Как когда-то в Пирее, судьба его круто повернула на север, здесь, в Сингапуре, она сделала столь же роковой поворот на восток, в Сибирь…
Не догадываясь о том, что ждет его в Пекине, Колчак тем не менее отправился в столицу Поднебесной империи.
Князь Кудашев принял его как долгожданного гостя. Он пожурил отчаявшегося адмирала за мрачный взгляд на будущность России и рассказал, что на юге страны уже началась борьба против большевистского диктата. Ее возглавили генералы Алексеев и Корнилов, и если помочь им отсюда, с Дальнего Востока, то, Бог даст, узурпатор дрогнет… А люди и средства найдутся. Тем более что и здесь, на Восточно-Китайской железной дороге, времени не теряли: в полосе отчуждения сформированы кое-какие отряды.
Ну же, адмирал, решайтесь!
Колчак и сам понимал, что ныне его фронт пролегал вовсе не в Месопотамии. Отправься он теперь в эти экзотические места, он первым бы назвал себя дезертиром.
Он согласился и уехал в «самый русский город Китая» - Харбин.
ПОЛОСА ОТЧУЖДЕНИЯ
Не достроив железную дорогу до Владивостока, царское правительство вынуждено было повернуть рельсы великой стальной магистрали в Маньчужурию, чтобы как можно быстрее дотянуть путь до главной базы российского флота на Тихом океане - Порт-Артура. За год до начала русско-японской войны по новеньким рельсам пошли первые товарные поезда и воинские эшелоны. Дорогу строили на средства Русско-Китайского банка, то есть в частном порядке. Но, учитывая стратегическую и экономическую важность новой трассы, русское правительство поставило управление КВЖД и охрану полосы отчуждения со всеми в ней станциями на государственный лад. С 1901 года территорию концессии взял под свой досмотр специально сформированный корпус Особого Заамурского округа в Маньчужирии. Полнота всей власти в этом полуанклаве была предоставлена генералу-инженеру Дмитрию Хорвату.
Визитная карточка. Генерал-лейтенант Дмитрий Леонидович Хорват (1857-1937) был земляком матери Колчака, так как происходил из дворян Херсонской губернии. Окончил Николаевское инженерное училище. Служил на железных дорогах.
В июле 1918 года сформировал во Владивостоке свое правительство - Деловой кабинет, и объявил себя Временным верховным российским правителем.
Хорват несказанно обрадовался приезду Колчака. Военному администратору, но никак не полководцу, ему в свои шестьдесят лет меньше всего хотелось гарцевать на белом коне. Слава Богу, нашелся авторитетный военачальник, который приведет в порядок разрозненные и уже тронутые тленом безвластия охранные отряды. Он коротко обрисовал гостю-соратнику обстановку в полосе отчуждения. Железнодорожное имущество, станции, пакгаузы, склады грабят все кому не лень: и китайцы, и казаки, и просто всякий вооруженный сброд.
- Надо навести порядок. Надо спасти железную дорогу, чтобы потом спасать Россию.
Колчак впервые облачился в сухопутный мундир. Вместо привычной черной флотской фуражки - зеленая, Корпуса пограничной охраны. Изголодавшись по живой работе, он сразу же стал сколачивать новые отряды, из которых потом поднимутся полки и дивизии освободительной армии. Необходимый кадр опытных офицеров, прошедших фронты германской войны, в Харбине и Владивостоке можно было набрать без особого труда. Нужны были рядовые бойцы. Адмирал с большим сердцем написал «Воззвание к сербским солдатам», которые ждали во Владивостоке отправки морем во Францию.
Рукою Колчака. «Я, адмирал Колчак, в Харбине готовлю вооруженные отряды для борьбы с большевиками и немцами… Я обращаюсь к вам, сербские воины, помочь мне в предстоящей борьбе с шайками большевиков, позорящих мою Родину. Необходимо очистить наш Восток от позора большевизма, и, может быть, среди вас найдутся желающие прибыть в мои военные отряды».
Обращался он и к соотечественникам.
Однако отряды в полосе отчуждения пребывали в стычках не с армией Троцкого, а между собой, ведя старый, как сама Русь, спор - кому княжить, а кому дружинить. Есаул Семенов, действовавший в Забайкалье, опьяненный первыми победами и собственным величием, и вовсе отказался подчиняться заезжему адмиралу.
Рукою очевидца. «Я напомнил адмиралу, - объяснял причину своего неповиновения 28-летний атаман Григорий Семенов, - что, приступая к формированию отряда, я предлагал возглавление его и ему самому, и генералу Хорвату. Если бы кто-нибудь из них своевременно принял мое предложение, я безоговорочно подчинился бы сам и со всеми своими людьми и никакие разговоры о моей самостоятельной политике и сношениях с иностранными консулами не могли иметь места. В настоящее же время, когда я с ноября месяца прошлого года оказался предоставленным самому себе, я считаю вмешательство в дела отряда с какой бы то ни было стороны совершенно недопустимым, и в своих действиях, так же, как и в своей ориентации, буду давать отчет только законному и общепризнанному Всероссийскому правительству.
Свидание наше вышло очень бурным, и мы расстались явно недовольными друг другом. Адмирал отказался от посещения частей отряда и немедленно вернулся в Харбин. От этой встречи с адмиралом у меня осталось впечатление о нем как о человеке крайне нервном, вспыльчивом и мало ознакомленном с особенностями обстановки на Дальнем Востоке. Его неприязнь и недоверие к японскому сотрудничеству в деле борьбы с красными, его уверенность в стремлении Японии к использованию нашей гражданской войны для территориальных приобретений за счет русского Дальнего Востока я считал основанными только на личных его антипатиях и потому не мог согласиться с ним. Эта первая и последняя моя непосредственная встреча с покойным адмиралом выяснила всю разность наших взглядов на ближайшие задачи внешней политики национального нашего движения и на наши взаимоотношения с союзниками. В то время как адмирал, подозревая японское правительство в агрессивных замыслах против России, строил все свои расчеты на широком использовании наших западных союзников, я никогда не верил в то, чтобы помощь с их стороны могла быть сколько-нибудь существенной…
Эта единственная моя встреча с адмиралом послужила впоследствии одним из оснований для моего протеста против передачи ему всей полноты государственной власти и вызвала известный мой конфликт с Омском. И только последовавшее вскоре полное разочарование адмирала в его англо-французских симпатиях повело к мужественному признанию им моей правоты и установило то полное взаимопонимание между нами, которое дало основание покойному Верховному правителю назначить именно меня своим правопреемником на нашей восточной окраине, вопреки всем интригам и противодействию его ближайшего окружения».
