщины слегка дернулась, словно в этот момент она едва не заснула.
– Ну хорошо, Джорджия, здесь пусто, да?
– Да.
– Его здесь нет?
– Он умер.
– Хорошо, значит, умер. Оставайся здесь. Мы выйдем на минутку в коридор – нам надо переговорить. Но скоро мы вернемся.
Выйдя в коридор, они решили, что стоит отправить ее в Сибил-бренд, за нахождение в состоянии опьянения, а потом, когда она очухается, попытаться снова допросить. Босх обратил внимание на то, что Эдгар проявил в этом вопросе небывалое рвение, добровольно вызвавшись отвезти женщину в Сибил. Босх прекрасно понимал, что сама по себе ее доставка в тюремное наркоотделение – с тем, чтобы женщина на время пришла в себя, – Эдгара совершенно не волновала. Его интересовали лишь дополнительные сверхурочные, а сострадание тут было ни при чем.
Глава двадцать шестая
Сильвия натянула поверх ставен еще и плотные шторы, поэтому даже поздним утром в спальне было еще темно. Когда Босх проснулся в постели один, он достал с тумбочки свои часы и убедился в том, что уже одиннадцать. Он видел какой-то сон, но когда он проснулся, сон отступил в темноту, и он никак не мог до него дотянуться. Лежа в постели, он почти пятнадцать минут пытался вернуть его обратно, но так ничего и не добился.
Каждые несколько минут до него доносился шум от какой-то домашней работы. Вот Сильвия подметает кухонный пол, вот она освобождает посудомоечную машину. Видимо, она старалась не шуметь, но он все равно все слышал. Сквозь открытую заднюю дверь послышался плеск воды – это поливали растения в кадках, росшие вдоль крыльца. Дождя не было вот уже семь с лишним недель.
В 11.20 зазвонил телефон, и Сильвия сняла трубку уже после первого сигнала. Босх был уверен, что это звонят ему. Весь напрягшись, он ждал, когда дверь спальни откроется и Сильвия позовет его в коридор. Когда семь часов назад они с Эдгаром уезжали из Ван-Нуйса, Босх дал ему номер телефона Сильвии.
Однако Сильвия все не приходила, и, снова расслабившись, Гарри мог теперь слышать отрывки из ее разговора по телефону. Кажется, она консультировала кого-то из своих учеников. Через некоторое время ему показалось, что она плачет.
Встав, Босх натянул на себя одежду и вышел из спальни, на ходу пытаясь пригладить волосы. Сильвия стояла возле кухонного стола, держа возле уха трубку беспроводного телефона. Чертя пальцем на крышке стола какие-то круги, она и в самом деле плакала.
– Что случилось? – шепотом спросил он.
Она подняла руку вверх, давая знак, чтобы он не мешал. Мешать он не стал и лишь молча смотрел, как она разговаривает по телефону.
– Я туда приеду, миссис Фонтено, только сообщите время и адрес… да… да, я приеду. Еще раз хочу сказать, что мне очень жаль. Беатрис была такой прекрасной девушкой и моей лучшей ученицей. Я очень ею гордилась. Черт побери…
