«Гоша-Костоправ» с понимающим видом кивнул.
— Они исчезнут! — без рисовки, но с какой-то жесткой решимостью пообещал он.
Эти слова его собеседницу моментально привели в наилучшее расположение духа. Просияв, как если бы страшащий ее уголовный «квартет» уже сейчас канул в небытие, она благодарно сжала его ладонь.
— Го-о-ша-а-а! Как же мне с тобой повезло! Кстати, одну минуточку!.. Я — сейчас…
С таинственной улыбкой Зойка-Зайка поднялась со стула и быстро скрылась за дверью, как успел заметить «Гоша-Костоправ», спальни. Он вдруг догадался, что именно прямо сейчас от нее услышит, и поэтому поспешно достал свой сотовый. Интуиция его не подвела. Вскоре из спальни до него донеслось жизнерадостное восклицание:
— Гоша! А у меня все уже хорошо! — Почти сразу же выйдя в залу, Зойка-Зайка добавила: — Вот халат и полотенце — шагом марш в душ!
Но «Гоша-Костоправ» в этот момент, как бы ее не слыша, орал в свой телефон:
— …Окунь, ты че, с ума сошел? Вы чего там творите-то?! Вы еще в центре города устройте перестрелку, чтобы вся ментярня сбежалась! Ну, ничего себе, прикол! Бошки поотрываю всем, без разбору! Все! Хорош базарить! Остановились! Я ща приеду… Зой, спасибо за чай. Надо бежать. Буду жив — завтра заскочу! Кстати, вот мой номер. Если чуть где вблизи эти орлы промелькнут — ховайся и немедленно звони мне.
Быстро написав на салфетке номер своего сотового телефона, Стас Крячко вышел на улицу, сел в свой «Мерседес», одолеваемый противоречивыми чувствами, и поспешно отбыл.
С одной стороны, он был доволен не только тем, что получил желаемую информацию, но и кое-чем другим. Скажем, по итогам его сегодняшней поездки в Шереметьево у Гурова и Орлова уже не будет повода «выдавать на-гора» что-нибудь ироничное о его излишнем пристрастии к прекрасному полу. Да! Пусть знают, что он не раб своих страстишек и, если захочет, то в силах отказаться от того, что само, можно сказать, на халяву валилось ему в руки. Вот такой он конкретный, ответственный мужик, знающий себе цену!
А вот с другой… Одновременно Станислава глодала досада, причем по той же самой причине. Ну, чего уж там кривить душой?! Да, он проявил принципиальность, ответственность, нравственную (не к ночи будь помянута!) стойкость. И что хорошего?!! Сам себя, идиот, лишил весьма волнительного «десерта», каковой, безусловно, законно заслужил. Черт побери! Теперь его еще долго будет «жаба душить» из-за этого очень и очень спорного обстоятельства: а надо ли было корчить из себя святого угодника? Все равно ведь — что, Лева, что Петро — хрена с два оценят по достоинству принесенную им жертву. Тьфу!
В этот-то момент его размышления и прервал звонок Гурова. Обронив однозначное «Угу!» на просьбу приятеля заехать на станцию «Скорой», Крячко в телеграфном стиле сообщил об услышанном от Зойки-Зайки.
— А ты у нее уже был? — Лев этому почему-то очень удивился. — Во даешь! Когда ж ты все успел-то? Прямо метеор, да и только… Ну, и как она? В смысле…
— Интима, что ль? — буркнул Станислав, почувствовав подначку. — Не понадобилось! Она и без этого сама все рассказала за чашкой чая…
— Ух ты-ы! — в голосе Гурова звучало неподдельное восхищение. — Стас, я тебя не узнаю! Молоток! Хотя, если честно, то на твоем месте я бы не устоял. Век воли не видать! — рассмеялся он.
— Да иди ты, балабол! — тоже со смехом сказал Стас, отключая связь.
Звонок приятеля как-то сразу сгладил его досаду и привел в нормальное расположение духа. Свернув в сторону улицы Аэродромной, Крячко уже и не вспоминал о только что терзавших его сомнениях, всецело сосредоточившись на поставленной перед ним задаче.
…Бригада «Скорой помощи», чуть более недели назад выезжавшая в аэропорт к британскому «Боингу» за больным с тяжелым нервно-психическим расстройством, ждала Станислава в бытовой дежурке станции. Старшая бригады — доктор лет сорока, назвавшаяся Мариной Александровной, казалась флегматичной. Столь же невозмутимым выглядел и водитель — еще крепкий, жилистый дядя предпенсионного возраста, с большущими усищами. Две крупненькие санитарки и худощавый, интеллигентного вида фельдшер о чем-то без конца шушукались и пересмеивались.
