Руджеро с Джьякопо тоже нашли себе занятие по душе. Они учились медицине у одного из лучших докторов Амстердама. Возможно, во многом колдуны даже превосходили своего наставника, но искусство хирургии стало для них откровением. Дни они проводили в лечебнице, а ночи просиживали в лаборатории чернокнижника, составляя формулы и чертя пентаграммы: оба увлеклись сатанизмом.
Вскоре красота славной страны приелась Паоло, стала привычной, и его снова одолела тоска, тяга к перемене мест.
– Когда мы в последний раз по-настоящему охотились, Лукреция? – спросил граф, отвернувшись от окна.
Красавица задумалась:
– Не помню. Наверное, при подавлении Ирландского восстания…
– Ах, этот Кромвель, – глаза Паоло мечтательно вспыхнули, – чудесный был человек, сколько крови пролил…
– Почему же ты его не обратил?
– Дарить бессмертие стоит тем, кто способен оправдать такой подарок. Создателям, творцам вечных ценностей, ученым. Или тем, кто приносит ощутимую пользу – лекарям, торговцам. Ну и просто красивым женщинам. – Граф галантно поклонился супруге. – А какой прок в бессмертном политике? Он хорош и нужен только в свое время. Потом же будет целую вечность лишь надоедать пустой болтовней.
Лукреция звонко рассмеялась.
– Да и уродлив был сверх меры, – посетовал Паоло. – Эти его бородавки…
– А как твоя Венера? – поинтересовалась жена.
– Невероятно прожорлива. При обращении выпила пятерых, – фыркнул граф.
Эту белокурую пышнотелую голландку он встретил в маленькой деревеньке Вест-Занен и обратил за сходство с Венерой с полотна Рубенса, которое висело на стене в его кабинете. Эмма была слишком сладострастна для доброй кальвинистки, чем не преминул воспользоваться граф, обещавший ей вечное блаженство в компании прекраснейших юношей. Паоло присоединил красавицу к своей коллекции, однако это развлекло его совсем ненадолго…
– Я устал от этого слащавого тюльпанового рая, – сказал Паоло. – Мне не хватает борьбы, ярости, страсти…
Лукреция сочувственно кивала. Она отлично понимала мужа. Ей тоже хотелось нестись по полю впереди стаи, загоняя беззащитную жертву, вырезать деревни, подстерегать на темных улочках зазевавшихся прохожих. А в благополучной Голландии хорошая охота была почти невозможна. Приходилось выискивать в переулках нищих, пробавляться продажными женщинами, а чаще просто пить кровь безответных адептов.
– Да, здесь недостает дикости, – подтвердила графиня.
– Я хочу уехать, – нахмурился Паоло.
– Но куда?
– Не знаю. Европа велика, и в ней еще хватает грязи и мрака. Но постепенно она становится слишком цивилизованной, в этом вся беда. И процесс этот необратим, увы. Нам же нужно что-то первозданное, где люди ближе к природе. Хочется необычного, милая…
– Африка? – предложила Лукреция.
– Нет, это уж слишком необычно, – возразил Паоло.
– Быть может, Китай?
– Мне не хотелось бы вступать в противоборство с киан-ши. Это очень древние и сильные кланы.
– Тогда Америка. Мы там еще не бывали.
– Слишком длительное путешествие по воде. Боюсь, мы не справимся с голодом и съедим всю команду.
– Тогда выбирай сам. – Лукреция пожала совершенными плечами.
– Да. Но как же скучно… – почти жалобно протянул граф.
– Может быть, тебя хоть немного развлечет тот факт, что за нами наблюдают? – лукаво предположила графиня, указывая на дерево под окном.
Паоло всмотрелся в силуэт человека, прижимавшегося к стволу.
– Надо же, удивительно. Я даже не обратил внимания.
– А между тем, он здесь караулит уже второй час, – усмехнулась Лукреция.
– Луиджи! – крикнул граф.
Вскоре дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась лысая голова:
– Звали, мой господин?
– Да. Видишь человека под окном? – строго спросил Паоло. – Скажи на милость, как ты мог его не заметить? Или в этой зажравшейся стране ты и сам зажрался?
– Никак нет, мой господин! – молодцевато отрапортовал охранник. – Мои ребята наблюдают за ним. Да вон они!
Возле дома скользили тени, едва заметные даже острому глазу стрикса.
– Охраняют, – довольно пояснил Луиджи.
– Это странно… – протянул граф. – Что и кому могло от нас понадобиться?
Перед отъездом в Голландию Паоло тщательно изучил историю этой страны, ее легенды и мифы и не нашел ни одного упоминания о стриксах или другой нежити. Потом, когда клан обосновался в Амстердаме, охрана графа во главе с Луиджи обследовала город. Рыцари семьи делла Торре отправились во все концы маленькой страны на поиски тех, кто мог стать соперниками клана. Все они вернулись с добрыми вестями: стриксов в Голландии не было.
