Я молча терплю его гнев. Кулаки сжаты, ногти впились в ладони, в голову ударяет стыд: противный, липкий и всепоглощающий.
— Тебя уже чуть не трахнули здесь! Или это та цель, которую ты преследуешь? — яд так и сочится в каждом брошенном слове.
Я утыкаюсь лбом в свою руку, ощущая выступивший пот. Всё, что он говорит доходит до меня не сразу. Как будто проникает сквозь некий вакуум. Ничего уже не соображаю и мечтаю лишь об одном: оказаться подальше отсюда.
— Твои долбаные игры закончатся печально, Смит!
Я зажмуриваюсь от очередной порции боли, и сдержать звук собственного унижения в этот раз не получается… Но гораздо больнее там внутри. Обида пламенем полыхает в грудной клетке, и где-то здесь я окончательно сдаюсь. Перестаю бороться с ним. Ломаюсь… Просто замираю и повторяю про себя как сильно его ненавижу. Десятки раз произношу эти слова как мантру. И да, он не дождётся моих слёз.
— Слышишь меня? — разъярённо орёт он, разжимая пальцы на моей шее.
Нет, ничего не хочу слышать! Видеть его не хочу! Кто он такой, чтобы вот так меня наказывать?
— Так надо, Смит. На всю жизнь запомнишь, — произносит равнодушно, словно залез в голову и бесцеремонно прочёл мои мысли. — Иначе с тобой никак..
— Убирайся, — только и прошу, сглатывая вставший в горле ком.
— Сама виновата, признай это, — зло бросает в ответ и, судя по глухому звуку, откидывает в сторону ремень.
— Оставь меня в покое, — не поворачивая головы, едва слышно молю я, и он, наконец, отходит, увеличивая расстояние между нами.
Разворачиваюсь и сползаю по стеночке, пытаясь игнорировать адское жжение. Кожа пылает, когда попа касается щиколоток. Я словно в тумане слежу за тем, как его белоснежные кроссовки исчезают за дверью.
Кладу лоб на сложенные руки, и только сейчас, когда он ушёл, позволяю слезам ненадолго выбраться наружу. ПлАчу. От стыда и унижения, что наваливаются на меня в троекратном размере. Кажется, я и правда заигралась… Знала ведь, чем всё может обернуться, и всё равно сделала по-своему. Да ещё и спровоцировала, пытаясь продемонстрировать своё эго. Пора бы уже понять, что с Бруксом все эти вещи не проходят. Он — отбитый на голову, слетевший с катушек, поехавший придурок… Делает, что хочет и плевать ему на чувства других людей, и уж тем более на мои…
Сквозь пальцы замечаю купюры, что разбросаны по полу. Вспоминаю, с какой злобой он швырнул мне их в лицо. Наркотики? Торговля собой? Неужели этот мерзавец и правда такого мнения обо мне… Становится противно. Не настолько ведь я конченная!
Пытаюсь унять дрожь в теле и судорожно всхлипываю, постепенно успокаиваюсь. Не стану я рыдать из-за него. Слишком много чести. Ненавижу, господи, как же я его ненавижу! Никто и никогда не унижал меня вот так! То, что он позволил себе — словно плевок в лицо.
Тыльной стороной ладони спешно вытираю слёзы. Встаю, громко выдыхая. Раздавленная гордость остаётся там, на полу. Вместе с ремнём, что валяется в углу, словно напоминая о моей собственной ничтожности. Меня передёргивает от одного взгляда в ту сторону. Испытываю отвращение к самой себе. Я действительно позволила ему себя выпороть? Окончательно и бесповоротно втоптать в грязь?
Прохожу всего несколько шагов, когда со стуком распахивается дверь, и в комнату врывается взволнованная Меган. Она пришла сюда сегодня за компанию со мной. Веселилась с Кэмероном и его друзьями, пока я работала.
— Дженна, как ты? — растерянно интересуется она, окидывая меня и комнату взглядом. — Что он сделал?
Молчу, натягивая футболку и тянусь за джинсами.
— Смит, святые небеса! — шепчет она, очевидно оценивая мою разукрашенную задницу. Боковой свет со стен однозначно позволяет ей увидеть всю эту «красоту». — Совсем спятил?
Дверь снова открывается, и на пороге на этот раз стоит Исайя. Чёртов проходной двор, а не клуб. Им вообще не положено находиться в этой зоне!
