— Лучше выпусти меня отсюда, сумасшедший старик, — дрожащим голосом произнес Норман.
— Ну вот, теперь пора.
Старик заковылял к Норману. Норман развернулся и бросился прочь. Он бежал через безликую, пустынную равнину бытия. Он бежал, а вокруг не было ни гор, ни ям — вообще ничего, на чем можно было бы задержать взгляд. Словно вокруг простиралась созданная в телевизионной студии панорама пустоты.
Наконец измученный Норман бессильно опустился на пол магазина, а старичок засуетился.
— Ну вот. Теперь пора.
Он скрестил ноги и уселся перед Норманом Могартом. С некоторым страхом Норман отметил, что сидит человечек в воздухе, на высоте примерно одного фута от пола.
Норман зажмурился.
Старик заговорил так, словно Норман только что вошел в магазин:
— Добро пожаловать, мистер Могарт. Значит, вам нужно спасение. Отлично, именно это я и продаю. Спасение. Внутри.
Норман открыл глаза.
— Кто вы?
— Скромный торговец.
— Оставьте, я серьезно: кто вы?
— Ну, если вы так настаиваете…
Старик замерцал и изменил форму. Норман в ужасе отпрянул. Силуэт замерцал и снова превратился в старика.
— Вас устраивает подобное объяснение?
Норман энергично закивал головой.
— Ну вот. Так вы хотите спастись или нет, мистер Могарт? Обещаю, что в случае отказа полиция задержит вас через несколько минут.
Поколебавшись лишь самую малость, Норман кивнул.
— Хорошо. Значит, договорились. От всего сердца благодарю вас.
В последнюю секунду Норман уловил необычный тон старика. Затем он стал растворяться. Взглянув вниз, он увидел, как его ноги исчезают — медленно, безболезненно.
— Подождите, — завопил Норман. — Остановите это! Вы демон? Дьявол или что-то в этом роде? Я попаду в ад? Эй, да подождите же вы! Если я попаду в ад, мы должны заключить договор!.. Что я получаю взамен? Прекратите! Я же растворяюсь! Эй вы, гном или эльф, кто вы там?
В магазине остались лишь глаза, уши, верхняя губа и клочок волос Нормана. Дождавшись, пока все растворится, старичок сказал:
— Можете называть меня Симон.
Затем, подобно чеширскому коту, Норман раство рился окончательно. В последний момент ему показалось, что старичок добавил:
— Или Петр. Роли это не играет…
В первый, самый болезненный момент возвращения в сознание Норман Могарт понял лишь то, Что смотрит вверх. Он лежал на спине, через плечо и грудь еще был переброшен карабин. По мере того как первый момент растягивался будто теплая патока, превратившись в минуту, потом в пять, десять, странные мысли стали уходить: о другой жизни, о женщине, о том, как он бежал, о старичке, как все начало растворяться, пока совсем не исчезло и превратилось… во что? К нему постепенно возвращались чувства, каждое обремененное новыми воспоминаниями; они прилегали очень четко, словно всегда принадлежали его сознанию.
Норман продолжал смотреть вверх, сквозь сплетенные ветви джакаранды; чувства занимали свои ниши, а он размышлял о распавшейся плоти и о том, как сладко пахнут цветы.
Кажется, это случилось холодным вечером? Сейчас стоял день, и было очень тепло. А дождь? Да. Еще какой. Лило как из ведра, подумал он. Во всяком случае земля под ним хлюпала, одежда промокла до нитки, волосы прилипли ко лбу, а на стволе и прикладе карабина застыли бусинки воды.
Наконец Норман сообразил, что рюкзак так и остался у него на спине… при падении он полетел на спину, отсюда этот болезненный горб, из-за которого нельзя лежать ровно. Он перевалился на бок, и боль тут же прошла.
В гигантских листьях над головой скопились лужицы воды. Странные птицы кружились в воздухе, дожидаясь своей очереди утолить жажду из причудливых сосудов. Одна птица…
Он никогда ее не видел, по правде говоря, и не верил в местные легенды про птиц с ослепительным оперением, цвет которого меняется в дождь. Туземцы, как дети, не видят очевидных вещей, завороженные своими фантазиями. И вот она, над головой — беспечная птица из Страны чудес, хотя какая здесь может быть Страна чудес… Значит, это правда.
Норман любовался глазами птицы, огромным клювом, расцветкой, похожей на мадрасский рисунок, бегущий, переливающийся всеми цветами: красным, желтым, зеленым… Рядом с ним, в раздувшемся от дождя пруду, похожие на загнившее мясо цветы джакаранды всасывали в себя чистую воду.
Что все это значит? Действие кокаина?
Норман окончательно пришел в себя, и, словно ставя точку, птица с сумасшедшими глазами взмыла в светло-голубое небо. Он неуклюже поднялся, ухватился за ствол, поправил за спиной рюкзак. Ему чудилось, что он поднимается выше и выше, пугало, доходяга, пока, наконец, он не выпрямился и не взглянул на мир. А потом посмотрел на свое искаженное рябью отражение.
Норман долго не узнавал себя. С телом было что-то не так. Он помнил другое тело, холод и страх, и то, что тому, другому, было больно… Затем он узнал себя.
Сколько он здесь пролежал? Его лихорадило, потом температура спадала, чтобы подняться снова. Вулканический жар, послушный неведомому ритму… Но сегодня ему было легче. Похоже даже, удастся идти, не подкрепляясь травами. (Он начал подозревать, что отравился какой-то ядовитой травой.) Ага, вот мысль, принадлежащая этому телу. (Между тем винтовка ничуть не стала легче: печальное открытие.) Кокаин?
Перед ним простирались джунгли — неизведанные, суровые, многоглазые и безразличные, готовые однако к тому, что он шагнет с тропинки, вторгнется в вечнозеленое царство, перед которым он, Норман Могарт, ничто. (Меня зовут Гарри Тимонс-младший. Меня зовут…) Норман Могарт вздохнул.
Потом он упорно шел вперед, как и положено белому человеку, а джунгли царапали его когтями и усиками, исторгая сухой и резкий кашель.
Неизвестность вокруг и внутри пугала Нормана.
(Сам Господь, как ему казалось, перепугался бы на его месте!) Но он знал, что где-то за серо-зеленым каркасом джунглей, там, куда не забредают ни индейцы, ни пеоны, есть место, вселяющее страх, место за пределами сознания и памяти. Место без названия, где он найдет то, что искал. Там он найдет легендарного Прометея, принесшего огонь, прикованного к скале, с выклеванной печенью, вечно возрождающегося. И ради этого он преодолеет страх в тысячу раз больший, чем страх перед джунглями.
Или перед неизвестностью внутри себя.
Норман упорно брел на юго-запад, прорубая дорогу мачете, механически переставляя ноги в тяжелых башмаках, прокладывая путь своему измученному телу. Человек слишком запуганный и ничтожный, чтобы найти то, что он искал. Его крошечные голубоватые глазки в очках с проволочной оправой, водянистые и слабые (астигматизм!), казалось, не смогли бы даже распознать величия. Но он здесь, он шагает вперед, и где-то впереди, за сочащимися росой зарослями, его ждет живая легенда. Надо только в это верить. Продолжать верить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
