они ухаживать за Береном; так некогда дочь Тингола исцелила его от раны, что нанес Куруфин. Но эта рана была опаснее, ибо в кровь проник яд. Долго лежал Берен без сознания, и дух его странствовал у темных границ смерти; и не отступала боль, преследуя его в видениях и снах. Но когда Лутиэн уже утратила надежду, Берен вдруг очнулся, и взглянул вверх, и увидел листву на фоне неба, и услышал под сенью листвы негромкий, медленный напев Тинувиэль. И вновь наступила весна.
Впредь Берен звался Эрхамион, что означает Однорукий; и в чертах его лица навеки запечатлелось страдание. Но любовь Лутиэн вернула его к жизни; и поднялся он; и вновь бродили они по лесам рука об руку. И не спешили они покидать те места, ибо казалось им, что нет прекраснее края. Воистину Лутиэн всем сердцем желала поселиться навсегда в лесной чаще, позабыв дом и народ свой, и величие эльфийских королевств; и на время Берен обрел покой. Но не мог он надолго позабыть о своей клятве возвратиться в Менегрот и не желал навсегда разлучить Лутиэн с Тинголом. Ибо Берен чтил законы людей и считал, что воля отца – священна, и не посчитаться с нею возможно лишь в крайности; и казалось ему, что не пристало деве столь благородной и прекрасной вечно жить в лесах, словно неотесанным охотникам из числа людей, не зная ни дома, ни почестей, ни прекрасных творений, отрадных для королев эльдалиэ. Потому со временем Берен убедил ее: вдвоем покинули они эти бесприютные земли; и Берен вступил в Дориат, ведя Лутиэн домой. Так судил им рок.
А в Дориате наступили черные дни. Горе и безмолвие воцарились во владениях Тингола, когда исчезла Лутиэн. Долго искали ее, но напрасно. И говорится, что в ту пору Даэрон, менестрель короля, покинул Дориат, и никто его более не видел. До того, как Берен явился во владения Тингола, Даэрон слагал музыку для Лутиэн, когда пела и танцевала она; и любил ее великой любовью, и грезы свои о ней воплощал в дивных мелодиях. То был величайший из эльфийских менестрелей к востоку от Моря, что превзошел самого Маглора, сына Феанора. Охваченный отчаянием, ушел он в неведомые края, разыскивая Лутиэн; и, перевалив через горы, оказался на Востоке Средиземья. Там, на протяжении долгих веков, слагал он близ темных вод плач о Лутиэн, дочери Тингола, что красотой затмевает все живое.
В ту пору Тингол обратился к Мелиан, но на этот раз она не дала ему совета, говоря, что судьба, которую сам же он навлек на себя, должна свершиться до конца и что Тинголу остается только ждать. Но король узнал о том, что пути его дочери увели ее далеко от Дориата, ибо пришли тайные гонцы от Келегорма, как уже говорилось ранее, сообщая, что Фелагунд и Берен мертвы, а Лутиэн находится в Менегроте и Келегорм желает взять ее в жены. Тогда разгневался Тингол и разослал лазутчиков, думая объявить войну Нарготронду: так стало известно королю, что Лутиэн бежала опять, а Келегорм и Куруфин изгнаны из Нарготронда. Теперь же Тингол пребывал в нерешительности, ибо у него не доставало сил воевать с семью сыновьями Феанора; но он послал гонцов в Химринг просить их о помощи в поисках Лутиэн, раз уж Келегорм не отослал ее в дом отца и не сумел удержать ее в безопасности.
Но на северных границах королевства гонцов Тингола поджидала нежданная и негаданная опасность: разъяренный Кархарот, Волк из Ангбанда. Одержимый зверь мчался с севера, разрушая все на своем пути, и, миновав наконец восточные пределы Таур-ну-Фуин, пронесся вниз от истоков Эсгалдуина точно лесной пожар. Ничто не могло остановить его, и бессильны оказались чары Мелиан, ограждающие Дориат, ибо сама судьба гнала волка вперед, и сила Сильмариля, пламя коего сжигало чудовище изнутри. Так ворвался зверь в хранимые леса Дориата, и все живое бежало пред ним. Из гонцов уцелел только Маблунг, главный военачальник короля: он-то и принес страшную весть Тинголу.
