А над долиной еще держался запах тлена. И по-прежнему высилась гора мертвых. На этой горе костей и не до конца еще истлевших тел копошились целые стаи разжиревших ленивых крыс, лис, диких собак…
Глянув только на это место, латиняне поскорбели, помолились и обошли его стороной. Рыцари дали клятву — отомстить, крестьяне пролили скупые слезы.
А некий юный поэт прочел старые стихи:
… В блаженной долеВсе минуют конец, избавляющий от трудов;И тело их следует за всемогущей смертью,Но жив остается облик бытия,Ибо только он — от богов.Он спиту когда члены наши — при деле их;А когда на них скатывается дрема,Он в несчетных снахЯвляет нам близящийся судМеж теми, кому радость и кому беда……А с кого ПерсефонаПримет пеню за давящую давность,Души тех она выведет вновьК вышнему солнцуНа девятый год,И вырастут из них великие цари,И кто ревностен силою, и кто мудр умом;От людей же впредь станут они зваться:Святые герои…[6]
И двинулись крестоносцы дальше.
Несколько раз разведчики видели издалека небольшие отряды турок. Но турки всякий раз уходили от боя, и латинянам, жаждущим боя, долго не удавалось сразиться с ними. Темные подозрения закрадывались в души честных христиан — не готовят ли неверные западню? Думали над каждым своим шагом, не раз меняли направление движения, расспрашивали встреченных местных жителей. Но как будто бы не было поблизости крупных турецких сил.
Грек из местных, проводник, объяснял подозрительную тактику турок по-своему: они настолько злы, что переругались между собой, и им сейчас не до христианского войска. Быть может, в действительности так и было. Крестоносцам не удавалось поймать кого-нибудь из турок, чтоб расспросить.
Ближе к Никее обстановка изменилась. Турки как будто забеспокоились. Их легкие малочисленные конные отряды стали вдруг нападать на латинян. Налетят из-за холма, обстреляют колонну из луков и исчезнут. А еще турки сталкивали на рыцарей со скал камни, рыли ямы на тропах и дорогах, закапывали колодцы, подбрасывали отравленную пищу или смердящую дохлятину в места, удобные для стоянок, стаскивали скорпионов и змей. Как-то крестоносцы проходили берегом большого полувысохшего озера. Чтобы сократить путь, они углубились в заросли камыша. И кто-то поджег камыш. Ясно, что это были злобные козни неверных. И хотя никто из рыцарей не сгорел насмерть, пострадали многие. Известно, ожоги трудно залечиваются. В схватке с огнем потеряли несколько десятков лошадей; сгорели некоторые обозы… Турки хотели устроить из этих земель для латинян преисподнюю. Смертельная опасность здесь могла исходить отовсюду.
Глава 16
И однажды взорам измученных дорогой латинян открылась Никея. Это был красивый город на восточном берегу большого озера. Восторженные крики прокатились по рядам крестоносцев.
Рыцари увидели, что Никею им будет взять не трудно. Городские стены были не так высоки, как в Константинополе. А в некоторых местах они еще и были разрушены. Должно быть, их не восстановили еще со времени захвата города неверными. Турки, слишком уверенные в своих силах, не придавали большого значения восстановлению стен города, а может, не хотели, чтобы греческий город опять стал силен.
И гарнизон, судя по незначительному числу стражи на башнях, был здесь невелик.
Латиняне не ошиблись. Стража защищала город не очень упорно. Гарнизон был, действительно, малочислен, и турецкие воины, пораженные видом огромного войска, быстро сдали город, отдаваясь на милость христиан-победителей.
Крестоносцы врывались в город через ворота и проломы в стенах, они быстро наводнили улицы. Напрасно турки рассчитывали на милость. Их убивали на месте, и из них немногим удалось спастись бегством.
В городе жило много греков. Их латиняне не трогали. Но требовали у греков еду, вино, кров. Потом начались погромы, поскольку в городе оказалось много иудеев. Рыцари, напившись вина, хватали греков за грудки, выспрашивали, в каких домах живут иудеи, затем толпами врывались в те дома и убивали всех подряд — и малых, и старых, и женщин, и мужчин.
Многие иудеи пытались бежать, но их ловили на улицах. Многие искали укрытия в домах греков. Некоторые жалели их, пускали, некоторые отгораживались от соседей-иудеев глухой дверью. Лилась кровь.
