Даша не говорила о своих чувствах дяде Олегу, так как полагала, что это не ее дело — указывать ему на что-то. К тому же, ему нравилась работа этой женщины. Маргарита была исполнительной, услужливой, трудолюбивой, добренькой и, казалось, радушной. Олегу не за что было ее ругать или в чем-то упрекнуть. Дом всегда был убран, обед приготовлен, она всегда находила для Олега доброе слово и могла поддержать беседу. И Даша не смела даже заикаться о том, что происходит между нею и экономкой в те часы, когда он ничего не видит. На вопросы Олега о том, нравится ли ей Маргарита Львовна, заданные как бы между прочим, девочка предпочитала пожимать плечами, утаивая от него истинные чувства, никогда даже словом не обмолвившись о том, что ее что-то не устраивает.
Жизнь текла своим чередом, один день стремительно переходил в другой, апрель сменился солнечным маем. Только теперь с ними не было Тамары Ивановны, и у Даши остался лишь дядя Олег.
И она не знала, как долго продлится это счастье. В апреле этого года она перестала верить в постоянство. Слишком мало его было в ее жизни.
В школе отношения с одноклассниками у Даши так и не наладились. С ней по-прежнему предпочитали не общаться. И если раньше ее молчаливость списывали на характер, природную скромность, смущение и неразговорчивость, то теперь, благодаря Роме Кононову, всему в вину ставили ее гордость и заносчивость.
Даша не спешила их переубеждать, не считая это важным для себя. В своем классе, впрочем, как и во всем окружении ребят, она не видела ни одного человека, с которым могла позволить себе подружиться.
Мальчишки и девчонки казались ей какими-то… пустыми. Одноразовыми.
Она не могла объяснить своих чувств к ним, не могла определить, какие они на самом деле, но ей было приятнее общаться с тем же Миколкой, который мог болтать без умолку и хохотать без причины, чем с ними, этими пустыми, беззаботными и обласканными судьбой московскими детками, не знавшими бед.
Они не понимали ее. И никогда не смогли бы понять. Они выросли не в той среде, не в том обществе, не в том мире, где росла она. Они не видели и половины тех мерзостей жизни, которые пришлись на ее долю. Они не осознавали, да и не могли осознавать, как жесток порой бывает этот мир. А Даша осознавала, понимала, она видела… И поэтому они были людьми не ее круга. Они — не из ее круга, а не наоборот.
Ей было скучно с ними, однообразно, серо и блекло. Их разговоры были пустыми и бессмысленными, детскими и наивно непосредственными, а она уже давно перестала быть наивной и непосредственной. Их игры были однообразными и унылыми, а она с раннего детства не играла в игры вообще. Их смех был беспечным, их дружба была кратковременной и беспутной, их слезы были показными, их откровения не стоили и гроша, а верность слов и признаний сходила на нет в тот же день. Они так же легко отдавали улыбки окружающим, как свободно дарили им свою дружбу и симпатию. Они верили в магию денег, а для Даши существовали иные ценности и приоритеты.
Конечно, требовать от них иного отношения не стоило. Они просто были не такими, как она. Или она была не такой, как они, или не такой, какой они хотели ее видеть, но Даша не прижилась в их мире.
Она была взрослее и опытнее их, а потому стала для них изгоем.
Но они уважали ее, она это чувствовала. Порой ловила на себе косые взгляды, но не обращала на них внимания. За ее спиной часто шептались, перемывая ей косточки, многие подобные беседы она слышала собственными ушами, некоторые ребята, включая, все того же Рому Кононова, не брезговали тем, чтобы обсудить ее даже тогда, когда она находилась в одной с ними классной комнате.
Но Дашу это не особо волновало.
— Дашка, — мог крикнуть ей Рома. — Хочешь поиграть с нами? — а потом, ожидая ее реакции, поглядывал на своих друзей, которые, усмехаясь, смотрели на нее.
— Нет, спасибо, — уверенно отнекивалась девочка с гордо поднятой головой, — не хочется.
— Не умеешь? — допытывался мальчик, толкая друзей локтями и указывая на этот факт. — Так мы научим!
— Да, не умею, — соглашалась она, как ни в чем не бывало. — Но не хочу, спасибо.
Она всегда держалась очень сдержанно и стойко, никогда не позволяла втоптать себя в грязь или унизить. И никто не пытался этого сделать. Ее обычно не доставали больше подобными вопросами, продолжая увлеченно беседовать между собой. А Даша?.. Кононов и его мнение ее не интересовало. Он был избалованный сынком богатых родителей, у которого всегда было всё, а Даша находилась под опекой профессора Вересова и никогда ничего своего не имела, хотя дядя Олег и делал акцент на том, что сделает для нее всё, что бы она ни попросила. Но Даша всегда стеснялась. Она хотела сама, для себя. Как привыкла. Она не желала мириться с тем, что будет кому-то должна, пусть даже этим кем-то будет дядя Олег, которого она уважала.
Она не стремилась дружить со своими одноклассниками, и они не стремились поддерживать с ней дружеские отношения. Ей не нужны были друзья, Даша оберегала свое личное пространство, боясь посягательств на него. Она не верила в их мнимую дружбу и поддержку, откровения и тайны, которые они могли рассказать лучшим друзьям, а потом осознать, что их секрет уже путешествует по классу под восторженные возгласы других ребят.
Не скрытная, а просто бережно относящаяся к своему мирку, в который не стремилась кого-то впустить.
Никогда до первых дней солнечного, изменившего очень многое, мая.
Именно в начале мая все изменилось.
К ним в класс, в конце учебного года перевели девочку. Лесю Ростовцеву.
И в тот день, когда ее привели в класс, сообщив о том, что она будет учиться вместе с ними, и когда она, эта никому еще не знакомая девочка, обводила внимательным взглядом кабинет, всё перевернулось.
На Лесю тут же набросились с расспросами, вопросами и предложениями. Спрашивали о многом, но не всегда требовали и ждали ответа. Дергали за руки, привлекая внимание к своей персоне. Рассказывали школьные истории и небылицы, стремясь вызвать интерес и любопытство у новенькой девочки. А та лишь улыбалась, отвечала кратко и откровенно, успевала обратить внимание на всех, кто бы к не обращался, и за очень короткое время успела подружиться почти со всеми.
Одна лишь Даша сидела тихо и почти недвижимо, молчаливо наблюдая за разворачивающейся перед ее глазами картиной. Она не вмешивалась, ни о чем не спрашивала, просто рассматривала свою новую одноклассницу со скрытым в глубине глаз любопытством и интересом.
Леся была Дашиной ровесницей, в июле ей должно было исполниться десять лет. Худенькая, невысокая, немного ниже Даши, с длинными пепельно-светлыми волосами и красивыми, глубокими темно-синими глазами, казавшимися очень большими на ее овальном личике. Она держалась открыто, но сдержанно, не вызывающе, но смело, искренне улыбалась, но смущенно тупила взор, говорила откровенно и эмоционально, но многое скрывала за натянутой на лицо улыбкой. И этим она была очень Даше близка.
