Дэдлей, оставив Бастилию и едва успев пожать руки своим друзьям, немедленно отправился в особняк герцогини. Его не приняли, но он тут же получил записку, в которой герцогиня приглашала его в тот же вечер к десяти часам в один маленький домик Сен-Жерменского предместья, где обещала встретить его. В той же записке были точно описаны и приметы домика. Дэдлей подумал, что, может быть, его заключение и страх за его жизнь тронули сердце Фаншон, и, упиваясь надеждой, уже видел себя в роскошном будуаре наедине с герцогиней.
Сэррей и Брай видели, что он счастлив, но, так как он сам ничего не говорил, то они не утруждали его расспросами. Только Филли, казалось, сильно беспокоилась, и это так бросалось в глаза, что Сэррей заподозрил опасность, которая была известна Филли, но о которой умалчивал его друг Дэдлей.
С того дня, как Сэррей угадал пол Филли, он избегал оставаться наедине с ней, и это было тем легче для него, что Филли стремилась к тому же. Поэтому Сэррей был крайне поражен, когда дверь его комнаты вдруг отворилась и на пороге показалась Филли, робкая и смущенная. Застенчивость придавала особую очаровательность Филли. Сэррей не видел фигуры, не видел цвета лица, он видел лишь глаза, и его охватывали неописуемое страстное чувство и жажда обнять это существо.
— Что тебе, Филли? — спросил Сэррей. — Ты сегодня весь день неспокойна и словно чего-то боишься. Разве нам грозит опасность?
— Да, грозит, но не нам всем, а только сэру Дэдлею, милорд! — ответил паж. — Ради Бога, не давайте ему сегодня выходить одному. Ему назначили свиданье.
— Что же, ты в союзе с дьяволом или шпионишь за нами? — недовольно спросил Сэррей. — Разве ты не знаешь, что Дэдлей никогда не простит тебе, если увидит, что ты стараешься проникнуть в его тайны?
— Пусть он возненавидит меня, милорд, пусть побьет, если ему будет угодно. Я охотно вытерплю, лишь бы предостеречь его. Ведь дама, которую он любит, обманывает его.
— Откуда ты знаешь, что она обманывает его? Да и что опасного в этом?
— Милорд, сэр будет больно уязвлен, когда узнает, что дама, которую он любит, насмехается над ним в объятиях других. Неужели ваш друг так мало значит для вас, что вы не хотите помешать ему выставить себя на посмешище?
— Филли, — возразил Сэррей, — если бы мой слуга рассуждал таким образом, я приказал бы ему молчать. Чего ты боишься? Забота о том, что Дэдлея обманут, не может заставить тебя так трепетать за него. Тебе известно нечто большее?
— Милорд, — прошептала Филли, — эта дама — наперсница королевы Екатерины.
— Что же, разве это портит ее красоту?
— Она замужем. Ее муж может убить сэра Дэдлея…
— Филли, — перебил пажа Сэррей, — и у Дэдлея есть шпага. Будь ты юношей, ты поняла бы, что слишком неловко под предлогом дружбы быть опекуном мужчины.
— Тогда я последую за ним! — сказала Филли.
— Если ревность заставляет тебя делать это, значит у тебя недостало силы воли скрыть в себе ревность…
— Довольно! — вскрикнула Филли и закрыла лицо руками. — О, не говорите о том, о чем я не смею и думать.
— Милая Филли, — улыбнулся Сэррей, — если бы он знал тебя, как знаю я… Сказать ему?..
— Ради Бога… милорд… я лучше брошусь в воду… И вы насмехаетесь над моей жалкой участью…
— Я вовсе не смеюсь, — перебил ее Сэррей и как бы случайно положил руку на шею девушки-пажа.
Он впервые дотронулся таким образом до нее, но Филли не обратила внимания на это. Боль и стыд одолели ее, она не заметила и того, что его рука тихо соскользнула с шеи и слегка надавила на горб. И Сэррей с радостью почувствовал, что горб фальшивый. Он отдернул руку, словно прикоснулся к раскаленному железу, и едва смог побороть в себе жгучее желание. С трогательной любовью и участием он смотрел на Филли.
Она любила! Как должна была страдать она, когда Дэдлей говорил о красивых женщинах и в то же время не удостаивал ее и взглядом!… А может быть, она была прекраснее, чем те, и во всяком случае достойнее его любви. Теперь была вполне понятна ее самоотверженность: ревность снабдила ее глазами аргуса, когда Екатерина заманивала его, любовь спасла его и их всех, так как без вмешательства Филли они попали бы к Екатерине в подвалы Лувра.
Сэррей не долго колебался. Он решил избавить ее от любви к Дэдлею, даже если бы это разбило ее сердце.
