Трифон шел напролом, наводя на латинян ужас.
Бок о бок с ним прорубался в ряды рыцарей Глеб. Ни в чем не уступал Трифону, а порой и опережал его, стяжая славу.
Не выдерживали щиты латинян, раскалывались под ударами Глеба; проминались доспехи, ломались копья и мечи.
Грызлись между собой боевые кони, сталкивались грудь в грудь.
Волк и Щелкун по обыкновению не отставали от Глеба, защищали его со спины. А Глеб увлекал побратимов в самую гущу крестоносцев; отражал удары стальным щитом и этим же щитом сокрушал неприятеля. Меч его сверкал, как молния…
Многие, очень многие крестоносцы — достойные из достойных — нашли в этот день свою кончину! Сама смерть надвигалась на латинян в грозном обличье Глеба.
Греки дрались зло. Они чувствовали свои силу и превосходство. Разумный стратег Никифор Вриенний хорошо подгадал время, чтобы двинуть войска в бой. В первые же минуты сражения сопротивление растерянных крестоносцев было сломлено. Ромеи вклинивались в гущу латинян стройными, хорошо организованными колоннами, разделяли войска неприятеля, будто рвали пирог зубами, — и по частям добивали.
Рыцари запаниковали. Если кони их не пятились, ромеи их опрокидывали. Грозной штормовой волной наваливались они на испуганных рыцарей.
— С нами Бог!.. — витал над битвой клич.
Колонна копьеносцев шла, будто живой таран. Десяток за десятком, сотню за сотней опрокидывали греки латинян. Мольбы и стоны возносились к небесам. Текла ручьями кровь…
Горожане, высыпав на стены во множестве, следили за битвой, дружными криками выражая свое ликование. Был в этот день большой праздник!..
Воины-ромеи чувствовали близкую победу. Торжествовали их сердца, ибо справедливость была восстановлена, а зло не могло уйти от карающего меча.
Многие из латинян искали спасения в бегстве, ромеи преследовали и истребляли их. Но очень велики еще были силы крестоносцев, чтобы говорить о победе над ними. И многие храбрые рыцари сражались умело, самоотверженно, скрепив сердце. Их были тысячи, и следовало затратить ромеям немало сил и упорства, чтобы заставить этих гордых рыцарей отступить.
В пылу сражения Глеб потерял Трифона из виду. Вряд ли Трифона ранили или убили — он был воином из числа непобедимых. Скорее, пути их в битве разошлись. Но побратимы были рядом.
Глеб слышал в стороне торжествующие крики греков. И сам торжествовал, поскольку верил и с каждой минутой все более убеждался, что победа близка.
Свалив очередного рыцаря, Глеб вдруг увидел перед собой могучего человека… с молотом в руках. Он тут же узнал Гийома, и Гийом узнал его. Вот при каких сложных обстоятельствах вновь свела их судьба.
Гийом замер с занесенным над головой молотом, а Глеб не мог ударить его мечом. Они смотрели в глаза друг другу, а вокруг шумела битва. Наконец оба опустили оружие. Ни у того, ни у другого не было ненависти в глазах. На удивление крестоносцам и ромеям эти два великана вдруг рассмеялись и по-приятельски ударили один другого по плечам. Не сказав друг другу ни слова, они разъехались в разные стороны и продолжили битву.
Впрочем битва скоро закончилась, ибо латиняне, почувствовав неожиданную ошеломляющую силу ромеев, понеся большие потери, отступили. И Никифор Вриенний, стратег весьма дальновидный и не желающий полного истребления христианского латинского войска перед лицом коварных турок, запретил своему воинству преследовать крестоносцев. Никифор считал, что рыцарям был преподан урок, который они усвоят надолго.
Под торжественный глас фанфар ромейское славное войско вернулось в город. А доблестное латинское рыцарство, истекая кровью, откатилось к своему притихшему лагерю.
Император Алексей пожелал еще раз переговорить с Готфридом.
Трифон и декархи — а с ними и Глеб, — посетив шатер герцога, раскинутый на одном из холмов, донесли до ведома повелителя крестоносцев желание императора. Уговаривать герцога не пришлось, тот быстро собрался — слуги едва успели оттереть от его лат кровь.
С первого взгляда было заметно, сколь разительные перемены произошли с Готфридом. Верно, крепко потрясло его внезапное поражение. И перед императором греков, устроителем народов, герцог стоял уже не как правитель героического воинства, диктующий свою волю, а как блудодей, уличенный в блудодеянии и прячущий от всех глаза. Истина старая: хороший удар кулака сбивает спесь. Куда подевались орлиные взоры и гордая осанка, и надменность, и насмешливое красноречие?.. Оказалось, что Готфрид — грустный неповоротливый человек и даже как будто хромоногий; или он был ранен в сражении, но старался не подавать виду.
