Браво! – читалось в глазах присутствующих. Они видели, как Шеин и ответил, и одновременно ушел от ответа, и как при этом слегка опустил Аугова, но вполне доброжелательно, по праву старшего.
Черед был Ростислава. И он не ударил лицом в грязь.
– Кто бы спорил, Альберт Иванович! – воскликнул он. – Но нам-то конкретно что делать в этой ситуации?
Вот и попался! – подумали присутствующие. Попробуй ответить неконкретно, когда тебя спрашивают о конкретных действиях!
Но плохо знали они Шеина, закаленного в многолетних словесных битвах. Он ничуть не смутился, лишь слегка пожал плечом.
– У нас есть перечень мероприятий, которые мы должны выполнить, несмотря ни на какие изменения конъюнктуры и обстоятельств, – сказал он. – Полагаю также, что, если и нужна какая-то корректировка, то в первую очередь с ее условиями ознакомят вас, как руководителя нашей группы. И лично я был бы признателен, если бы вы поделились этой информацией.
Опа! – мысленно воскликнули присутствующие. Вот это отбрил! Дал понять Ростиславу, что нечего приставать с пустыми вопросами, на которые рядовые члены группы не могут и не обязаны знать ответа. И заодно всю ответственность перевалил на Аугова, предложив тому предъявить доказательства своей компетенции. Раз ты тут главный, обязан знать больше всех, вот и показывай свои знания!
Аугов тоже оценил ход Шеина. И понял, что Альберта Ивановича лучше иметь союзником, не пытаясь больше его принизить. Ведь Шеин на самом деле вовсе не уел его, как, наверное, подумали глупые присутствующие, он дал подсказку: если хочешь утвердиться в своем лидерстве, не расходуй силы на то, чтобы кого-то притоптать, предъяви ресурс, которого ни у кого нет, – информацию, идущую сверху. И сразу все поймут, кто есть кто.
Одна закавыка: никакой новой информации у Ростислава не было. Он звонил ночью в Москву доверенным лицам, друзьям, тем, кто связан был с высокими сферами, спрашивал, известно ли, что в украинском Грежине затевается какая-то буча, связанная с гибелью российского гражданина на территории Украины, знают ли, что, похоже, возникает, наряду с Донецком и Луганском, еще один субъект сепаратизма, допытывался, какие на этот счет есть мнения. Но никто ничего вразумительного ему, увы, не сообщил. Видимо, позиции по этому вопросу еще не определены, мнения не сформулированы.
Что ж, придется выдумывать на ходу.
Ростислав выждал паузу, оглядел всех – и все приготовились.
– Информация такая, – веско сказал он. – Украинская власть идет по пути эскалации военной напряженности, осуществив демонстративные боевые действия в непосредственной близости от российских границ. Одновременно по команде из Киева в Грежине начато возведение капитальных пограничных сооружений с целью отделения братского русского населения от своих родственников, друзей и близких. Естественно, украинские грежинцы, почувствовав реальную угрозу, готовы провести референдум о присоединении к России, на самом деле речь идет о том, чтобы узаконить фактическое положение дел, то есть считать Грежин единым населенным пунктом, как оно всегда и было.
– Так было не всегда! – вдруг послышался чей-то юный неиспорченный голос.
Ростислав медленно повернул голову, посмотрел в ту сторону и так же медленно вернул голову в прежнее положение.
– Поэтому! – продолжил он. – Наша задача – всемерно поддерживать свободолюбивые устремления украинских грежинцев. А грежинцам российским разъяснять, что они обязаны оказывать помощь всем, чем могут. Мы своих не бросаем! – с болью и гневом сказал Аугов.
Шеин слушал и благосклонно кивал, одобряя речевые модуляции Ростислава (в смысл он не вдумывался), остальные, глядя на гроссмейстера политики, тоже преисполнились чувством уважения к произносимым словам.
На этом совещание кончилось, и Ростислав наконец счел возможным подойти к Светлане.
Она рассказала о том, что произошло вчера.
– Думаю, вам нужно вмешаться, Геннадий для вас важный и нужный человек, разве нет?
– Да, очень важный. Он душа проекта в каком-то смысле. Говорите, вломились прямо в номер? И увели? Беспредел полный!
– Конечно!
– А вы там как оказались? Можете не отвечать, если что-то личное, – поспешно оговорился Аугов.
– Почему не ответить? Я была у Геннадия на правах невесты. Хотела законно вселиться в его номер.
– Невеста – это хорошо. И давно?
– Мы вчера так решили.
– Да? Интересно…
Ростислав тянул время, он никак не мог понять, кто перед ним. То ли очень наивная девушка, то ли просто дурочка. А если она умна, то каким-то таким видом ума, с которым Ростислав еще не встречался. Нет, вообще-то он не против умных девушек. Но, как он сказал бы своим друзьям, если бы они у него были, настоящая девушка должна уметь переключаться, по выражению американцев, из режима Mind-Off в режим Mind-On[39]. То есть ум включен – ум выключен. Упаси боже столкнуться с особой, которая никогда не выключает мозги. Это ужас: ты ее имеешь, а она тебя – анализирует! И друзья посмеялись бы, оценив эту шутку.
