Я швырнул его на плечо, удивительно легкое тело, странное чувство нереальности, будто несу крупного зайца, побежал обратно, время от времени падая на четвереньки, потом перехватил его подмышку и побежал быстрее.
Впереди показался падающий сверху свет. Я на бегу ухитрился, изогнувшись, запрокинуть голову, из дыры в потолке заглядывают встревоженные лица.
Я прокричал, задыхаясь:
– Я здесь!.. Бросьте веревку!
Появилось лицо Гунтера, он безуспешно всматривался в темноту. Мой факел уже погас, я услышал сверху встревоженный голос:
– Ваша милость, это вы?
– Я, Гунтер, – крикнул я. – Или напомнить, кто тебя назначил сенешалем?
Он заорал счастливо:
– Ваша милость, мы уже не ожидали!.. Сейчас, ребята принесут. А Ульман ремни вяжет. Может успеет быстрее, вытащим…
Он лежал у дыры и свесил руку, пытаясь нащупать меня в темноте.
– Не достанешь, – крикнул я. – Не пугайтесь, я не один.
Он вскрикнул:
– А кто еще?
– Пленный, – объяснил я. – Обращаться бережно! Я вообще не понимаю, человек это или демократ какой-нибудь.
Опустилась веревка с петлей. Я привязал пленника, скрутив ему руки, а когда его вытащили, прицепил веревку за свой пояс.
Наверху сразу же бросился к пленнику, копейщики сгрудились со смоляными факелами так, что не только свет, но горящие капли смолы падают ему на лицо и руки.
Рихтер протискивался вперед, любопытный, как все настоящие ученые, отец Ульфилла выставил перед собой крест и громко читал молитвы, ничего не желая знать, кроме церковных догм, настоящий христианин. Гунтер умело вспарывал одежду пленника. Ее оказалось несколько слоев, странная, и ни на что не похожая, пока я не сообразил, что это просто асбест, но не привычно грубый, что в старину шел на плащи для пожарных, а достаточно умело и тонко выделанный. Пленник закрыл руками глаза, слишком огромные, чтобы казались человеческими, больше похожи на лягушачьи или рыбьи, да и то не простых рыб, а глубоководных, куда свет все же попадает, но совсем мало.
Копейщики с отвращением смотрели в мучнисто белое лицо, тонкогубый рот, с удовольствием бы закололи его, я спросил четко:
– Кто ты?
Пленник задвигался, длинные тонкие пальцы закрывали лицо, Гунтер взял его за плечо, сжал, прорычал:
– Когда господин спрашивает, отвечай! А то переломлю все кости.
Мы услышали как под его пальцами хрустнули кости. Гунтер сам удивился, ослабил нажим. Пленник заскулил, лицо задергалось, рот широко открылся, жадно хватая воздух.
– Мы… – донесся тонкий хлюпающий голос, – мы… не сондорелдно… Ифагно… Нас послали купешно…
Отец Ульфилла возвысил голос, а «Лаудетор Езус Кристос» вообще выкрикивал, зато Рихтер наклонился над пленником, вскрикнул:
– Это же мелогрокское наречие!.. Одна из ветвей сингунского языка!.. Господи, да кто же это выучил, зачем?
Я спросил нетерпеливо:
– Рихтер, ты в состоянии его понимать?.. Поговори, выясни все. Если будет сотрудничать, не тронем. Начнет упорствовать или лгать, узнает и мелогрокские пытки, и сингунские и кагэбэшные.
Рихтер склонился над пленным, а я сделал знак Гунтеру и Зигфриду отойти в сторону.
– Ну как вам это?
Гунтер сказал быстро:
– Пока вы отсутствовали, ваша милость, мы этих перебили с такой легкостью, что даже стыдно как-то, словно детей в капусту порубили, да и жалобные они какие-то, забинтованные. Будто подвох какой! Не воины это, не воины… Но и нечистой силой вроде бы не пахнет! Тут отец Ульфилла прав.
– Его правоту еще не проверили, – буркнул я.
– Да, – согласился он, – может быть, нечистая сила еще и прорвется. Но сейчас к нам пролезли всего лишь умелые землекопы. Без нечистости. Очень умелые. Настолько умелые, что даже не знаю… Может быть, даже лучше, чем гномы и кобольды.
Зигфрид сказал многозначительно:
– И, похоже, они точно знали, где выкарабкиваться на поверхность.
– Да, – подтвердил Гунтер, – по мосту не пройти, можно только подкопом. Но кто ж мог подумать, что через эту сплошную скалу можно продолбаться?
Зигфрид лишь прищурился, взглянул на меня с неким намеком. От его слов насчет точности повеяло угрозой, он вложил в них больше, чем понял простодушный Гунтер. Возможно, рудокопы настолько умелые, что рассчитали не только как выйти на поверхность в замке, но именно в подземелье, где я сам еще не разобрался, что где лежит, только знаю, что здесь и сокровищница, и таинственные Двери, и что-то еще…
Я оглянулся на сгрудившихся воинов, видны только выставленные задницы, пленник распростерт на полу, все склонились, слушают. Похоже, маг наконец-то применил свои теоретические знания на практике.
Рихтер раздвинул воинов, остальные остались стеречь пленника. Ульфилла все еще изгонял из него демонов, а Рихтер заглянул мне в глаза, лицо сияющее, но голос прозвучал встревоженно:
– Ваша милость, с ним надо еще общаться и общаться!.. Это же кладезь сведений по древнейшим временам!.. Это остатки народа, что при последнем короле легендарного царства Йонгтинга ушел в пещеры, а когда на земле стало жить почти невозможно, вообще закрылись там на глубине. А дальше прорывали ходы только вовнутрь. У них там вроде бы целые города!
Я прервал в нетерпении:
– Это все потом. Почему они здесь? Случайно или нет? Или в рассеянности ты это не спросил?
Он обиделся:
– Как это не спросил? Это же самое интересное: как они ориентируются под землей!.. Оказалось, что в данном случае совсем просто: у сэра Гуинга Одноглазого есть очень знающий маг Логирд, один из проклятых некромантов, он давно искал способы войти с ними в контакт, а когда сумел, то рассказал, что в ваших подземельях дивные сокровища их древнего народа. С этими сокровищами они станут великими, богатыми, сильными…
Зигфрид вскинул ладонь:
– Простите, сэр Ричард, что перебиваю. Меня интересует простой вопрос: как они общались с тем магом? Они выходят на поверхность?
– Это ж самое интересное! – вскричал Рихтер. – На поверхность они не выходят, у них от нашего воздуха сразу волдыри по всему телу! Видели, как все укутаны? Кстати, я велел его снова укрыть тряпками поплотнее, иначе скоро умрет. Но маг Логирд опускался в винные подвалы Одноглазого, а там они разговаривали через тонкую стенку.
Гунтер охнул, Зигфрид посмотрел на него, на меня. У них заблестели глаза, но в то же время лица вытянулись, как у породистых коней.
– Что, – сказал я мрачно, – уже поняли?
Гунтер перекрестился:
– Ваша милость, я даже страшусь понять.
Я повернулся к Зигфриду:
– А вы, сэр Зигфрид?
Зигфрид почесал влажный лоб:
– Сэр Ричард! Если вы думаете то, что думаю я, то вы – сумасшедший! И когда-нибудь сломите голову. Но, надеюсь, на этот раз Господь вас убережет, а заодно и нас. Мы с Гунтером идем с вами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