— Дженнифер, какого чёрта ты не сказала, что тебе нужны деньги? — обиженно спрашивает он, пока я поворачиваюсь к нему лицом. — Меган рассказала про выкуп собаки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Кажется, только меня смущает тот факт, что я всё ещё стою в трусах? Пытаюсь натянуть джинсы таким образом, чтобы ткань не касалась повреждённой зоны. Не выходит, а потому приходится стиснуть зубы и стерпеть.
— Мы ведь друзья! Почему ты не обмолвилась о том, что тебе звонил тот мужик? Я бы дал тебе эту долбаную тысячу баксов! — расстроенно говорит он, глядя на то, как Меган собирает с пола мятые купюры.
— Я их не возьму, — бросаю ей через плечо, заталкивая обувь в рюкзак. — И твои деньги, Исайя, мне тоже не нужны.
Просовываю кулаки в рукава излюбленной джинсовой куртки, вытаскиваю волосы, отбрасывая назад. Они непривычно длинные из-за того, что сегодня прямые.
— Как он догадался, что это ты? — вдруг поражается Ричи. — Я вообще не ожидал, Смит, что ты снова сунешься сюда после того случая.
В его голосе скользит явное недовольство и разочарование. Ещё один умник со своими нравоучениями свалился на голову!
— Отвяжись от меня! — зло обращаюсь к блондину, закидывая рюкзак на плечо.
— Ты понимаешь, что опасно появляться в таком месте одной? — выдаёт учительским тоном, подходит ко мне и качает головой.
— Я смотрю вокруг меня сплошная забота! — притворно восхищаюсь я, скалясь в фальшивой улыбке.
— А он прав, — внезапно огорошивает меня Исайя. — Ты и правда ни черта не соображаешь, что делаешь!
Не могу поверить в то, что слышу от него подобное. Стоит, перекатываясь на носках и смотрит крайне осуждающе. Хочется прямо сейчас врезать по его холёной физиономии.
— Прав? — мои глаза сужаются, превращаясь в маленькие щелочки. — Прав? Этот неадекватный поднял на меня руку! И ты — одобряешь, Исайя?
— Что значит поднял руку? — хмурится он, а потом натыкается взглядом на ремень, и его лицо вытягивается от неподдельного изумления.
— Он что…
— Да пошли вы все! — доходя до точки кипения, выплёвываю я и направляюсь к двери, желая лишь одного: остаться наедине с собой.
Бросаю быстрый взгляд на часы. Половина третьего ночи. Вызываю такси, с досадой замечая, что Ричи не бросился за мной вслед как обычно. Предатель самый настоящий… Обидно до слёз! Кутаюсь в папину куртку, ожидая машину на улице. Дождь барабанит по асфальту, а потому никого здесь нет. Пожалуй, только я и моё уязвлённое самолюбие. Достаю сигареты. Пытаюсь поджечь одну. Руки трясутся, зажигалка никак не выдаёт пламя. Психую, выбрасывая всё…
Слёзы застилают глаза, смешиваясь с холодными колючими капельками, падающими на лицо. Уже залезая в машину, решаю, что точно «домой» не поеду. Увидеть Его сейчас — просто выше моих сил.
Называю адрес водителю и всю дорогу смотрю в запотевшее окно, предполагая, как скоро смогу позабыть весь этот кошмар. Ощущение, что никогда. Настолько всё мерзко и неприятно.
Расплачиваюсь с таксистом и замечаю, что на веранде горит свет. Роуз обеспокоенно выглядывает из-под козырька и делает несколько шагов мне навстречу.
— Смит, что случилось? Я так испугалась, когда получила твоё сообщение! — с тревогой осматривает меня с ног до головы. — Пойдём скорее в дом, ты простудишься.
Она тянет меня в своё жилище, и мы тихо поднимаемся к ней в комнату. Роуз тут же начинает суетиться, снимает с меня куртку, протягивает полотенце и спешит на кухню, чтобы сделать мне горячий шоколад и бутерброды. Я прошу её успокоиться, но она только ворчит, что непременно нужен кипяток. Какие бутерброды, Роуз? Когда тут такое…
Пользуясь моментом, стягиваю джинсы, постанывая от невыносимой боли. Адская мука, скажу я вам. Приложился, не жалея сил… Безо всякого эротического подтекста. Это только в фильмах подобные сцены заставляют героиню сладко стонать от удовольствия. Я же готова стонать лишь от боли…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Лезу на кровать, укладываясь боком. Тяжело вздыхая, опускаюсь на подушку. Тяну полосатое одеяло на себя, как раз в тот момент, когда Роуз появляется в комнате с дымящейся чашкой в руках.