Готфрид уже не спешил изложить свои требования и жалобы латинян. Не исключено, что он уже был всем доволен.
Император, не сводя с герцога испытующих глаз, сказал:
— Итак, продолжим наш затянувшийся диалог… Мы говорили в прошлый раз о присяге…
Герцог поморщился и не ответил.
Алексей взглянул на Никифора Вриенния и спросил:
— Как обстоят наши дела?
Никифор старался быть кратким:
— Побитый тигр уполз в свое логово и зализывает раны. Но он и не знает, что наши полки окружили его. И еще с галер, что расставлены вдоль берега, готовы в любую минуту высадиться наемники… — Никифор старательно прятал торжествующую улыбку. — Однако я не думаю, государь, что, продолжая избивать несчастных христианских рыцарей, мы сделаем богоугодное дело. Давно бы пора это остановить, но ведь они сами упорствуют.
Готфрид из Лотарингии при этих словах как бы встрепенулся и молвил глухим обиженным голосом:
— Государь! Мои рыцари готовы хоть сейчас дать вам клятву верности и склонить перед вами непокрытые головы…
Император был бы немало удивлен, если бы не знал, чего стоила войскам эта внезапная сговорчивость герцога. Император удовлетворился этим ответом.
А Никифор спросил:
— Когда вы намерены начать переправу?
— Хоть завтра… если у вас найдется достаточно кораблей.
Никифор Вриенний, известный в Византии писатель, неплохо владел словом. Он так ответил герцогу, утратившему в бою строптивость:
— У нас нашлось достаточно мечей, найдется и достаточно кораблей.
Образованные жители полиса несколько дней повторяли на разные лады эту фразу. Фраза стала как бы крылатой. Можно было бы удивиться: откуда стало известно горожанам, о чем велась речь на аудиенции? Ни император, ни Никифор, ни тем более Готфрид не стремились обнародовать содержание «диалога». Впрочем… при «диалоге» присутствовал еще один человек — юная царевна Анна. Знающие люди поговаривали, что она весьма почитает писательский дар Никифора Вриенния, да и сама со всею прилежностью ежедневно упражняется в письме. Что стоило юной почитательнице записать понравившиеся ей слова?
Прием закончился решением императора:
— Через два дня. Через два дня начнем переправлять рыцарей на Дамалис…
Глава 15
На другой день спозаранку, едва Глеб сменился со стражи, — а жил он уже не у Сарры в Пере, жил в дорогом районе Кир, — захотелось ему после ночи, проведенной без сна, отдохнуть. Не успел он прилечь, как раздался громкий стук в дверь.
Глеб отворил и увидел на пороге Велизария. Здесь стоит оговориться, что после той памятной встречи в темном проулке, окончившейся для Велизария не самым удачным образом, они с Глебом на удивление крепко сдружились и даже снимали комнаты в одном доме.
Велизарий сказал:
— Внизу, на улице, какой-то человек ожидает у двери. Говорит, что разыскивает некоего рутена. У нас здесь трое из Рутении: ты, Волк и Щелкун. Как ты думаешь, кого разыскивает тот человек?
Глеб спустился на улицу и увидел Гийома.
Латинянин сейчас совсем не был похож на того грозного рыцаря, с которым Глеб столкнулся вчера. Он был одет просто, как заурядный кузнец, и от него даже пахло навозом. Видно, Гийом уже успел побывать в императорских конюшнях и засвидетельствовать тамошним конюхам и кузнецам, что он жив еще и вовсе не утонул.
Глеб и Гийом, увидя друг друга, как и вчера засмеялись, стукнули друг друга по плечам и по-братски обнялись.
Велизарий и еще двое стражников-греков выглянули из окон, любопытствуя, кто это пришел к Глебу.
Гийом улыбался, жмурил хитро глаза:
— А я вчера иду по улице. Народу вокруг — не протолкнуться. Мне навстречу какой-то великан. Думаю, ты это, Глеб из Рутении, или не ты?
Глеб тоже был рад встретить старого друга:
— И мне показалось, что я видел тебя вчера мельком…
Недалеко за углом была таверна, и Глеб с Гийомом решили заглянуть в нее — не для того, чтоб устроить попойку, а для того только, чтоб единой чарой вина отметить встречу.
Гийом говорил по дороге:
— Клянусь телом Господним, не ожидал я, Глеб, увидеть тебя на той улице, среди той толпы.