Услышав вопрос Крячко об интересующем его пациенте, все пятеро сразу же задвигались, оживленно реагируя на упоминание о том странном госте столицы. Докторша, тщательно протерев очки носовым платком, сокрушенно покачала головой и сказала Стасу о том, что столь малоприятных «мужичишек» даже среди бомжей едва ли найдешь.
— …Я не буду описывать детали того, как этот тип стал вести себя, когда кончил ломать комедию с припадком. Но у меня постоянно было такое ощущение, что он в душе как будто глумится над нами, испытывая к нам крайнюю неприязнь… — Марина Александровна пожала плечами. — Хотя, вообще-то, я даже не представляю, чем мы это заслужили. Но он, без преувеличения, смотрел на нас так, как будто заранее считал какими-то отбросами, своими личными врагами.
— Да, — следом за ней заговорил фельдшер Володя, — это я тоже заметил. Выходя из нашей машины, он стал на тротуар, оглянулся и посмотрел на нас презрительно. А потом запрыгнул в тачку, которая остановилась позади нас, и куда-то смылся. При этом так мерзко ухмылялся!..
— Кстати, об этой самой иномарке! — Стас вскинул палец. — Никто не запомнил — что это была за машина, какой цвет кузова, госномер?
— Да чего ж не запомнить-то? — подал голос водитель, поправив усы. — Черная «бэха», насколько я их знаю — седьмой серии, номер — эс три, два, один вэ гэ, регион… О, черт! По-моему, семьдесят седьмой… Или девяносто девятый? Вот знать бы, что это понадобится, — обязательно бы запомнил. А так… Ну, на кой бы он мне нужен? Я и запомнил-то его только потому, что, как правильно сказала Марина Александровна, держал себя этот деятель очень высокомерно. Мужик крайне неприятный — козел, одним словом…
Санитарки полностью согласились с мнением своих сослуживцев — скотина, еще тот хмырь и урод. Уточнив еще кое-какие детали, Стас отбыл в главк.
Глава 6
…Намечая пути и методы разрушения духовно-нравственных устоев русских, нам необходимо учитывать наличие такого института, как русская православная церковь (РПЦ). В отличие от западных христианских церквей — католической, лютеранской, англиканской, иных ответвлений христианства, РПЦ являет собой наиболее консервативную структуру, не склонную к либеральным реформам. И в этом плане РПЦ представляет для нас колоссальную помеху, с которой непросто справиться.
Безусловно, за десятилетия властвования коммунистического режима в России в условиях атеистической идеологии выросло уже несколько поколений людей, многие из которых относятся к церкви или индифферентно, или даже негативно. Это сильно ослабило православие, и даже начавшийся в конце восьмидесятых процесс укрепления позиций РПЦ на государственном уровне ее паству если и приумножил, то не самым значительным образом. Тем не менее мы не можем и недооценивать влияния РПЦ на умонастроения в русском обществе. Даже в среде людей, не склонных посещать культовые объекты, она обладает прочным авторитетом. Таких насчитывается в среднем около шестидесяти процентов.
За прошедшие годы нашими агентами влияния, в том числе успешно внедренными в клир РПЦ, сделано очень многое. Весьма эффективно используя самые разные методы провокации (демонстративное бытовое разложение священников, широкое распространение информации, характеризующей клир РПЦ с самой негативной стороны и т. п.), мы сумели среди значительной массы людей посеять сомнения в искренности православного учения.
Однако крушение РПЦ и полное уничтожение ее структурных подразделений возможно лишь тогда, когда от нее отвернется не менее трех четвертей населения России. А это — чрезвычайно непростая задача. Например, массовое осуждение в русском обществе либерально-протестной акции группы «Пусси райт», блестяще организованной нашими сторонниками, говорит о том, что подобные варианты действий несколько преждевременны.
К сожалению, римско-католической церкви, намного более толерантной в отношении к догматам, не удалось склонить православие к определенному сближению, что позволило бы поэтапно реформировать РПЦ в нужном нам аспекте, а затем подчинить ее Риму. Поэтому на данном направлении нам нужно приложить дополнительные, в том числе и финансовые усилия. В частности, следует искать пути и возможности всемерного коррумпирования склонных к этому иерархов РПЦ, чтобы расколоть ее изнутри, раздробив на несколько автономных, жестко конкурирующих меж собой структур. Каждая из них по отдельности уже не сможет противостоять экспансии наших идей.
Также не оправдала себя и ставка, сделанная нами на так называемых «родноверов» — приверженцев древних славянских языческих культов. Как показала практика, лишь немногие из идеологов родноверов готовы идти с нами на контакт и действовать в рамках наших идей и установок. Крайне нетолерантную позицию занимает и православная старообрядческая церковь. Большинство ее приверженцев встречают в штыки даже намек на отступление от христианских догм. Староверы еще более жестко, чем РПЦ, отрицают любые западные либеральные ценности. Поэтому оба вышеперечисленных направления нашей идеологической работы следует признать бесперспективными.