Кто-то из иудеев пытался защищаться, схватывался с рыцарями на улицах — без всякой, однако, надежды что-либо изменить, без надежды на спасение. Кто-то запирался в домах… Рыцари выламывали двери, вваливались в дома, устраивали в них кровавые оргии…
Беспомощные, безоружные, слабые взывали о помощи. Но помощи им неоткуда было ожидать. Сверкали в воздухе окровавленные мечи, бездыханные тела валились к ногам крестоносцев, которые, словно обезумев, рычали:
— Презренные дети Иуды! Смерть! Смерть!..
Другие им вторили:
— Гнусные христопродавцы! Смерть! Смерть!..
Третьи смеялись:
— Ссудите нас деньгами!..
Эта бойня продолжалась целую ночь. Изрубленные тела латиняне бросали в озеро или закапывали в садах.
А потом опять пили вино, славили подвиги друг друга и развлекались с никейскими женщинами.
Глебу было жаль иудеев, этих ни в чем не повинных людей. Он пробовал удержать некоторых рыцарей от бессмысленных, не делавших воину чести убийств; он взывал к голосу рассудка; он отталкивал озверевших латинян от иудейских домов. Но латиняне, обойдя Глеба, врывались в другие дома и устраивали там резню. Они не слышали Глеба, который кричал им, что убийство этих людей — богопротивное дело. Они потеряли человеческий облик. Залитые кровью с ног до головы, рыцари стали дьяволами.
Глеб спасал одну семью, другую. Верные побратимы следовали его примеру. Но много ли людей они могли спасти?.. Иудеи плакали, и молились, и пытались целовать своему заступнику руки. А он скорбел вместе с ними. Он вспоминал те слова, что однажды сказал Сарре. Он обещал ей, что, если крестоносцы войдут в ее дом, он с мечом в руке защитит ее. В дом Сарры крестоносцы не вошли, ибо император не пустил их в полис. А вот в Никее… Глеб выпускал иудейские семьи в ворота. Всматривался в испуганные лица этих людей. Вон та женщина… Ее, может, тоже зовут Сарра? Или вон ту старуху… Их дом никто не защитил. Несчастные! Они гонимы отовсюду…
— Торопитесь! Торопитесь!.. — приговаривал Глеб.
Один старик приостановился, заглянул Глебу в глаза:
— Ты иудей, добрый человек?
— Нет.
— Откуда же ты знаешь наш язык?
— А откуда ты, отец, знаешь греческий? Может, ты грек?
Старик погладил Глебу лицо:
— Да увидит дела твои Бог!..
Несколько дней крестоносцы отдыхали в Никее. Потом, вспомнив о своей клятве верности императору Алексею, велели никейским грекам послать в Константинополь гонцов с доброй вестью.
Греки выбрали молодых крепких гонцов и спросили у латинян:
— Какие слова они должны передать?
Военачальники крестоносцев ответили:
— Передайте слова: «Государь! Мы пролили кровь. Мы отняли у неверных славный город Никею. Мы — твои вассалы. И возвращаем город тебе!»
Они оставались еще верны клятве.
Латиняне добавили:
— Пускай император пришлет в Никею гарнизон и далее сам оберегает этот город. А наш путь дальше на восток.
Отдохнув и развеявшись, пображничав и покутив на костях неверных и иудеев, набравшись сил, крестоносцы, готовые к новым испытаниям, вышли на дорогу на Дорилей.
С достославным городом Дорилеем латиняне обошлись так же, как и с Никеей. После непродолжительной осады город взяли. До единого человека истребили турецкий гарнизон, после чего занялись грабежом. Одновременно с этим вырезали все нехристианское население. Мучили, унижали, насиловали… Горели многие дома. Опасаясь за город, греки и латиняне тушили пожары.
О клятве верности императору крестоносцы забыли где-то между Никеей и Дорилеем, ибо из Дорилея они уже не слали в Константинополь гонцов и не предлагали Алексею прислать свой гарнизон…
Не задерживаясь в разграбленном, потопленном в крови городе Дорилее, войска крестоносцев двинулись дальше.
Путь их был все труднее. Стояла очень жаркая безветренная погода. Солнце палило нещадно, будто задавшись целью сжечь на земле все живое. И рыцарям не было куда укрыться от смертоносных лучей. Стальные латы раскалялись так, что до них невозможно было дотронуться. Многие латиняне — их было каждый день по-нескольку десятков, — сраженные солнцем, вываливались из седел и с лязганьем доспехов падали на иссушенную горячую землю. Некоторые из них уже были мертвы, и их закапывали тут же при дороге, прочитав над могилой короткую молитву; а некоторые оставались жить, если им давали лишний глоток воды и если их пристраивали куда-нибудь в тень.