— Филли, — сказал он, — ты любишь Дэдлея. Не отрекайся от этого и не смотри так на меня! Я очень далек от того, чтобы смеяться над тобой и предпочел бы утешить тебя. Но ты не знаешь Дэдлея, его обманчивая внешность ослепила тебя. Я вовсе не хочу унижать его в твоих глазах, но хочу показать его таким, каков он есть. Держу пари, что женщина, перед которой он сегодня преклонялся, завтра, после того, как его тщеславие восторжествует, будет для него уже безразлична. Дэдлей верен в дружбе, но ветренен в любви. Вырви его из сердца. Я сам попрошу Дэдлея взять тебя сегодня с собой.
Филли схватила руку Сэррея и, прежде чем он успел помешать ей, поцеловала ее.
— Я знаю, что вы не желаете мне зла и, откровенно говоря, была бы счастлива последовать вашему совету, — со слезами проговорила она, — но как можно приказать сердцу иначе мыслить и чувствовать, чем оно мыслит и чувствует? Не думайте, что то, что мучает меня — ревность… Чем я могу быть для него?.. Я не могу быть ни железным панцирем, оберегающим его грудь, ни верным псом защищающим его! Но мне приятно видеть его, бодрствовать над ним, доставлять ему радость и создавать уют в жизни… Я… да я сама отвела бы его в будуар герцогини, хотя бы он затем, улыбаясь, сказал мне: «Филли, тебе я благодарен за этот счастливый час». Но сегодня у меня дурное предчувствие, оно не обманывает меня. Предостерегите его, помешайте ему! Заклинаю вас, помогите и, если он рассердится на вас, взвалите вину на меня!…
Сэррей был растроган ее признанием.
— Хорошо, — решил он, — мы тайно последуем за Дэдлеем. Но пусть любовное безумие не заставит тебя сделать более того, что заслуживает Роберт. Ты знаешь адрес?
— Я знаю его, но дама назначила ему свидание не в том доме, где она живет.
— Филли, — послышался со двора голос Дэдлея, — Филли! Куда запропастился этот окаянный мальчишка? Опять каска не блестит.
Филли вздрогнула при этом крике и поспешно выбежала. И Сэррею стало ее искренне жаль.
Как похожа эта девушка на ту, которую он когда-то любил! В последнее время она избегала его, а он — ее. По настоянию Марии, Георга Сэйтона унесли на носилках из гостиницы еще в тот день, когда окончились свадебные торжества дофина, и с тех пор о нем ничего не было слышно. Быть может, Мария скрыла от него имя его противника или гордый шотландец стыдился поблагодарить англичанина, которого обещал убить.
Насколько благодарнее, великодушнее была бедная Филли! Но кто она? Почему старуха Гуг поручила ребенка именно Вальтеру? А что если Вальтер догадается о ее поле? Или, быть может, Вальтер — отец Филли?
Над этим Сэррей раньше не задумывался, ему было все равно, благородного ли происхождения Филли или простое дитя природы. Сэррею хотелось, чтобы отец Филли был знатного происхождения и она нашла бы надежного покровителя в тот день, когда Вальтер узнает правду и оттолкнет ее. Он, Сэррей, не мог бы усыновить ее. А Дэдлей не замедлил бы сделать ее своей любовницей. Вальтер был единственный человек, который мог бы быть покровителем Филли.
II
Между тем Дэдлей отправился на свое свидание с Фаншон. Домик стоял в саду, скрытый деревьями. Днем ставни были закрыты. Лишь к вечеру помещение проветривалось и отапливалось. Прихожие были застланы коврами, комнаты освещены, портьеры плотно закрыты. Старая женщина суетилась, приводя в порядок маленький, укромный храм Венеры. В камине весело трещал огонь, благоухание распространялось в воздухе. На стенах, обитых великолепными обоями, висели соблазнительные картины, на которых были изображены купающиеся нимфы, влюбленные пастушки. В серебряных канделябрах горели благовонные свечи; на столе перед диваном в хрустальных графинах искрилось вино, всевозможные сладости манили полакомиться в этом уютном уголке. В соседней комнате с зеркальными стенами стояла кровать с шелковыми подушками и тяжелыми камчевыми занавесами, красный фонарь освещал комнату таинственным магическим светом. Третья комната представляла собой помещение для купания, устроенное с роскошью и комфортом, какие только может создать фантазия. Из этой комнаты был выход в сад, обнесенный высокой изгородью и представлявший собой сплошную беседку из цветов и благоухающих кустарников, в которую никто не мог заглянуть, кроме луны.
Вторая половина домика и верхний этаж были устроены так же пышно. Во втором этаже был танцевальный зал с мягкими креслами по стенам. На этот раз зал не был освещен.
Подъехала карета, послышались торопливые шаги у входа, а затем по лестнице. За ней подъехала вторая, третья. Вскоре комнаты верхнего этажа наполнились посетителями, но то были не влюбленные парочки, уединяющиеся по комнатам, то было общество, состоящее из двух дам и двенадцати мужчин.