– Давайте пойдем туда! – торопила Светлана.
– Куда?
– В полицию, он там.
– Объявление предъявлено?
– Не знаю.
– Адвоката наняли?
– Нет.
– И хорошо. У нас свой юрист с адвокатской лицензией, законы наизусть знает.
– Это замечательно. Идем?
– Только не в полицию. Это неграмотно: обращаться к тому, кто сам и виновник. Можно, конечно, позвонить сразу в областное управление внутренних дел и даже в министерство…
– Вы это можете?
– Конечно, но, понимаете, хоть они и начальство, а структура все-таки одна. Они своих прикрывают. Мы вот как сделаем: с Прохором Игнатьевичем, главой вашим, я в очень хороших отношениях. Во всем помогает, даже дом сына своего под офис выделил. Вот к нему и обратимся. Я знаю специфику провинции: либо администрация и силовики дружат, значит – договорятся, либо они в контрах, значит, Крамаренко использует это как оружие в борьбе, по результату будет то же самое – отпустят.
– Наверное, вы правы. Только, знаете, на Мовчана все-таки не надо очень давить. Лучше договориться. У него сына убили, надо учитывать.
– Тот чудик, которого подстрелили, его сын?
– Почему чудик? – Светлана нахмурилась. – Степан был хороший, нормальный человек вообще-то. Отец со странностями, это да.
– Извините, действительно глупое слово сказал. Ну, решили? – спросил Ростислав, великодушно делая Светлану соавтором уже принятого решения.
– Хорошо, звоните Прохору Игнатьевичу.
– Ну, нет, звонить не буду, так не делается. Надо – сразу в кабинет. Явочным порядком.
И Ростислав, не откладывая, усадил Светлану в выделенную ему машину, они двинулись в сторону администрации и двигались минуты три: она была рядом. Кстати, когда уезжали, Ростислав заметил, что Рита стоит на крыльце дома и смотрит в их сторону. Это ему понравилось.
У Крамаренко было расширенное совещание с участием руководителей всех административно-хозяйственных подразделений. Присутствовала и пресса, то есть Яков Матвеевич Вагнер, который прихватил с собой Аркадия – возможно, для того, чтобы тот взял Евгения, в присутствии которого Вагнер чувствовал все большую потребность. Не было Мовчана, но это никого не удивляло – человеку не до совещаний. Из силовых структур были известная нам, хоть и давно мы с ней не виделись, глава МЧС Ангелина Порток и районный прокурор Зямищев, мужчина хмурый и, в отличие от многих прокуроров, крайне немногословный. Восемь лет назад он вел трудный процесс, требуя строгого наказания для заезжего черного риелтора, обманувшего одинокую старушку, грудью встал на защиту закона, хотя у риелтора оказалось множество защитников, ходатаев и покровителей, даже собственная жена Зямищева уговаривала смягчиться, но это был тот редкий случай, когда, устав от неизбежных хитросплетений профессии и должности, хочется в кои-то веки быть предельно честным, учитывая, что дело было прозрачным, а старушка была последней оставшейся в живых подругой его покойной матери. И Зямищев победил, подлецу-риелтору впаяли максимальный срок, но в тот же вечер – и Зямищева поразило, что именно в тот же, через несколько часов после окончания суда, – старушку задавило маневровым тепловозом. Адвокаты же риелтора подали апелляцию, состоялось повторное слушание в областном суде, обвинение переквалифицировали, злодей получил год условно.
И с тех пор с Зямищевым что-то случилось, он перестал верить в справедливость, в правосудие, в то, что наказанием кого-то можно исправить, а оправданием осчастливить, он уверовал в Бога и пришел к мысли, что любое решение, принятое людьми, заведомо ошибочно, поэтому исполнял свои обязанности формально и ждал скорой пенсии – как и Крамаренко.
Прохор Игнатьевич собрал так много людей потому, что был растерян и надеялся на подсказки, которые могут возникнуть в ходе общего разговора. Вчера ночью, когда он уже собирался уходить, зазвонил черный телефон, причем в тот самый момент, когда Прохор Игнатьевич взялся за ручку двери, – словно подсматривал за ним и не дал ускользнуть от ответственности. Крамаренко глядел на телефон и думал: мой рабочий день давно и законно кончился, если ты свой человек, позвонишь на мобильный телефон, если чужой, подождешь до завтра. Не подойду. Хоть ты обзвонись. И вышел. И закрыл дверь. Но телефон продолжал звонить – размеренно и спокойно, словно был уверен, что трубку рано или поздно возьмут. А вот не возьму! – мысленно сказал через дверь Крамаренко. И пошел прочь. Он удалялся, удивляясь тому, насколько громок звук звонка. Весь коридор уже почти пройден, а все еще слышно. Ничего, сейчас он спустится на первый этаж – и звони себе в безлюдной пустоте. Но вместо этого Прохор Игнатьевич бросился назад. Вбежал в кабинет, бросился к трубке, боясь, что она замолкнет как раз тогда, когда он ее схватит (парадокс, всем нам известный), но нет, не замолкла.
