я чувствую — это болезненное замешательство.
— Ты передумал? — говорю я.
— Насчёт чего?
Я смотрю вниз на свои колени, странно смущаясь.
— Насчет... желания жениться на мне.
— Нет.
Мое сердце оживает, снова взмывая вверх.
Теперь я действительно вижу конфликт на его лице. Борьба между тем, что он делает, и тем, что он на самом деле хочет сделать.
— Тогда почему ты отправляешь меня обратно? — спрашиваю я его.
— В знак доброй воли я отправлю тебя домой, — говорит он. — Я договорюсь о встрече с твоим отцом. Мы можем встретиться для переговоров. И если ты захочешь вернуться ко мне, после этого...
Он поднял руку, чтобы остановить меня.
— Не говори ничего сейчас, Несса. Езжай домой. Тогда и посмотрим, что ты почувствуешь.
Он думает, что я согласилась прошлой ночью только потому, что была заперта в его доме. Потому что это был единственный способ удержать его от убийства моей семьи.
На самом деле все гораздо сложнее. Но... может, он прав. Может быть, невозможно думать ясно, когда я здесь, в плену, с Миколашем прямо перед моим лицом. То, что он предлагает мне, невероятно щедро — свободу и ясную голову.
Вот почему его люди злятся. Он отдает их козырь и ничего не получает взамен.
— Собери все, что хочешь взять, — говорит Миколаш. — Марсель отвезет тебя домой.
Я чувствую себя так, словно сделана из бумаги, и меня разрывает надвое.
Желание снова увидеть свою семью яркое и сильное.
Но на самом деле я не хочу уезжать.
Прошлая ночь была самым невероятным опытом в моей жизни. Это было темное, дикое и приятное удовольствие, превосходящее все, что я когда-либо могла себе представить.
Это как употребление героина. В этом доме я всегда в состоянии опьянения. Мне нужно уйти от этого, прежде чем я смогу смотреть на что-то трезвым умом.
Поэтому я киваю, сама того не желая.
— Хорошо, — говорю я. — Я пойду и соберу вещи.
Миколаш снова отворачивается, его плечи прямые и широкие, как барьер, который я не могу преодолеть.
Когда я выхожу из бильярдной, я вижу в конце коридора Йонаса и Андрея, они тихо разговаривают, склонив головы друг к другу. Они останавливаются, когда видят меня: Йонас дарит мне самую фальшивую из фальшивых улыбок, а Андрей холодно смотрит на меня.
Я спешу вверх по лестнице в восточное крыло. Я с облегчением вижу Клару в своей комнате. С меньшим облегчением я увидела чемодан, который она положила на мою кровать.
— Я подумала, что ты захочешь взять с собой кое-что из своей новой одежды, — говорит она.
— Йонас сердится, что я уезжаю? — спрашиваю я ее. — Он выглядит рассерженным.
— Мужчины будут делать то, что скажет Миколаш, — говорит мне Клара. — Он босс.
Я в этом не уверена. Они полностью доверяли ему, когда он был бессердечным наемником, как они и ожидали. Но даже я знаю, что то, что он делает сейчас, не на благо Братерства. Это для меня.
— Я не знаю, стоит ли мне уезжать, — говорю я ей.
Клара бросает вещи в чемодан, без своего обычного перфекционизма.
— Это не тебе решать, — говорит она мне категорично. — Миколаш уже все решил. И кроме того, Несса, тебе здесь небезопасно.
Ее голос низкий, а тело напряжено. Я понимаю, что, что бы ни говорила Клара, она напугана. Она тоже не знает, что произойдет.
— Это безопасно для тебя? — спрашиваю я ее.
— Конечно, безопасно, — отвечает Клара, ее темные глаза спокойны и тверды. — Я всего лишь горничная.
— Ты не горничная, — говорю я. — Ты моя подруга.
Я бросаюсь к ней и крепко обнимаю ее. Клара на мгновение застывает, затем расслабляется, сбрасывает боди, который держала в руках, чтобы обнять меня в ответ.
— Спасибо, что заботилась обо мне, — говорю я ей.
— Спасибо, что не была маленьким дерьмом, — говорит она.
— Большую часть времени, — говорю я, вспоминая все те блюда, которые я отказывался есть.
— Да, — смеется она. — В основном.
Клара пахнет приятно, мылом, отбеливателем и ванилью. Обнимать ее очень приятно, потому что она такая умелая и, кажется, всегда знает, что делать.
— Скоро мы снова увидимся, — говорю я ей.
— Надеюсь, — говорит она, но не похоже, чтобы она в это верила.
Я принимаю душ и чищу зубы, затем надеваю пару чистых леггинсов и мягкую, толстовку с капюшоном. Я не знаю, куда делась моя первоначальная одежда, джинсы и толстовка, в которых я была, когда Йонас схватил меня. Они исчезли.
Клара сушит мои волосы феном в последний раз, собирая их в высокий хвост.
Пока она укладывает мои туалетные принадлежности в чемодан, я стою у окна и смотрю в сад. Я вижу, как двое людей Миколаша пересекают площадку, быстро шагая с опущенными головами. Я узнаю одного из них — он вышибала в «Jungle». Другого я никогда раньше не видела.
Я знаю, что у Миколаша есть еще солдаты, кроме тех, что живут в доме. Обычно он их сюда не пускает. Клара сказала, что раньше пускали, но никто не должен был меня видеть. Или чтобы видело как можно меньше людей. Думаю, теперь, когда я уезжаю, это уже не имеет значения.
— Пойдем, — говорит Клара. — Нет смысла хандрить.
В доме необычно тихо, когда я спускаюсь по извилистой лестнице. Тишина нервирует меня. Обычно здесь есть какой-то шум — звон тарелок на кухне или бильярдных шаров в бильярдной. Где-то играет телевизор или кто-то смеется.
Марсель ждет меня у входной двери. Он остановил машину — тот же Land Rover, который привез меня сюда. А может, у них целый автопарк. Я на самом деле не знаю всех тонкостей этого места.
Я думала, Миколаш тоже будет ждать.
Его отсутствие причиняет мне боль. Это острая боль, которая, кажется, становится только сильнее, когда Марсель открывает передо мной дверь, и я понимаю, что на самом деле он не придет попрощаться.
Что со мной не так? Почему я сдерживаю слезы, когда уже собираюсь ехать домой? Я должна бежать к машине.
Вместо этого я марширую, как приговоренный к казни заключенный, пока Марсель укладывает чемодан в багажник. Когда я оглядываюсь на массивный старый особняк, в дверях стоит только Клара, руки скрещены на груди,
