Глаза уже и не серые… лиловые какие-то. Не как у человека.
Тан провел большими пальцами по мокрым ресницам, по щекам и шее.
– У тебя губы мокрые.
И нос, наверняка, красный, распухший… ужасно.
– У тебя замечательно мокрые губы.
А у него – нежные очень. И совсем все не как в тот раз, на балконе.
Тисса, кажется, начинает понимать, чего ей хочется. Только не знает, можно ли… наверняка так не принято. Хотя с этим человеком никогда не получается так, как принято. И ее тянет прикоснуться. Например, к волосам. Они мягкие и все еще мокрые. А там, где сострижены были, отрастают уже. Рубец шва прощупывается, и разгладить бы его.
– Даже так? – Он отстранился, и Тисса убрала руку.
– Ну вот, надо было молчать.
Тан не спешил ее отпускать, напротив, обнял так, что дышать стало тяжело. И плед, про который Тисса забыть успела, вытащил. Укутал зачем-то до самого носа. От пледа пахло шерстью, деревом и еще лавандой, которую сыпали в сундуки от моли. И этот цветочный запах ничуть не раздражал.
Было почти хорошо.
– Успокоилась?
– Да. Извините.
Слезопад и вправду прекратился. Вот что Тисса за человек такой? Ей бы сейчас расплакаться, объяснений потребовать, но она ощущала странное умиротворение. Ей давно не было настолько спокойно. Тисса бы, возможно, всю жизнь просидела бы вот так. И еще голову на плечо положить можно.
А тан снова ленточку развязал.
– Я же говорил, не надо извиняться. – Он расплетал косу аккуратно, с видом сосредоточенным, точно дела более важного и не имелось. – Тем более когда ты ни в чем не виновата.
– А зачем вы мне волосы обрезали?
– Я?
Какое искреннее удивление. Тисса даже на секунду усомнилась, права ли она, подозревая тана. Но кто еще? Не Гавин же… и не Долэг.
– Захотелось, – признался тан. – Не думал, что заметишь.
Ну да… если бы еще от основания, она бы и не заметила. А вот прядь, от которой осталась половина длины, очень мешала при плетении.
– Мне… не жалко. Я могу сплести вам кайдаш. Это такое кольцо из волос… мама говорила, что на Севере так делают, когда… в общем, делают.
Тисса очень надеялась, что тан не будет выяснять, зачем делают кайдаш. Не рассказывать же ему, что тот, кто его носит, говорит всем, что обручен.
– Сплети, – тан запустил пятерню в Тиссины волосы, – если не сильно пострадают…
– Совсем не пострадают.
– Я никогда таких длинных не видел…
– Их никогда не стригли.
Даже в детстве, когда Тиссе случалось сбегать и возвращаться с полной косой репейника или набирать колючей череды, которую нянюшка выбирала по семечку, выравнивая пряди костяным гребнем, похожим на те, что подарила леди Изольда. Только они, конечно, куда как более роскошны. И все равно тепло не из-за роскоши, а из-за сходства.
– Леди Льялл говорила, что придется…
…и грозилась взяться за ножницы, если Тисса сама не образумится, но почему-то медлила угрозу исполнить. Наверное, не хотела пока тратиться на парики.
– Не смей даже думать. – Он все-таки оставил волосы в покое. – А теперь поговорим серьезно. Во-первых, я еще недостаточно хорошо тебя знаю и не пойму, что тебе плохо, если ты мне об этом не скажешь. И мне бы очень хотелось, чтобы ты не молчала. Не доводила себя до такого состояния. Понятно?
– Да.
Он не сердится. Наверное.
Или все-таки сердится? Но как ей было рассказать о том, о чем не принято говорить вслух?
– Во-вторых, те… или подозреваю, что та, которая затеяла эту игру, не имеет ни малейшего права тебя осуждать. Поверь, трети из тех, кто от тебя отворачивается, самое место в борделе. Впрочем, в отличие от шлюх эти работают за идею. Вторая треть хочет быть похожей на первую, но смелости не хватает. Оставшиеся вышли из употребления, завидуют первым, презирают вторых и поэтому рьяно пекутся о морали.
Да как тан может говорить такое!
Может. И говорит. А еще кресло раскачивает, и от этого разговор становится менее гадким.
– Вы… ошибаетесь.
– Нет, ребенок. Просто ты у меня слишком светлая, чтобы замечать подобное. И не надо. Я сам побеседую с ними на досуге. Думаю, успокоятся. Но охрана тебе нужна.
Тисса не без сожаления оторвалась от плеча и посмотрела на тана. Зачем охрана? Тисса не настолько важный человек, чтобы ее охранять.
– Нужна-нужна, – сказал он. – Мне так спокойней. Сегодня тебе камень прислали. Завтра – гадюку…
Тан определенно преувеличивает. Но лучше не спорить. И сесть как сидела, потому что от его взгляда Тиссе становится жарко. Или от пледа? Или от того, что сам он горячий очень. Рубашка даже промокла, прилипла к коже. И стала видна повязка, перетягивающая грудь.
– Это в-третьих. – Тан перехватил руку, не позволив коснуться повязки, и положил себе на шею. – Сейчас я действительно не могу на тебе жениться. Не потому, что не хочу. Хочу, и даже очень.
Под ладонью бился пульс. А пальцы дотягивались до волос, которые отросли до самого ворота. И завивались еще… не так сильно, как у леди Изольды, но забавно.
Только вот повязка была.
– Что с вами случилось?
И не больно ли ему Тиссу на руках держать? Возможно, тану лучше прилечь.
– Пока не могу сказать. Но клянусь, что ничего страшного. Все добровольно… почти.
Что значит «почти добровольно»? И насколько оно действительно не страшно? У мужчин странные представления о страшном. Мама говорила, что если за ними не присматривать, то они убьются сугубо из врожденного мужского упрямства.
– Мы с дядей должны закончить одно дело… и я смогу дать тебе куда больше, чем сейчас. Надо, чтобы все было законно. А это требует времени.
Он запрокинул голову, позволяя Тиссе добраться до затылка. И если так, то ему не было неприятно?
– Как они все взвоют, когда узнают… а потом заткнутся раз и навсегда. Надо только немного подождать.
Тисса будет ждать столько, сколько нужно. Разве у нее есть другие варианты?
– Вам… не больно? – Она все-таки решилась коснуться повязки, пусть и через рубашку, но все равно понятно, что повязка слишком тонкая и, значит, рана не серьезна.
Это хорошо.
На нем и так столько шрамов, что и думать страшно.
– Не больно.
И упрямый человек снова переложил Тиссину руку на прежнее место, велев:
– Гладь дальше.
Она с удовольствием. Ее слегка убаюкивает и тишина, и тепло его тела, и мерные движения кресла, которое едва слышно поскрипывает под двойной тяжестью. Тан молчит. Тисса не знает, что сказать. И пора бы уйти, она и так слишком много времени отняла. Но Тиссе жуть как неохота уходить.
– После бала, – сказал тан. – Наша свадьба состоится после зимнего бала. Только, боюсь, гостей будет не так много. У тебя есть родственники, кроме Долэг? Или кто-то, кого бы ты хотела видеть?
