падают на мое лицо. Это единственное тепло, которое я могу чувствовать. Вся моя кровь вытекает на полузамерзшую землю.
Она так, так прекрасна.
Если это последнее, что я когда-либо увижу, я могу умереть спокойно.
— Несса, — прохрипел я. — Ты вернулась.
Она крепко сжимает мою руку.
— С тобой все будет хорошо, — обещает она мне.
Наверное, нет, но я не буду спорить. Я должен ей что-то сказать, пока у меня еще есть время.
— Ты знаешь, почему я отослал тебя? — спрашиваю я ее.
— Да, — всхлипывает она. — Потому что ты любишь меня.
— Верно, — вздыхаю я.
Марсель опускается на колени рядом со мной, зажимает рукой самую большую рану на моем животе. Клара делает то же самое на моем плече. У нее неприятный порез на щеке, но в остальном она выглядит нормально.
— Вызови скорую, — говорит Клара Нессе.
— Нет времени, — говорит им Марсель.
Мне хочется, чтобы Несса положила голову мне на грудь. Это согрело бы меня. Но я не могу поднять руки, чтобы притянуть ее к себе.
Марсель что-то говорит. Я не могу расслышать. Его голос исчезает вместе с серым небом и прекрасным лицом Нессы.
26.
Несса
Мы отвозим Миколаша в конспиративную квартиру в Эджвотере. Клара ведет машину, а Марсель выкрикивает указания и зубами вскрывает аптечку. Он разрывает маленький пакет с длинной трубкой и шприцем.
Миколаш раскинулся на заднем сиденье. Его глаза закрыты, а кожа выглядит серой. Он не реагирует, когда я сжимаю его руку. Я пытаюсь плотно прижать ткань к его животу, но это трудно, учитывая, как дико ведет машину Клара и как сильно промокла ткань.
— Какая у тебя группа крови? — кричит на меня Марсель.
— Что? Я...
— Твоя группа крови!
— Э-э... Первая положительная, — говорю я. Я несколько раз сдавала кровь во время школьных акций.
— Хорошо, — говорит он с облегчением. — У меня четвёртая, поэтому не подойдёт.
Он втыкает иглу в руку Миколаша, потом говорит: — Давай свою.
Он заставляет меня встать, наполовину пригнувшись в мчащейся машине, так что моя рука оказывается выше руки Миколаша.
— Откуда ты знаешь, как это делается? — спрашиваю я его.
— Я учился в медицинской школе в Варшаве, — говорит он, его речь приглушена, потому что он обматывает длинную резинку вокруг моей руки, а один конец держит во рту. — Попал в беду, принимая таблетки, чтобы не заснуть. Потом стал продавать их. Так я познакомился с Мико.
Он вставляет другой конец канюли в мою вену.
Темная кровь быстро течет по трубке в руку Миколаша. Я не чувствую, как она вытекает из меня, но я молю бога, чтобы она двигалась быстро, потому что Миколашу она очень нужна. Я даже не уверена, что он еще жив.
Через минуту мне кажется, что к его щекам вернулся румянец. Может быть, это всего лишь принятие желаемого за действительное.
Забавно думать о том, что моя кровь смешивается в его венах. Во мне уже есть частичка его крови. Теперь я внутри него.
— Налево, — говорит Марсель Кларе.
Клара сосредоточенно смотрит на дорогу, руки крепко держат руль.
— Как он? — спрашивает она, не в силах оглянуться на нас.
— Пока не знаю, — отвечает Марсель.
Мы останавливаемся перед зданием, которое выглядит заброшенным. Окна темные, некоторые разбиты, а некоторые заклеены картоном. Марсель останавливает переливание крови, вынимая иглу из моей руки. Он говорит: — Помоги мне занести его.
Мы затаскиваем Миколаша в здание, стараясь не причинить ему ещё больше вреда.
Как только мы вошли в дверь, Марсель закричал: — Сайрус! САЙРУС!
В коридоре появляется маленький человечек — невысокий, лысеющий, с сильно загорелой кожей и белой козлиной бородкой.
— Ты не позвонил и не предупредил, что приедешь, — хрипит он.
— Нет, позвонил! — говорит Марсель. — Дважды!
— А, — говорит Сайрус. — Я забыл включить свой слуховой аппарат.
Он возится с устройством, вложенным в его правое ухо.
— Мы должны отвезти его в больницу, — бормочу я Марселю, сильно обеспокоенная.
— Сюда было ближе, — говорит Марсель, — и никто не позаботится о Миколаше лучше, я тебе обещаю. Сайрус — волшебник. Он может зашить швейцарский сыр.
Мы несем Миколаша в крошечную комнату, заполненную тем, что похоже на стоматологическое кресло, и парой шкафов с медицинскими принадлежностями. Это нагромождение несочетаемых предметов, старых и более старых, большинство из которых покрыты ржавчиной или вмятинами. С каждой минутой я все больше волнуюсь.
Как только мы усадили Миколаша на стул, Марсель выталкивает Клару и меня вон.
— Мы все сделаем, — говорит он. — Идите и ждите — я позову вас, если мне что-нибудь понадобится.
Он закрывает дверь перед нашими носами.
Мы с Кларой удаляемся в маленькую комнату с древним телевизором, холодильником и множеством диванов и кресел. Клара опускается в мягкое кресло с измученным видом.
— Как ты думаешь, с ним все будет в порядке? — спрашиваю я ее.
— Я не знаю, — отвечает она, качая головой. Затем, видя страдание на моем лице, она добавляет: — Возможно, он пережил и худшее.
Я пытаюсь сесть на диван, потом с минуту расхаживаю по комнате, потом снова сажусь. Мне тревожно, но я отдала слишком много крови, чтобы продолжать ходить.
— Этот гребаный Иуда, наносящий удар в спину, — шиплю я, злясь на Йонаса.
Клара поднимает брови. Обычно я так не разговариваю. Она никогда не видела меня такой взбешенной.
— Он отброс, — спокойно соглашается она.
— Разве он не твой двоюродный брат? — спрашиваю я Клару.
— Да, — вздыхает она, откидывая назад челку, темную от пота. — Но он мне никогда не нравился. Миколаш всегда относился ко мне хорошо. Он был справедливым. Не позволял мужчинам прикасаться до меня. И он дал мне деньги для моей матери, когда