В этот-то горький час и возвратились Берен и Лутиэн. Они спешили с запада, а слухи об их возвращении опережали их, словно звуки музыки, что приносит на крыльях ветер в дома, погруженные во тьму, где царствует скорбь. Наконец достигли скитальцы врат Менегрота, и огромная толпа следовала за ними по пятам. И Берен подвел Лутиэн к трону отца ее, Тингола, и тот в изумлении взглянул на Берена, ибо почитал его мертвым, но не обрадовался король его приходу, ибо бессчетные бедствия навлек этот смертный на Дориат. А Берен опустился пред ним на колени и молвил: «Я дал слово, и я возвратился. Я пришел за тем, что принадлежит мне».
И отозвался Тингол: «Свершил ли ты назначенный тебе подвиг, исполнил ли обет свой?»
И отвечал Берен: «Мой обет исполнен. Даже теперь рука моя сжимает Сильмариль».
Тогда молвил Тингол: «Так покажи мне его!»
И Берен протянул свою левую руку, и медленно разжал пальцы, и рука была пуста. Он протянул свою правую руку – и с этого часа нарек себя Камлост, Тот, Кто Приходит с Пустыми Руками.
Тогда сердце Тингола смягчилось, и Берен сел у трона его по левую сторону, а Лутиэн – по правую, и они поведали историю Похода, а все слушали и дивились. И показалось Тинголу, что этот человек непохож на прочих смертных, и числиться ему среди великих Арды; непостижной и небывалой представилась королю любовь Лутиэн; и понял король, что назначенной им судьбе не могут противостоять никакие силы мира. Потому наконец он уступил, и перед троном короля Берен и Лутиэн соединили руки.
Но тень омрачила ликование жителей Дориата, радующихся возвращению прекрасной Лутиэн. Узнав о причине безумия Кархарота, эльфы преисполнились еще большего страха, понимая, что разъяренный зверь заключает в себе великую угрозу, ибо ему передалось могущество священного камня; и одолеть его едва ли возможно. И Берен, услышав о нападении Волка, понял, что не завершен еще Поход.
С каждым днем Кархарот приближался к Менегроту; засим стали готовить Охоту на Волка: немало сложено легенд о травле чудовищ, но ни одна не повествует о подвиге более опасном. На Охоту отправились Хуан, Пес из Валинора, и Маблунг, Тяжелая Длань, и Белег Могучий Лук, и Берен Эрхамион, и Тингол, король Дориата. Ранним утром выехали они в путь и переправились через реку Эсгалдуин; Лутиэн же осталась ждать у врат Менегрота. Мрачная тень пала на ее сердце, и показалось ей, что померкло солнце и сделалось черным.
Охотники свернули к северо-востоку и, следуя по течению реки, набрели наконец на Кархарота, злобного Волка, в темной лощине, там, где в северной ее части Эсгалдуин низвергается с отвесного обрыва. Кархарот стоял у подножия водопада и пил, пытаясь утолить сжигающую его жажду, и подвывал – так охотники и нашли его. Но зверь, заметив их приближение, не сразу бросился на врагов. Может статься, в сердце его вновь пробудилось дьявольское коварство, ибо сладкие воды Эсгалдуина на мгновение утишили боль; и, как только всадники направились к нему, волк прокрался в густые заросли кустарника и залег там. Но охотники расставили дозорных повсюду вокруг того места и стали ждать. В лесу же сгущались сумерки.
Берен стоял подле Тингола, и вдруг заметили оба, что Хуана рядом с ними нет. Тут же в чаще раздался громкий лай, ибо Хуан, которому не терпелось взглянуть на волка, ушел один поднять зверя. Но Кархарот ускользнул от пса и, выскочив