– Да что там думать? – нахмурился Луиджи. – Позволь, я отрублю ему голову!..
– Друг мой, иногда мне кажется, что если обезглавить тебя, это ничуть не скажется на твоих способностях, – улыбнулся Паоло.
– Благодарю, мой господин. – Охранник польщенно поклонился.
– Пусть твои подчиненные проследят за этим человеком и узнают о нем все.
– Слушаюсь! – Луиджи вышел.
Граф с женой еще долго наблюдали за странным соглядатаем. Под утро тот выскользнул из-за дерева и быстро двинулся вдоль канала. Следом за ним потянулись три тени: стриксы выполняли приказ своего господина.
– Надеюсь, они узнают, кто решил потревожить наш покой, – пробормотал Паоло.
Ни один из стриксов наутро не вернулся. Луиджи прождал охранников до обеда – безрезультатно. Граф, ощущавший томительное беспокойство, каждый час требовал от него отчета. Но и к вечеру от стриксов не поступило никаких вестей.
– Отправить рыцарей на поиски, – приказал Паоло.
Несколько дней охрана семьи делла Торре методично обшаривала весь Амстердам. Тщетно: трое несчастных пропали без следа. Странный человек тоже больше не появлялся.
Наконец Паоло решил забыть о неприятном происшествии. Но тут одна пропажа нашлась.
В тот вечер граф собирался на ежегодную ассамблею, устраиваемую Торговой биржей для негоциантов и их семей. Одетый в дорогой костюм из ярко-синего бархата, он в ожидании Лукреции прохаживался по зале. На стенах висели картины, которыми Паоло никогда не уставал любоваться. Вот и сейчас он остановился перед небольшим полотном, в который раз уже разглядывая сидящего на камне прекрасного юношу-Вакха. Эта картина была графу особенно дорога. «Как жаль все же, что Леонардо отказался от обращения, – размышлял он. – Сколько великих полотен он мог бы еще написать! Хотя… быть может, для создания бессмертного творения творец должен быть смертным? Ведь что заставляет художника запечатлевать жизнь на холсте, как не осознание ее краткости? Что заставляет его пылать огнем вдохновения, торопиться сделать как можно больше? Понимание того, что он смертен…»
Эти приятные, возвышенные мысли были прерваны грубым вторжением Луиджи.
– Мой господин, Томмазо нашелся!
Томмазо был одним из троих стриксов, отправившихся по следу соглядатая.
– Отлично, – проговорил Паоло. – Надеюсь, он цел и невредим?
– Да как вам сказать, мой господин… – Здоровяк замялся. – Почти цел. А вот насчет невредимости не поручусь. В канале его нашли, с пробитой грудью.
Граф пожал плечами:
– Странно. А почему он сам не выбрался? Ну ничего, отведи его к Руджеро, колдун живо поставит твоего подчиненного на ноги.
– Невозможно, мой господин, – поник Луиджи. – Томмазо мертв. Видать, серебром ему грудь пробили-то…
– Кому пробили грудь?..
В залу вплыла Лукреция в зеленом шелковом платье, выписанном из Парижа. Низкое декольте, обрамленное кружевом, едва не до половины открывало совершенную грудь, на которой искрилось роскошное бриллиантовое ожерелье. На пальцах графини переливались крупные изумруды, такие же оттягивали мочки изящных ушек.
– Мне! – шутливо ответил граф. – Я сражен стрелою Амура в самое сердце.
Лукреция звонко рассмеялась:
– Я решила взять с собою нашу Венеру. Ей будет полезно развеяться. Войди, Эмма!
Новообращенная вампирша была одета по-голландски: верхнее платье из черного бархата красиво облегало статную фигуру, нижнее – из бледно-голубого атласа – придавало девушке нежности. Декольте целомудренно прикрывала косынка из белоснежного шелка. Светлые, с рыжеватым отливом волосы были забраны под белый же чепчик, и только два локона игриво спускались с висков на плечи. Паоло отметил про себя, что эта одежда как нельзя лучше подчеркивает красоту девушки.
– Прелестно, – сказал он. – Только держи себя в руках, милая. Не следует набрасываться на людей посреди бальной залы или выпивать половину гостей.
Втроем они уселись в карету и поехали к бирже. Вслед за ними верхом понеслась охрана во главе с Луиджи. На козлах сидел недавно обращенный стрикс из местных жителей. Этот белобрысый парень со скуластым упрямым лицом и угрюмым взглядом желтоватых глаз два года служил кучером в доме делла Торре. Однажды граф, присмотревшись к работнику, восхитился диковатой звериной грацией его движений и обратил кучера, благо тот грешил гневливостью и злобой.
